– Страсти какие, – одобрил Патрик. – Так где же наш проводник?
– Плескается в речке, – скривилась Стрельцова. – И своих нагнал, настоящий заплыв. Объясняй после этого москвичам, что не стоит купаться возле Кремля. Целое утро от них нет покоя: греются на моем причале, а после снова в воду ныряют.
– А почему у Котельни? Синг Шё упал в воду напротив Кремля!
– Дракон драпанул в мою сторону. Ну и где-то в районе башни эти пастыри потеряли след. Теперь ищут подземный проход в катакомбы, убеждают пустить их в подвалы, мотивируя моей безопасностью. Типа я полная дура и не замечу змеюку! Короче, достали безмерно, жильцы беспокоятся, в чате жалобы. Уберите их от моей высотки, иначе жнецов поубавится!
Третья воинственно взмахнула рукой, ойкнула от боли и снова умолкла.
– Вернемся к утечке, – предложил Фролов. Милейший Вадим Никонорыч явно увидел козла отпущения в моем незабвенном лице и собирался продолжить перекладывать вину на девичьи плечи. Как сказал бы Юэ Лун с неизменной улыбкой, подменять белое черным. – У нас есть доказательства сговора Грига с Сингом Шё, черным драконом. Госпожа Вознесенская, а вы уверены…
Я не успела узнать, в чем уверена, а в чем нет. Даже слова вымолвить в защиту Грига. Или попытаться узнать подробности.
Я подпрыгнула на стуле от резкой боли, пронзившей заполошное сердце, там, где струился светлый металл. Лиловая кровь потекла изо рта, и не только у меня, у других сестер! Поперхнулась Варька, закашлялась пурпуром, согнулась пополам Маргарита. У Норы полились кровавые слезы!
– Что это? – прошептала Мария. – Кто кричит? Откуда удар?
Я тоже слышала крик, от которого трескались перепонки, внутренний вопль, полный боли. Неизбывное одиночество, растянувшееся на долгие годы, прорывалось сквозь барьеры души, оглушая, буравя мозг в ультразвуковом диапазоне.
Новый удар, шестерым под сердце. Отточенным ритуальным ножом.
– Долли! – всхлипнула Катерина, размазывая кровь под носом. – Дашенька, сестра, держись, мы сейчас!
4.
– Будьте вы прокляты, командор, с вашими совещаниями! – я не слышала, кто это крикнул, возможно, потерявшая корректность Марго, умиравшая вслед за любимой подругой. Ведь она сидела у Кудринки, когда ее вызвал Фролов! Могла бы биться сейчас за сестру вместо обсуждения провала кромешников!
Мы с Варькой мчались впереди на котах, и в руках Шестой сверкал гибкий меч, а глаза горели адовым пламенем. Хотелось верить, что мы успеем, ведь боль слегка отпустила, смягчилась, стала глухой и терпимой, будто Долли ввели анестезию.
Марго летела, как настоящая ведьма, на прихваченной в агентстве швабре. Горе и гнев изменили лицо, и сквозь вечную училку, образцовую леди проступила вдруг демоница, яростная, жаждущая убийства. Словно торнадо упало на город, смело весь культурный слой, и в открывшейся бездне обнажилось капище, на котором приносили кровавые жертвы. Не было больше интеллигентности, налета образования, осыпались ненужной листвой все дипломы и ученые степени. Остался сухой песок боли и безнадежная ярость женщины, одинокой и неприкаянной, у которой отнимали подругу!
На Кудринской площади мы были первыми, как наконечник копья, как авангард атаки. Вокруг высотки клубились тучи, взрывались молнии, бил в окна ветер, раскачивая звездный шпиль. Внутри дома кричали люди, с нижних этажей пытались спуститься через окна по связанным простыням. Дом тряхнуло, я увидела, как кто-то сорвался и остался лежать у стилобата, окрасив алым асфальт.
Двери парадного входа заклинило, в них бились перепуганные жильцы. В квартирах отчаянно выли собаки, добавляя визгливые ноты в общее звучание катастрофы.
Дом на Кудринской площади лихорадило, как огромное существо. Организм выходил из строя, поднималась температура, искрила проводка, обрывались лифты. Из окна второго объема потянуло дымом и гарью, пожар распространялся с бешеной скоростью, но дом к себе не подпускал. В его теле скопились вирусы, порожденные людским негативом. Дому отказывали в поддержке, не ремонтировали, перестраивали, вносили корректировки, не согласовывая с хозяйкой… И вот теперь башня мстила за все!
Марго волей со-здания потянула дверь, вырывая створки наружу. В проход выпали люди, и самых первых буквально растоптало толпой. Через миг образовался новый затор, расчищать который не было времени: огромная куча из человеческих тел, смятых, покалеченных, орущих от боли.
А дом все дрожал, пульсировал, как огромное серебристое сердце, вскрытое скальпелем потрошителя.
Вокруг башни горели руны. Я не могла разглядеть всей окружности, но услышала, что дом окольцован теми же знаками, что – вечность назад! – увидела на летней сцене театра, в ночь, когда погибла Элен. Я узнала страшные знаки, которые уничтожил Григ!
– Через дверь не пробиться! – крикнула Варька. – Айда по стенам, скорее!
Марго направила швабру вверх, и мои коты изменили курс. Мы пытались прорваться под самый шпиль башни, окутанный черными тучами.
Внизу собирались кромешники, показались еще три сестры. Катя-Котельня крикнула нам, чтоб не оглядывались на тылы, живо выстроила Нору с Марией в подобие треугольника. Раненая рука мешала, но Катерина направила всю энергию своей башни на стабилизацию Кудринки, спасая запертых в доме жильцов. Близость гостиницы «Украина» помогла, заморозила трещины, зазмеившиеся по цоколю. Чуть помедлив, Мария Громова присоединилась, замкнув треугольник.
Мы же летели вверх, где шел бой, неравный и страшный.
Кто с кем бился? Не разглядеть!
Чем смогу помочь – и сама не знала. Просто мчала на выручку милой Долли, измученной, славной, зависимой. Потерявшей желание жить. Я не слышала, что с ней сделали, я почти не ощущала музыки Пятой, зато било в уши жужжание ос, дополненное шелком гуциня.
Башня норовила нас скинуть, сопротивлялась, не верила. Она почти вышла из-под контроля Лицевого корпуса Брюса. Дом на Кудринской площади утрачивал связь с со-зданием, бился в агонии, умолкал. Стихали моторы бипланов, останавливались пропеллеры, умолкало извечное «от винта»!
Долли, держись, мы идем! Выживи, Пятая, ну, пожалуйста!
Тучи били нас, не пускали, ветер почти скинул Марго со швабры, разметал ее черные волосы, делая воистину страшной. Я подхватила Первую, перетащила на Райта. Кот рыкнул от неподъемного груза, заскользил когтями по стене высотки, но удержался, прыгнул наверх.
– Дом рушится! – прошептала Марго. – Но это не он, а Долли бьется сейчас в агонии, забирая магию всего района.
– Башня сломается? – ужаснулась я.
– Дом удержат, но там, внизу, прорвало канализацию и затапливает бомбоубежище. Если взорвутся трубы, сковавшие реку Пресня…
Я вспомнила о подземных ходах, изрезавших весь район. Потерны, так назвала их Долли. Под высотным зданием на Кудринской площади пряталось бомбоубежище, законсервированное в Перестройку. Если Пресня вырвется на свободу и подмоет опоры потерн, целые улицы рухнут в ад!
Шестая – единственная из сестер, кто не терзался сомненьями. Слезы и крики ужаса не спасали там, где шел смертный бой. Только действие, контратака. Меч мелькал в ее тонкой руке, отбивая прицельные молнии, Лефт метался по парапетам полуразмытой тенью. Варька прорывалась все выше, и я направила Райта за ней. Кот прыгнул, не удержался, снова заскользил на когтях. Кое-как влез на террасу.
Марго спрыгнула на парапет. Обняла меня, потрепала по взлохмаченной голове. Вся такая грозная, неземная, с глазами, раскосыми, как у ведьмы. Хоть иллюстрации с нее рисуй. А может, она знала Булгакова? Лезет же в голову всякая чушь, пробивается в разум на волне истерики!
– Здесь проход к лифту. Я прорвусь изнутри. А ты оставайся на этой террасе и попробуй скрипичным этюдом развеять тучи над башней.
– Там дракон, я его слышу!
– Синг Шё тоже смертен, и я рискну. У меня, кроме Долли, нет близких. Не плачь, мы справимся. Ради нее.
Последние слова Марго процедила, распахивая чью-то балконную дверь, и скрылась во мраке квартиры. Оттуда пахнуло гарью и плесенью.
Я достала скрипку из кофра, с которым уже срослась, будто рыцарь с боевыми доспехами. Посмотрела на жуткие тучи, в которых скрылась Варвара. При чем тут скрипичный этюд, разве дело в репертуаре? Импровизация – наше все. Занавес, рампа, мой выход!
Мелодия полилась сама, будто скрипка ждала лишь команды. За меня играли не руки, а пропитанное болью сердце. Ветер споткнулся о волны звуков, опрокинулся навзничь, будто ребенок, поцелованный океаном, – в пене, в песке, под дых. Башня перестала дрожать, будто в музыке скрывалась пилюля бессмертия, облегчившая боль, придавшая сил. Будто я дотянулась до Долли, скребущей по полу в предсмертном хрипе.
Тучи взметнулись выше, под шпиль, зацепились за звезду, раскачали. Я увидела чешуйчатый хвост, отблеск меча и тело льва с разодранным бронзовым боком. Райт взвыл, как дурной, и кинулся к Лефту, полосуя дракона когтями.
Я вдогонку ударила скрипичным запилом, немилосердным для уха, режущим, будто алмаз стекло. В парапет вонзилась когтистая лапа, ломая ограду террасы, сковырнула ажурную башенку, увенчанную тонким шпилем. Райт спрыгнул обратно ко мне, заслонил, впился в дракона клыками и сорвался вниз с пронзительным визгом, смятый жестокой атакой. Исхитрился вцепиться в балкон, выворачивая когти на передних лапах, вернулся, прижался к ноге, грозно оглядывая небеса. Почти сразу из-за туч показалась Шестая с мечом, замаранным кровью.
– Силен, гадина, – прошипела сквозь зубы, сплюнула полный рот крови. – Обвился вокруг, не пускает. Марго внутри? Там везде дым! Я за ней. Алька, играй, сеструха!
В этот же миг над притихшим городом, придавленным исподней грозой, с тихим звоном треснул магический свод. Вниз посыпались невесомые стеклышки, слюдяные окошки, стрекозиные крылья. Башня на Кудринской площади перестала поддерживать купол.
– Не смейте, командор! – крик откуда-то снизу, голосом Маши Громовой. – Нам тут только океанских штормов не хватало!