Шеминэ что-то ковырнул в замке. Тот протестующее скрипнул, потом щелкнул и поддался. Дверь открылась.
— Ничего особо хитрого. Теперь его можно открывать, когда угодно.
— Кто-нибудь пойдет со мной? — Уордл вопросительно оглядел товарищей.
— Меня прошу не тревожить, — зевнул Холден. — Притомился я сегодня.
— Мне так и так придется идти, — сказал Шеминэ. — Кто еще вам откроет двери камер?
— Думаю, что и мне нужно пойти, — рассудил Фоули. — Я ведь получил от стамитского полковника нечто вроде рекомендации. Возможно, это облегчит нам установление контактов.
— Здесь ты прав. — Уордл осторожно выглянул в коридор. Пусто, — Троих вполне достаточно. Незачем лезть целой оравой. Если нарвемся на охранников, будем строить из себя идиотов. Скажем, что дверь в нашей камере была не заперта. Мы не знали, что нельзя ходить по коридорам, и больше не будем.
Немного подумав, он сказал:
— Начнем поиски с верхнего этажа. Так и шуму меньше, и меньше опасности нарваться на кастанцев.
Уордл быстро и почти неслышно шел по коридору к лестнице. По ночам здание не освещалось, но это не мешало сносно видеть. При трех лунах и изобилии звезд на Гатине не бывало непроглядно темных ночей. Помимо естественного света, коридору кое-что перепадало от соседства с освещенным парапетом стены.
Выйдя на лестницу, Уордл остановился, махнул Шеминэ и Фоули, чтобы не шевелились, а сам стал вслушиваться. Наверху было совершенно тихо: ни топота сапог охранников, ни приглушенных голосов пленных.
Представляю, если бы этот корпус был целиком заполнен землянами, подумал Уордл. Какая там тишина! Тут бы все шумело и бурлило, и в самом воздухе ощущался бы бунтарский дух. В какой-то книге Уордл вычитал странное сравнение тюремных бунтов с… цепной реакцией. Где-то, в одной из камер, собирается достаточное количество человеческой «критической массы» — и пошло. Немало таких бунтов были просто выплесками слепой ярости и стихийного протеста. Но на другой планете и при иных обстоятельствах подобная «цепная реакция» — великое благо. Вот только достаточно ли будет «критической массы» семерых землян, чтобы она началась?
Уордл поднялся на седьмой этаж, заглянул в пустой, никем не охраняемый коридор, затем стал подниматься дальше. Шеминэ неслышно следовал за ним. Фоули, похожий на черную тень, был замыкающим.
На площадке десятого этажа Уордл остановился. Шеминэ и Фоули мгновенно замерли, думая, что он услышал какие-то звуки. Нет, вокруг по-прежнему было тихо.
— В чем дело? — спросил у него Фоули.
— Да так. Мне странно, что Холден не пошел с нами. Как-то не похоже на него.
— Он же заявил, что устал.
— Это я слышал, — отмахнулся Уордл, — Но Холдену ничего не стоит и соврать. Я только сейчас вспомнил, какая заговорщическая была у него физиономия, когда он говорил про свою усталость. Просто ему понадобилось мое отсутствие. Но если только, пока мы здесь гуляем, он затеет какую-нибудь пакость…
— Нам сейчас не до него, — недовольно прошептал Фоули. — Нам подвернулся шанс. Не возвращаться же обратно из-за возможных проказ Холдена.
— Черт бы побрал этого штурмана! — вполголоса выругался Уордл. — Мне хватило его Белоснежки. Разболтанный до крайности.
— А мы что, образцы послушания? — Фоули слегка подтолкнул его. — Вперед. Если тебе безразличен сон, я не откажусь хоть немного выспаться.
Уордл, не переставая хмуриться, скользнул дальше. Подойдя к одной из дверей, он приложил ухо. Изнутри слышался негромкий храп и сопение.
— Попробуем зайти сюда.
Шеминэ привалился к замку и, немного повозившись, открыл. Замок привычно щелкнул, но открывающаяся дверь предательски громко заскрипела. Уордл вошел. Какой-то проснувшийся стамит торопливо сел на койке и недоверчиво выпятил на него большие, словно у совы, глаза.
— Здесь есть алюэзинцы? — вполголоса спросил Уордл.
Стамит открыл рот, закрыл, снова открыл. Его глаза стали еще больше. Казалось, слова застыли у него в горле.
— Отвечай быстро! Алюэзинцы есть?
— Третья дверь по коридору, — выдавил из себя стамит.
— Спасибо.
Уордл вышел, осторожно закрыв дверь камеры.
Разбуженный им стамит выполз из постели и разбудил соседа.
— К нам только что приходил землянин. Вермер, ты слышишь? Землянин не выполняет распорядка и ходит по камерам.
— Ну и что ему понадобилось у нас? — довольно сердито спросил Вермер. — Должно быть, тебе это приснилось.
Натянув одеяло, он повернулся на бок и снова захрапел.
Указанная стамитом дверь отрылась бесшумно. Тихо, словно призраки, земляне вошли в камеру. Однако здесь их сразу же увидели и услышали. Алюэзинцам так и не удалось приучить себя спать по ночам. К тому же их раса обладала тонким слухом и превосходным ночным зрением.
Все двадцать обитателей камеры сидели на койках и во все глаза глядели на землян.
— Мы ищем Парту-ак-Ваима, — без околичностей сообщил Уордл, — Кто-нибудь из вас знает, где его можно найти?
Одному из пленных хватило самообладания быстро и четко ответить на вопрос:
— Он в этом здании, на втором этаже, в средней камере, выходящей во двор.
Уордл одобрительно посмотрел на алюэзинца.
— Какое у тебя звание?
— У пленных нет звания. Неужели землянам этого не объяснили?
Фоули попробовал зайти с другого конца.
— А какое звание было у тебя до плена?
— Командир полета.
— То есть офицер военно-космических сил?
— Да. Но теперь у нас нет офицеров.
— Как тебя зовут? — спросил Фоули.
— Дареут.
— Спасибо. Мы запомним оказанную тобой услугу.
Они уже собрались уходить, однако Дареут не считал разговор оконченным.
— Земляне, хочу дать вам совет. Наиболее пригодными являются отхожие места.
— Наиболее пригодными? — Уордл остановился и недоуменно посмотрел на алюэзинца. — Наиболее пригодными для чего?
— Для самоубийства. Если оно произойдет в другом месте, твоих товарищей накажут за пособничество.
— Спасибо за совет, Дареут, — необычайно вежливо произнес Уордл.
Земляне вышли в коридор.
— Боже мой, ну и сознание у них! — вспылил Уордл. — Стоит нарушить какие-то идиотские правила, и ты уже либо свихнутый, либо потенциальный самоубийца!
— Побереги свои эмоции, — посоветовал ему Фоули, — Мы как, спустимся на второй этаж прямо сейчас или оставим визит к генералу на другую ночь?
— Нет, пойдем сейчас. Неизвестно, что будет завтра.
Троица беспрепятственно спустилась вниз и нашла нужную дверь. Шеминэ открыл замок, и они вошли внутрь. Камера была точной копией их собственной. Те же двенадцать коек, но ни одной пустой. Их встретила дюжина алюэзинцев. В горящих, как у кошек, глазах не было ни малейшего признака сонливости.
Уордл шепотом спросил, где койка генерала. Алюэзинец махнул рукой:
— Там.
Земляне, не сговариваясь, поняли, как им сейчас действовать. Четким строевым шагом они подошли к указанной койке и встали по стойке «смирно», подняв головы и распрямив плечи. Три руки взметнулись в воинском приветствии.
— Капитан Уордл и двое сопровождающих его офицеров с докладом к генералу Парте-ак-Ваиму!
Генерал Парта полностью сохранил самообладание и немалую долю достоинства. Встав, он аккуратно сложил свое единственное грязное одеяло и натянул поношенную одежду. Потом оглядел низкорослых землян. Генерал был старше многих пленных, о чем свидетельствовали морщины на лице и в уголках глаз.
— Насмешки на меня не действуют, — тихо сказал он. — А бывшим офицерам не пристало так себя вести.
— К нам, господин генерал, слово «бывший» не относится, — твердым голосом ответил Уордл. — Мы по-прежнему считаем себя офицерами. Меня никто не лишал капитанского звания. И вы для нас по-прежнему генерал.
— Неужели? — У алюэзинца удивленно изогнулись брови. — Только какой армии?
Удалось, честное слово удалось! Он спросил, и явно не из праздного любопытства. Хорошее начало. Теперь главное — не упустить момент.
— Имею честь сообщить вам, господин генерал, что вы являетесь генералом армии независимой Гатинской Республики.
— Вы серьезно? Кто это говорит?
— Космический Союз, господин Парта. Гатинцы испытывают острую потребность в каждом офицере.
— Что за ерунда? — поморщился Парта. — За всю свою жизнь я никогда не слышал ни о каких гатинцах. Я не верю в существование подобной расы. А если она все-таки существует, то где находится?
— На Гатине, господин генерал.
Ага, удар пришелся в цель.
Парта отпрянул.
— Но Гатин… это же здесь.
— Так точно, господин генерал.
— Я не являюсь уроженцем Гатина.
— И кастанцы тоже — не местные жители.
— Я… я…
Уордл пристально глядел на него.
— Кто вы, господин генерал?
Ответа не было.
— Вы либо гатинец, либо — пустое место, — сказал Уордл, — А вы не можете, не имеете права быть пустым местом.
Генерал Парта не ответил. Он стоял, словно в строю, не шелохнувшись, повернув лицо к окну и устремив глаза к звездам. Одиннадцать сокамерников генерала, сами не понимая почему, тоже встали.
— Здесь, на нашей планете, — продолжал Уордл, — в настоящее время хозяйничает четверть миллиона кастанских захватчиков. Но им противостоят четыреста тысяч боеспособных га-тинцев, у которых нет всего-навсего оружия. Все остальное у них есть.
— Но стамиты…
— Какие стамиты? Здесь нет стамитов, господин генерал. Здесь есть только гатинцы.
Генералу Парте понадобилось некоторое время, чтобы совладать с бурлящими у него в голове мыслями. Сейчас ему приходилось сражаться не на поле боя, а в своем сознании, и битва эта была против укоренившихся представлений о пленных как о безгласных рабах, лишенных всякой надежды на свободу и вынужденных до самой могилы влачить жалкое и позорное существование. И теперь земляне вдруг все перевернули с ног на голову, утверждая, что это и есть правильное положение, в котором каждый из пленных отныне должен жить. Свыкнуться с подобной идеей в считанные минуты было крайне сложно. Земляне, образно говоря, предлагали ему научиться ходить по потолку.