Это разумно, но этого недостаточно: к чему останавливаться на углекислом газе? Существует несколько глобальных систем, обеспечивающих существование жизни на Земле; климатические изменения – это всего лишь один из огромного множества способов, которыми человеческая деятельность может причинить вред планете. Можно вспомнить о разрушении экосистем; о мертвых озерах и закислении океана; о сокращении биоразнообразия; круговороте азота и фосфора; уровне содержания твердых частиц в воздухе, воде и почве; о загрязнении искусственными веществами; и многом другом.
Эти проблемы возникают из-за того, что практически все придуманные человеком энергетические, транспортные, строительные, индустриальные и торговые структуры построены на платформах, которые разрушают глобальные экологические системы.
Расчет общего экологического «следа» той или иной деятельности будет более точным, чем «углеродный след», показателем уровня, на котором мы истощаем все глобальные системы обеспечения жизни на планете
Эти новые принципы измерения возникли благодаря появлению сравнительно новой науки – индустриальной экологии, представляющей собой результат слияния «точных» наук типа физики, химии и биологии с прикладными дисциплинами вроде организации индустриального производства или промышленного дизайна. Подобная «экоматематика» помогает нам оценивать эффекты, на которые мы в иных случаях просто не обращаем внимания. К примеру, когда промышленные экологи измеряют, насколько вы сокращаете «углеродный след», отправляя на переработку пластиковый стаканчик из-под йогурта, они фактически учитывают лишь около 5 % общего «углеродного следа» этой порции йогурта: большая часть его связана с выбросами метана, которые производит скот (в том числе и молочный), а вовсе не с пластиковым стаканчиком.
Кроме того, существует проблема мотивации. Эволюция совершенствовала человеческий мозг для того, чтобы помочь нашим предкам выжить в эпоху, когда основной угрозой для них были хищники. Наша система восприятия не была настроена на то, чтобы идентифицировать макро– и микроизменения, сигнализирующие об угрозе для планетарной системы. И когда речь заходит об этих угрозах, мы страдаем от этой слепоты системы. Хотя идея «следа» и предлагает определенную когнитивную уловку, помогающую нам сделать хоть что-то для блага планеты, она слишком часто дает неблагоприятный психологический эффект: осознание того, что мы наносим ущерб своей планете, может быть депрессивным и демотивирующим. Как показывают статистические исследования в области общественного здравоохранения, негативные сообщения такого рода приводят к тому, что большинство людей начинает сознательно игнорировать неприятную информацию. Поэтому вместо того, чтобы стыдить или пугать нас, ученым стоит рассказывать о чем-то позитивном, о чем-то, что мы в состоянии сделать.
И вот наступает время для нашего «приложения рук» (handprint), то есть сумма всех способов, которыми мы можем уменьшить «след» (footprint), который мы оставляем. Чтобы рассчитать этот показатель, мы можем взять «след» в качестве отправной точки, а затем сделать следующий шаг: оценить все полезные вещи, которые мы делаем (переработка, повторное использование, велосипед вместо автомобиля). А потом попробовать убедить других людей делать то же самое.
Или изобрести замену для технологий с высоким показателем «следа» – например, заменитель для пенополистирола, изготовленный из рисовой шелухи и мицелия, а не из продуктов нефтепереработки.
В расчете нашего «отпечатка руки» используется та же методология, что и для расчета «следа», однако в результате мы получаем позитивный показатель – чем больше этот «отпечаток», тем более последовательно вы снижаете свое негативное влияние на планету. Сделайте так, чтобы ваш «отпечаток» был больше вашего «следа», и вы сможете сохранять и укреплять планету, а не разрушать ее. И как говорят исследования мотивации, подобный позитивный настрой с гораздо большей вероятностью поможет людям двигаться в сторону благой цели.
Беспредельный научный и технологический оптимизмСтюарт Пимм
Председатель кафедры консервационной экологии, Университет Дьюка; автор книги A Scientist Audits the Earth («Ученый инспектирует Землю»).
Наука и технология смогли настолько улучшить нашу жизнь, что кажется просто невежливым на них жаловаться. Я осознаю эти преимущества лучше, чем многие другие. Я провожу полевые исследования там, где живет «вторая половина мира» – то есть большинство мирового населения. Эти люди слишком бедны для того, чтобы иметь свободный доступ к безопасной питьевой воде, антибиотикам и достаточному количеству электричества (если оно вообще у них есть). Я же могу прийти домой, включить свет, налить воды из-под крана и выпить нужную таблетку. Подобно тому как естественный отбор в прошлом отбирал победителей, но при этом жестко отсекал большинство мутаций, так и наука, которую мы все любим, еще не делает героем каждого ученого в белом лабораторном халате. Многие из предлагаемых научных идей преследуют слишком узкие цели, плохо продуманы в долгосрочной перспективе, их изучение требует слишком много внимания или же они просто обслуживают сами себя. Хуже того, наш оптимизм в отношении науки создает моральную опасность. Если наука обещает все починить, зачем беспокоиться, если мы по собственной вине что-то сломали?
К примеру, при обсуждении добычи сланцевой нефти и поставок недорогого ископаемого топлива мы можем оценить и очевидные преимущества технологии гидравлического разрыва, и довольно реальные и немедленные угрозы, связанные с этой технологией. Для Соединенных Штатов важно, чтобы источники энергии находились именно здесь, а не в какой-то стране с неустойчивым политическим режимом, где для защиты этих источников могут понадобиться те или иные военные приключения. Например, вторжение: понятно, что мы вряд ли вторглись бы в Ирак, если бы основной статьей его экспорта были дыни-канталупы.
Так что – аплодируем сланцевой нефти? Это вряд ли! Представим себе, что технологии добычи любого ископаемого топлива были бы дешевыми и полностью экологически безопасными для региона, в котором ведется добыча. Это наверняка привело бы к еще большему объему выбросов углекислого газа в атмосферу и еще более серьезным глобальным последствиям. Каким бы противоестественным это ни казалось, но чем совершеннее (чище, дешевле, быстрее) становится та или иная технология, тем более серьезной становится проблема присутствия слишком большого объема CO2 в атмосфере.
Разумеется, несколько десятилетий, в течение которых нам будет доступно дешевое топливо, дадут нам возможность развиваться и перейти к возобновляемым источникам энергии, однако в целом это похоже на азартную игру, проигрыш в которой будет означать катастрофу в масштабах планеты.
Но, может быть, еще какие-то новые технологии помогут нам избавиться от выбросов углекислого газа и позволят и дальше свободно добывать ископаемое топливо? Так думают только те, кто стремится получить немалые исследовательские бюджеты на развитие своих идей. Лучшую и самую дешевую технологию избавления от чрезмерного количества CO2 мы, экологи, называем простыми словами «долой дрова». Сжигание древесины обеспечивает примерно 15 % глобальных выбросов углекислого газа, поэтому снижение объемов этого сжигания – что довольно успешно удается в последние годы Бразилии – в любом случае неплохая идея. Правильным (в том числе и с точки зрения экономики) было бы также восстановление лесов в местах вырубки. Не будем забывать, что деревья растут на планете еще с девонского периода.
Из всех негативных эффектов, связанных с нагреванием планеты, самый серьезный – это утрата биоразнообразия. Скорость исчезновения биологических видов уже в тысячу раз выше нормальной. А изменение климата влияет на эту скорость все сильнее.
Но у оптимистов есть ответ и на эту угрозу! И самое простое, что они предлагают, – это воскрешение мертвых. «Возрождение» (de-extinction) видов – причем прежде всего самых харизматичных – думаю, этот сюжет вам уже знаком. В фильме «Парк Юрского периода» палеоботаник восхищается деревом, относящимся к виду, вымершему несколько миллионов лет назад. Затем у дерева появляется ящер-зауропод и начинает срывать листья. После чего нам рассказывают, как, собственно, ученые научились воссоздавать этих животных. Жаль, что в фильме ничего не говорится о том, как вырастить за одну ночь дерево такого размера – в нормальных условиях для этого потребовалась бы сотня лет, а то и больше. Для прокорма одного зауропода в реальных условиях потребовались бы тысячи деревьев множества разных видов, а также их опылители и, возможно, их самые необходимые симбиотические грибы.
Сейчас на грани исчезновения находятся миллионы биологических видов. Возрождение видов представляет собой лишь ничтожно малую часть решения кризиса, в ходе которого множество видов животных (и больших, и маленьких), растений, грибов и микробов исчезают в тысячу раз быстрее нормального уровня.
Защитники идеи возрождения видов заявляют, что хотят воссоздать только странствующего голубя и пиренейского козла (Capra pyrenaica), а не динозавров. Они исходят из того, что растения, от которых зависело выживание этих видов, существуют и сейчас, соответственно, их не придется воссоздавать. Действительно, в ботанических садах по всему миру имеются коллекции значительной части растений мира – некоторые из них уже не встречаются в дикой природе, а некоторые находятся на грани исчезновения. Таким образом, проблему их вымирания можно было бы решить намного проще, чем путем воскрешения видов животных, чего так жаждут оптимисты.
Возможно, это и так, однако стоит задуматься о возникновении других вполне практических проблем: пиренейскому козлу потребуются не только растения, которые можно съесть, но и безопасная среда обитания. Те из нас, кто выступает за реинтродукцию редких видов из зоопарков и ботанических садов в дикую природу, должны для начала ответить себе на один простой вопрос: где все эти животные и растения будут жить? Пиренейский козел исчез из-за того, что этот вид полностью съели люди-охотники. Стоит нам расселить пиренейского козла в прежних местах его обитания, как он тут же станет самым дорогим блюдом из жареной козлятины, какое когда-либо подавалось на стол.