совершенно секретный Меморандум об антисоветской деятельности Вавилова. Вот подзаголовки разделов, из коих он выстроен:
«Период 1924–1936 гг. Возникновение к/p группировки и характер к/p деятельности»
«Состав а[нти]/с[оветской] группы ВАВИЛОВА» «Каналы вредительской деятельности а/с группы» «Связи с заграницей»
«Отношение группировки к ВКП(б) и Соввласти» «Связь а/с группировки, возглавляемой ВАВИЛОВЫМ, с к/p группировками периферии»
«Организованная (очевидно, организационная. – С.Р.) деятельность»
«Вредительство»
«Деятельность а/с группировки в период конца 1938 и начала 1939 г.»[799]
Здесь вся подноготная академика-арестанта: перечислены вредительские деяния; приведены показания сообщников; крамольные высказывания самого академика.
Этот шедевр чекистского интеллектуализма подписан младшим лейтенантом госбезопасности Н.Макеевым и капитаном госбезопасности Захаровым (вероятно, Н.С.Захаров – будущий заместитель председателя КГБ). Датирован тем же 10 августа 1940 года. Значит, штудировал его старлей Хват в тот самый день. Потому, видать, и допрос был ночным: день ушел на штудирование. Так что Хват знал, кого к нему привели.
«Альбац: Вы запомнили этого человека – Вавилова?
Хват: Конечно.
Альбац: Каким он был?
Хват: В каком смысле?
Альбац: Как он выглядел, как вел себя, как держался?
Хват: Держался он хорошо.
Альбац: Боялся ли приговора?
Хват: А как он мог бояться – приговор же был еще неизвестен…»
Вот именно, господин Хват! Потому он и должен был бояться, что приговор был неизвестен. А каким быть приговору – во многом зависело от Вас.
Александр Хват всего два года был в органах, образование средненькое, в юридических тонкостях не силен, но уже старший лейтенант. Это ведь почти что майор, если сравнивать с общевойсковыми чинами. Не чета какому-нибудь сержанту Свириденко! Видать, успел отличиться, потому и доверили такое сложное дело.
«Хват: Вел он себя вполне, как говорится, достойно. На вопросы отвечал так, как положено.
Альбац: Что значит – как положено?
Хват: Ну, спокойно – в этом смысле. Никаких у нас с ним неприязненных отношений не было».
О том, насколько приязненными были отношения, можно судить вполне однозначно. Не по первому допросу, который не запротоколирован, но уже по второму-третьему.
«Вопрос: Следствию вы известны как человек,
принципиально, враждебно настроенный к существующему строю и проводимой политике советской властью, особенно в области сельского хозяйства.
Будучи на руководящей научно-исследовательской работе, вы возглавляли антисоветскую организацию и вели активную шпионскую работу. Вот об этом давайте показания.
Ответ: Я считаю, что материалы, имеющиеся в распоряжении следствия, односторонне и неправильно освещают мою деятельность и являются, очевидно, результатом моих разногласий в научной и служебной работе с целым рядом лиц, которые, по-моему, тенденциозно и характеризовали мою деятельность. Я считаю, что это не что иное, как возводимая на меня клевета.
Вопрос: Речь идет не о ваших разногласиях с некоторыми научными работниками, а о вашей активной антисоветской работе, которую вы проводили в течение долгого периода времени. Вы же пытаетесь свой арест объяснить какими-то разногласиями и недовольством лиц по отношению к вам как администратору. Предлагаем серьезно продумать поставленные следствием вопросы и давать показания по существу предъявленного обвинения»[800].
Первый из этих двух допросов начат в 13:30, окончен в 18:20, то есть длился почти пять часов. Продолжен после отбоя, до половины четвертого утра. Протокол общий, с отметкой о перерыве. Таким приемом Хват будет пользоваться постоянно: либо допросы вообще не протоколировал, либо два, а то и три допроса объединял общим протоколом: начат тогда-то, прерван тогда-то, возобновлен тогда-то. Почти в каждом есть «вопрос» типа:
«Не достаточно ли сказанного, чтобы вы убедились, что следствию хорошо известна ваша антисоветская работа. Требуем прекратить запирательство, которое ни к чему не приведет»[801].
Таково прямое свидетельство приязненных отношения следователя и арестанта.
А вот косвенное – одно из многих, вполне типичное.
А.М.Зеленый: «Он [следователь] встал и начал ходить по кабинету. Зашел сзади и схватил меня за волосы. <…> Быстро нагнув голову к столу, он начал стучать моей головой по столу, приговаривая: “Думай головой, а не ж… “ <…> И начал считать удары: раз, два, три и т. д. до 50, равномерно ударяя головою об стол. Второй рукой держа меня за плечо. <…> Снова равномерные удары головой об стол. Снова 50 ударов. “Ну? Что ты ломаешься, заставляешь меня быть невежливым». <…> «Ну что же, придется еще помочь твоей дурацкой башке”. Снова удары, снова счет: раз, два. В голове шум. Боль становится не так чувствительна, а он все считает, уже 100. Я начинаю плохо слышать, он все стучит. <…> “Я расколю сегодня твою дурацкую башку”. Он снова схватил меня за волосы и снова удары головой об стол… Я временами терял сознание… Я пришел в себя тогда, когда следователь совал мне в рот стакан с водой. Голова была мокрая. <…> Вдруг сильный удар в голову. <…> В руках у следователя было пресс-папье с мраморною плиткою. <…> Удар последовал за ударом. Голова покрылась шишками. Так с перерывами до утра, часов в 5 меня увели в камеру. <…> Я потерял слух. <…> Кроме того, у меня терялось чувство равновесия и я валился на бок. <…> В камеру вошла женщина-врач с старшим надзирателем. <…> Она осмотрела голову. Проломов нет. <…> Есть прорывы верхнего покрова кожи»[802].
Это было в 1938-м, еще при Ежове. При Берии истязания стали более изощренными: без явных следов.
В беседе с Евгенией Альбац А.Г.Хват отрицал, что использовал «недозволенные» методы следствия. Это противоречит следствию по делу самого Хвата (об этом ниже). Да и недозволенные методы — не обязательно избиения.
Когда подследственному днем не разрешают прилечь, а ночами допрашивают, не составляя протоколов, это тоже недозволенные методы. А если «Протокол» пяти – десятичасового допроса составляет пол странички, то это карикатура на протокол, даже если допрашиваемый удостоверил, что с его слов записано верно.
Можно не сомневаться, что Вавилов на многих допросах признавался в том, что противостоял Трофиму Лысенко. Казалось бы, Хват должен был ухватиться за такие признания. В «совершенно секретном» Меморандуме, который он зазубрил наизусть, заключительный раздел («Деятельность а/с группировки в период конца 1938 и начала 1939 г.») посвящен именно этому противостоянию:
«Обращает внимание происходящая борьба а/с группировки ВАВИЛОВА за сохранение антидарвиновских основ науки. Эта к/p группировка дискредитирует работу советских ученых, группирует вокруг себя кадры а/с настроенных специалистов и ведет ничем не прикрытую борьбу с новым руководством академии сельхознаук [Лысенко]. Идеолог а/с группировки ВАВИЛОВ на собрании актива Института 2/IX-1938 г., в заключительном слове сказал: “…Наши расхождения (имеется ввиду президент с/х академии ЛЫСЕНКО) капитальные расхождения, за которые мы будем бороться до последней капли крови…” Эта установка ВАВИЛОВА воспринята группировкой как директива и весьма активно проводится в жизнь».
«Вавилов полностью отрицает теорию развития, выдвинутую ЛЫСЕНКО по каучуконосам».
«Продвигая заведомо враждебные теории (закон гомологических рядов) [Вавилов] боролся сам и давал установки бороться против теории и работ ЛЫСЕНКО, ЦИЦИНА и МИЧУРИНА, имеющих решающее значение для с/хозяйства СССР. ВАВИЛОВ говорил: “…Никаких сомнений в полной (нашей) правоте у нас нет, и ни одной пяди своих позиций мы не уступим. История за нас и история оценит нас. Ну, а борьба сейчас – это сражение Фауста с Валентином”. “…Сам по себе ЛЫСЕНКО слаб, но за ЛЫСЕНКО стоит поддержка – руководство партии и правительства, которая обеспечивает ему победу в борьбе с истиной в науке…” “…Мы были, есть и будем “анти”, – добавил ВАВИЛОВ с большим жаром, “на костер пойдем за наши взгляды и никому наших позиций не уступим“… Нельзя уступать позицию. Нужно бороться до конца»[803]
Лексикон предшествующих разделов Меморандума не менее зловещий, но те разделы составлены частью по агентурным данным, которые не могут быть судебными уликами, и частью по показаниям арестантов, полученным еще тогда, когда во главе ОГПУ-НКВД стояли Генрих Ягода и Николай Ежов. Оба расстреляны как враги народа. Обоим инкриминировалось незаконное преследование честных советских людей, незаконные, методы ведения следствия. Тем самым эти материалы были скомпрометированы и не имели юридической силы.
За их вычетом – что оставалось? Противостояние «группировки» Вавилова новому президенту ВАСХНИЛЛысенко! Коль скоро доктрины Лысенко имели «решающее значение для с/хозяйства СССР», а Вавилов признавался в том, что им противостоял, то все проще пареной репы: задай уточняющие вопросы, запротоколируй ответы, и Обвинительное заключение готово! Дело нескольких дней. За такой успех Хвату полагалось бы знатное вознаграждение: денежная премия либо повышение звания, а скорее всего, то и другое!
Однако именно эту часть вавиловских показаний Хват занес только в первый свой протокол, причем сразу же их оспорил. А затем, за 11 месяцев следствия, ни одного