<…> Теперь вы достигли того, к чему стремились, и Вас окружают молодые энергичные сотрудники, помогающие дальнейшему осуществлению Ваших революционных плодоводческих идей»[620].
Юбилейная статья Вавилова о Мичурине и его достижениях была напечатана в «Трудах по прикладной ботанике», в «Комсомольской правде» и в «Новом мире».
«Еще поработать» после юбилейных торжеств Мичурину не пришлось.
Он стал слабеть, появились боли в желудке, пропал аппетит, мучили кровавые рвоты. Не раз у его постели собирался консилиум светил медицины, хотя сомнений в диагнозе не было: в желудке прощупывалась опухоль, скорее всего, злокачественная.
Последние дни жизни Мичурина «Правда», «Известия», другие газеты ежедневно публиковали бюллетени о состоянии его здоровья. Десятком лет раньше печатались похожие бюллетени об умирании Ленина, почти двумя десятилетиями позже – Сталина.
Конец наступил 7 июня 1935 года, в 9 часов 30 минут утра. До 80 лет Мичурин не дожил четырех месяцев и 20 дней.
«Совет Народных Комиссаров Союза ССР и Центральный Комитет ВКП(б) с прискорбием извещают о смерти Ивана Владимировича Мичурина, выдающегося советского ученого, смелого преобразователя природы, создавшего сотни новых прекрасных сортов плодовых деревьев, всю жизнь отдавшего служению трудящимся массам».
На первой странице ведущих газет – огромный портрет Мичурина в траурной рамке. Словно почил не скромный селекционер, а великий вождь и учитель или полководец, завоевавший полмира. Из смерти Мичурина власть сделала еще одно пропагандистское шоу. Далеко не последнее.
Его тело не успело остыть, как стартовало «мичуринское учение».
Мичуринец № 1
На всенародном чествовании Мичурина в сентябре 1934 года отсутствовал тот, кто, казалось бы, должен был играть в нем почти такую же ключевую роль, как сам юбиляр. Трофима Лысенко на торжествах не было.
Почему?
Годом раньше Мичурин получил из Одессы «Бюллетень яровизации» № 4 (за октябрь – декабрь 1932 года). Дарственная надпись гласила: «ДОРОГОМУ УЧИТЕЛЮ ИВАНУ ВЛАДИМИРОВИЧУ. От неизвестного ученика. 19–21/TV-33 г. Т.Лысенко».
Авторы всех советских биографий Лысенко, приводя эту надпись, считали обязательным подчеркнуть, что Трофим Денисович поскромничал. Мичурин давно его знал, следил за его успехами. Предыдущие «Бюллетени яровизации», № 1 и №№ 2–3, стояли на его книжной полке, к одному из них даже был приклеен портрет Лысенко, вырезанный из газеты. Так ли это или не совсем так, но ясно одно: до апреля 1933 года Лысенко с «дорогим учителем» не встречался.
Встречался ли после?
Об этом есть две версии. По одной из них, Лысенко приезжал в Мичуринск, Иван Владимирович принял его в своем кабинете, но разговор скоро перешел в жаркий спор, и рассерженный учитель палкой выставил ученика за порог. По другой версии, Мичурин вообще не захотел с ним разговаривать, заперся в кабинете, и ученик удалился, не повидав учителя.
Если одна из этих версий верна, то ясно, почему Лысенко не был на чествовании Мичурина.
Вынужденный следить за торжествами издалека, он был поражен их пышностью, размахом, каскадом почестей, пролившихся на юбиляра. И многое, надо полагать, намотал на ус.
Пока Мичурин был жив, называть себя мичуринцем Лысенко не мог. Зато как только старец усоп, он ринулся в бой за передовое мичуринское учение.
В семье крестьянина Дениса Никаноровича Лысенко (село Карловка Полтавской губернии) было четверо детей: три сына и дочь. Трофим был первенцем. Он родился 17 (29) сентября 1898 года.
Денис Никанорович был работящим землепашцем, его земельный надел с годами наращивался: с двух гектаров он вырос до 14[621].
Как это удавалось простому крестьянину, биографы не уточняют. До революции Денис мог прикупать землицу; если так, то деньжата у него водились. В революцию его надел мог пополниться за счет «экспроприации», то есть захвата помещичьей земли, но это маловероятно: отобранной землей распоряжались комитеты бедноты, к коей Денис Лысенко не принадлежал. Впрочем, в неразберихе лихих годин бывало по-всякому: кто смел, тот и съел! Денис Лысенко был не робкого десятка, к тому же проворен и смекалист. Советская власть сделала землю собственностью государства; купля-продажа не дозволялась. Но бросовые участки мог распахивать всякий, у кого хватало силенок, лошадей, трудолюбия.
Обрабатывать 14 гектаров в одиночку было трудновато, приходилось нанимать работников. Значит, он был кулаком; на раннесоветском новоязе – кровопийцей, эксплуататором. Биографы Трофима Лысенко об этом, понятно, помалкивали. Трофим был нужен как выходец из крестьянских низов: если не из бедняцкой семьи, то уж точно не из кулацкой.
Главными работниками в хозяйстве, кроме самих хозяев, были, конечно, подраставшие сыновья, в первую голову, старший из них. Так было заведено в крестьянских семьях.
Так и получилось, что до 13 лет Трофим грамоты не знал. Потом был определен в начальную школу-двухлетку: другой в Карловке не было. От домашних дел школа не освобождала, погрузиться в учение, хоть и с опозданием, он не мог. Все же выучился с натугой читать, немного писать и считать. И главное – появилась тяга к дальнейшей учебе.
Полтавская начальная школа садоводства и огородничества была создана губернским земством для местных жителей. Возраст для поступающих – 14–15 лет, курс обучения четырехлетний: подготовительный класс и три основных.
В классах ученики проводили по два-три часа в день. Занимались всем понемножку: от чтения и письма до огородничества, садоводства, землеустройства, законоведения, пчеловодства, даже черчения… Упор делался на практические занятия в саду и в поле.
Начальное садоводческое образование открывало дверь в среднюю школу. В 1917 году Трофим Лысенко поступил в Училище садоводства в городе Умань, располагавшееся в бывшем имении графа С.А.Потоцкого.
Сказочно богатый магнат приобрел его в конце XVIII века и не пожалел миллионов, чтобы создать великолепный архитектурно-парковый ансамбль, который он подарил своей молодой жене Софии, потому имение получило название Софиевка. У сына Потоцкого оно было конфисковано за его причастность к польскому восстанию 1830 года. Базой училища садоводства стало в 1859 году, за полвека накопило славные традиции. Но учеба в нем Трофима Лысенко пришлась на такое время, когда о нормальном учебном процессе в Уманском училище не могло быть и речи.
О том, что творилось в городке Умани в годы Гражданской войны, мне приходилось писать в 2005 году, опираясь на документальные материалы «Багровой книги» С.И.Гусева-Оренбургского[622]. Позднее был опубликован доклад уполномоченного по Уманскому району Х.Д.Проскуровского от 5 июля 1919 года, изобилующий леденящими подробностями. Небольшой городок (около 30 тысяч жителей) захватывали различные самостийные группы, «партизанские» отряды, петлюровцы, эсеровские повстанцы, григорьевцы, карательные отряды, набегавшие из Винницы. Власть менялась каждые две-три недели, а каждая смена власти сопровождалась грабежами, насилиями, погромами, «контрибуциями»[623].
Училище садоводства в докладе Проскуровского не упомянуто, но это молчание красноречиво: если бы в кровавом месиве оно каким-то чудом оставалось райским островком законности и порядка, докладчик об этом сказал бы.
Садовые участки и земельные угодья училища наверняка подвергались грабительским набегам. Зарплата преподавателям, рабочим, служащим задерживалась на много месяцев или вообще не выплачивалась. Многие преподаватели разъехались, частью эмигрировали. Да и из учащихся, скорее всего, немногие там оставались.
Никаких сведений о Трофиме Лысенко в Умани не обнаружено. Вероятно, большую часть трехлетнего срока обучения его там не было или он прятался, иначе его бы мобилизовали в одну из армий, попеременно захватывавших город: ведь ему было от 19 до 22 лет. Или он был мобилизован? Тогда в какую армию? Наверняка не в Красную, иначе его бы потом изображали героем Гражданской войны. Словом, годы в Умани – белое пятно в биографии Лысенко. Или темное?..
В 1921 году Трофим Лысенко объявился в Киеве – на краткосрочных курсах при Сахаротресте. По тем временам это была богатая организация. Ей принадлежали сахарные заводы, отобранные у хозяев, плантации сахарной свеклы, подсобные хозяйства, опытные станции, остро нуждавшиеся в специалистах.
На практику Лысенко направили на селекционную станцию в поселок Верхнячка, в 15 верстах от Умани, так что места ему были знакомые. Станцией руководил Н.Ф.Деревицкий. Трофим Лысенко провел на ней два месяца, затем получил назначение на опытную станцию Сахаротреста в Белой Церкви.
Понятно, что заниматься здесь он должен был сахарной свеклой, но он почему-то решил вывести новый сорт томатов. Из этого, разумеется, ничего не вышло. Чувствуя, что недостаточно подготовлен, он поступил в Киевский сельскохозяйственный институт. Заочно. В 1925 году Лысенко стал агрономом.
Дипломированный агроном и – сын крестьянина! Трофим уже понимал, как это надежно, выгодно, удобно в стране рабочих и крестьян. Но как воспользоваться этой выгодой?
Агроном Лысенко получил назначение в Азербайджан, в Ганджу (потом Кировабад, теперь снова Ганджа), где была основана новая опытная станция. Его должность – младший специалист по селекции бобовых, фуражных и сидерационных[624] растений. Директор станции – его давний знакомый Н.Ф.Деревицкий, переведенный сюда из Верхнячки.