Воскрешение видов – это намного хуже, чем просто растрата средств. Эта идея порождает ожидания на то, что биотехнологии способны компенсировать ущерб, который мы наносим биоразнообразию планеты. Фантазии о возрождении исчезнувших видов крайне соблазнительны. «Настоящие ученые», одетые в белые лабораторные халаты, вооруженные странными машинами со множеством рукояток и цифровых дисплеев, выступают в поход ради спасения планеты от последствий наших излишеств. В этой картине нет ни сложнейших взаимоотношений между людьми, ни политики, ни экономики, характеризующих мир, в котором я живу. В ней никто не думает о реальности разрушения сфер обитания и неустранимом конфликте растущего человечества и дикой природы. Зачем тревожиться, что тот или иной вид вымирает? Да мы запросто сохраним его ДНК, а затем воскресим вид, когда нам это потребуется.
Каждый раз, когда я выступаю на слушаниях в Конгрессе на тему вымирания видов, мне задают один и тот же вопрос: «Разве мы не можем без особо неприятных последствий ограничить поголовье пятнистых сов и на всякий случай сохранять некоторое количество особей в неволе?» Подлинный смысл таких высказываний вполне понятен: «Давайте вырубим почти все коренные леса на западе Северной Америки, поскольку, если мы можем сохранить биологические виды с помощью высокотехнологичных решений, лес как таковой нам, в общем-то, и не нужен». То есть нас призывают терпимее относиться к огромному риску исчезновения множества биологических видов.
Защита природы – это сохранение экосистем, самостоятельно созданных теми или иными видами живых существ; эти виды зависят от созданных ими систем. Защита природы – это поиск альтернативы, устойчивого будущего и для людей, и для лесов, и для болот… И никакие генетические фокусы не помогут решить эти основополагающие проблемы.
Мы не должны ограничивать науку. Я всецело признаю ее успехи. Нам следует лишь отказаться от идеи о том, что новых и более технологически изощренных решений будет достаточно для того, чтобы починить наш мир. Без здравого смысла нам не обойтись.
Ученый должен заниматься только наукойБуддини Самаринге
Молекулярный биолог.
С точки зрения статистики факты таковы: у вас гораздо больше шансов погибнуть во время прогулки верхом (одно серьезное неблагоприятное событие примерно на каждые 350 случаев), чем при употреблении «экстази» (одно серьезное неблагоприятное событие примерно на каждые 10000 случаев). Тем не менее ученый, который в 2009 году публично огласил эти статистические данные, был немедленно уволен с должности председателя Британского Консультационного совета по вопросам злоупотребления наркотиками (Advisory Council on the Misuse of Drugs).
Смысл деятельности профессора Дэвида Натта заключался в том, чтобы давать правительственным чиновникам научные консультации в вопросе классификации незаконных наркотиков в зависимости от степени их вреда. А уволили его потому, что заявление Натта заставило общественность увидеть пропасть между политикой правительства Великобритании в отношении наркотиков и научными данными. В наши дни использование наркотиков типа марихуаны в медицинских целях технически остается незаконным в Соединенном Королевстве.
К сожалению, подобные примеры замалчивания часто имеют место при обсуждении научных тем, неоднозначных с точки зрения политики. Правительство США аналогичными образом «давило» на ученых-климатологов в 2007 году – по некоторым данным, 46 % из 1600 опрошенных ученых сталкивались с просьбой не использовать понятие «глобальное потепление», а 43 % сообщили, что опубликованные ими работы были отредактированы таким образом, что это меняло смысл их выводов. В результате была фактически заблокирована программа подготовки США к возможным последствиям климатических изменений, причем эта проблема сохраняется и по сей день.
И здесь можно вспомнить другую историю – леденящую кровь историю о Николае Вавилове. Вавилов занимался генетикой растений в Советском Союзе во времена Иосифа Сталина. В 1940 году его посадили в тюрьму за критику псевдонаучных взглядов Трофима Лысенко, протеже Сталина. Вавилов умер от голода в тюрьме несколько лет спустя, а идеи Лысенко, основанные на теории наследования Ламарка, были признаны антинаучными лишь в 1948 году. Но от последствий «лысенковщины» советское сельское хозяйство страдало еще в течение нескольких десятилетий.
Понятие «научного метода» определяется в Оксфордском словаре английского языка как «метод или процедура… состоящие в систематическом наблюдении, измерении и экспериментах, а также в формулировании, тестировании и модификации гипотез». Научный метод – это самый тонкий из инструментов, позволяющих нам продвигаться к истине. Если этот метод применяется правильно, он способен исключить присущие нам предвзятости или хотя бы нивелировать их последствия. Ученые учатся владеть этим грозным инструментом, чтобы лучше понимать окружающую нас Вселенную. Истина, которую они видят, порой противоречит нашим текущим убеждениям, однако когда меняется понимание фактов (в результате новых свидетельств и тщательных экспериментов), вместе с ними должны меняться и наши взгляды.
Я рассказал о двоих в разной степени пострадавших ученых для того, чтобы проиллюстрировать, к чему может привести исключение науки из политического процесса. С другой стороны, иногда такое отстранение от политики происходит по инициативе самих ученых, которым не хочется принимать участия в политической деятельности и вместо этого сконцентрироваться на сборе данных и публикации результатов.
В мире науки имеется общее негласное представление о том, что ученый обычно использует научный метод в стенах собственной башни из слоновой кости. Ученый – это бесстрастный, отрешенный экспериментатор, которого интересует лишь его собственная работа и который не хочет иметь ничего общего с реалиями окружающего мира. Ожидается, что ученый будет заниматься одной лишь наукой, искать истину, а затем делиться этой истиной с остальными, – и пусть мир сам решает, что с ней делать.
Это совершенно неправильно. У ученых имеется моральное обязательство делиться с общественностью результатами своих открытий – они должны давать советы и рекомендации политикам и критиковать неправильное прикладное применение их открытий.
Наука влияет на жизнь каждого вида живых существ нашей планеты. И крайне странно выглядит, когда те самые люди, которые делают открытия, не принимают участия в дальнейшей дискуссии, направленной на формирование политики в соответствующем вопросе. Наука должна стать важнейшим компонентом общественной дискуссии; в настоящее время она таковой не является. Последствия исключения ученых из политического процесса могут быть самыми плачевными. Это и криминализация наркотических препаратов, помогающих пациентам избавляться от хронических болей, и печальное отставание развития целого ряда жизненно важных программ.
Но ученым не следует ограничиваться одной лишь наукой. Возможно, нам стоит расширить понятие научного метода и включить в него еще одно обязательное требование – необходимость постоянной коммуникации с общественностью. Молодых ученых нужно учить тому, что рассказывать о своей работе публике – это ценно и это необходимо. Ученым не следует уклоняться от дебатов – в том числе и потому, что некоторые темы, скажем прямо, вообще не являются предметом спора.
Научное сообщество признало целый ряд доказательств того, что вакцинация эффективна, эволюция существует, а климатические изменения вызваны в том числе антропогенными факторами. Тем не менее в публичной сфере (возбуждаемой падкими до сенсаций СМИ и политиками, жаждущими переизбрания) эти вполне бесспорные факты продолжают вызывать сомнения. Наука основана на фактах, и если факты говорят нам нечто новое, то нам следует добавить это новое в свою политику. Мы не можем игнорировать факты просто потому, что они непопулярны или для кого-то неудобны.
Благодаря последовательным выступлениям в защиту политики, основанной на фактах, ученые смогли бы расширить масштаб собственных исследований (переломив тем самым тенденцию недавних лет). А это, в свою очередь, позволит им внести еще более заметный вклад в общее благо и завоевать общественное доверие. Они смогут обезопасить свои долгосрочные исследовательские программы от скоропалительных решений по секвестру научных бюджетов. Развитие науки находится в прямой зависимости от государственного финансирования и общественной поддержки. Космическая гонка, проект расшифровки человеческого генома, поиск бозона Хиггса и марсианская миссия зонда «Кьюриосити» были с энтузиазмом восприняты публикой. Научный прогресс требует, чтобы ученый работал с общественностью. Однако для того, чтобы это произошло, мы должны отказаться от ошибочного представления о том, что ученый должен спрятаться в своей лаборатории.
Природа равна сумме объектов, из которых она состоитСкотт Сэмпсон
Палеонтолог, специалист по динозаврам; автор книги Dinosaur Odyssey («Одиссея динозавров»). Вице-президент по вопросам науки и пополнения коллекций, Денверский музей природы и науки.
Одна из самых широко распространенных идей в науке заключается в том, что природа состоит из объектов. Понятно, что сама практика науки требует объектности. Мы воспринимаем природу как набор объектов для того, чтобы можно было измерять, тестировать и изучать эти объекты, имея в виду главную цель – раскрытие секретов природы. И для этого часто требуется редукция сложных природных явлений до набора их составных частей – объектов. К примеру, большинство зоологов рассматривают животное не в целом, а с точки зрения либо его генетики, либо физиологии, либо классификации, и тому подобное.
Тем не менее эта довольно распространенная и многовековая традиция редукционизма и объектности мешает нам увидеть природу как целое – как нечто большее, чем просто сумма объектов (хотя подобная близорукость и противоречит научным данным).