В древности это был крупный город на Великом шелковом пути. Резиденция легендарных царей Персии, родина Зороастра – основателя религии огнепоклонников. Профессор Фуше рассчитывал найти здесь остатки культуры, соперничающей в своем величии с древнеегипетской и вавилонской. Среди развалин старого города он прорыл глубокие траншеи, обнажил древние стены Бактры. Но то, что он обнаружил, мало отличалось от убогих построек в современном Балхе и соседних кишлаках. Выделялась лишь городская стена из обожженного кирпича да огромные буддийские молельни с куполами, символизирующими водяные пузыри: Будда сравнивал с ними человеческую жизнь, указывая на ее эфемерность.
Не скрывая разочарования, Фуше водил российского путешественника по раскопкам. А Вавилов с трудом скрывал свое торжество: скромные результаты исследований Фуше подтверждали его выводы.
Разнообразие сортов культурных растений говорило о близости центра их формообразования, но сам центр земледельческой культуры был не здесь. Виды были представлены далеко не полным набором генов. Да и местность здесь слишком открытая, не защищенная от вражеских набегов, здесь не могла закрепиться первобытная земледельческая цивилизация.
«Следов интенсивной оседлой высокой культуры, равноценной или хотя бы сходной с великими цивилизациями древности, здесь не удалось найти и, как нам представляется, никогда и не удастся».
Ботаник поправлял археолога.
Распрощавшись с Фуше, Вавилов двинулся дальше.
Караван пересекает бесплодную каменистую степь. Дорога входит в ущелье, и путники на много томительных дней попадают в каменный плен. Со всех сторон высятся скалы. Узкая тропа, лепясь по карнизам, слепо повторяет их изгибы.
С каждым днем путь становится труднее. Тропа завалена камнями и щебнем. Она круто поднимается, потом внезапно спускается в полумрак глубоких каньонов. Пахнет затхлой сыростью. Сочащиеся влагой скалы отвесно поднимаются вверх, их прикрывает узкая полоска густой синевы.
На шестой день, обогнув большой выступ скалы, Вавилов увидел группу всадников, мчавшихся навстречу. Подскакав, они осадили коней. Просят подождать «большого начальника». С начальником случилась беда. Кто-то стрелял и тяжело ранил его. Русский доктор должен помочь начальнику.
Вавилов знает: объяснять, что он не врач, бесполезно; в азиатских странах всякого европейца считают доктором.
– Камерд, – говорит он. – Будем ждать в Камерде.
В рабате Камерд переполох. Афганцы кричат, перебивая друг друга и размахивая руками. Сейчас должны привезти или принести губернатора области.
Ночь. Но кругом светло. У стоянки каравана сотни людей с горящими факелами. Губернатора приносят на носилках. Он бредит. Вавилов велит вскипятить воду, промывает рану, выливает на нее весь имеющийся в запасе йод, забинтовывает раненого.
Наутро караван догнала свита губернатора. Выразила благодарность. Больной перестал бредить, хорошо спал. Видимо, рана не была серьезной.
Слава о замечательном врачевателе опередила караван, и в дальнейшем в каждом рабате к Вавилову обращались больные. Он снабжал их хиной, а когда она кончилась, аспирином. Особенно много было больных трахомой; им он давал цинковые капли.
На восьмой день пути Вавилов вышел в долину реки Бамиан. Здесь, на высоте двух с половиной километров, издавна обосновалось земледельческое население. Но не видно в долине ни домов, ни шатров или палаток. Люди живут в пещерах. Двенадцать тысяч пещер – естественных и искусственных – разбросано в отвесных скалах. На высокой скале, у впадения в Бамиан реки Ирак, – развалины древнего города Шахри-Зохака. Со времен легендарного Зороастра его воспевали персидские поэты. Через долину Бамиана проходил Александр Македонский. Во II веке сюда пришел буддизм. В хорошо отшлифованных нишах Вавилов видел огромные статуи Будды – высотой от 35 до 53 метров – немые свидетели далеких времен.
Каменные изваяния Будды бдительно следили за сохранением старинного уклада; под их надзором обитатели долины жили так, как их предки тысячелетия назад: в пещерах. Нельзя было сомневаться: культурные растения здесь возделываются те же, что завезли первые поселенцы.
«Лунная ночь около исполинов Будды, у снеговых вершин Гиндукуша, создавала особо торжественное настроение. Казалось, вы заглядываете вглубь тысячелетий», – вспоминал Вавилов[268].
На следующий день он встретил советских дипкурьеров, сообщивших тревожные вести. В южном районе Афганистана вспыхнуло восстание – под лозунгами джихада. Правительственные войска разбиты, повстанцы движутся на Кабул. В столице паника. Европейцы спешат ее покинуть.
Повстанцам сочувствуют горные племена, окружающие Кабул, фанатики-муллы накачивают их ненавистью к неверным.
Вавилову пришлось крепко задуматься. О том, что такое ненависть фанатиков-мусульман, он знал еще по своему путешествию в Иран. «Трудно было решить, что делать: улепетывать или идти на авось, на рожон»[269].
Колебания длились недолго. «Перспектива идти вспять, в Мазари-Шериф, когда еще впереди оставалось три четверти дела, нас не устраивала. Надо было во что бы то ни стало стремиться дойти до Кабула».
Он дошел.
Снова изменил маршрут уже в афганской столице, но это не было связано с военными действиями, которые шли с переменным успехом. На это толкнули научные факты первостепенной значимости.
«Плоские крыши домов, расположенных по всхолмлениям, придают городу своеобразный ступенчатый характер», – пишет Вавилов о Кабуле. И подчеркивает: «Вся жизнь Кабула определяется земледелием».
Второй отряд экспедиции, одолевший под руководством выздоровевшего Букинича сложный, но более короткий маршрут, уже поджидал Вавилова. Поджидали и деньги, посланные не только Зайцевым из Ташкента, но и из Питера.
С полпредом Л.Н.Старком и его сотрудниками у Вавилова установились добрые отношения. Полпредство взяло на себя пересылку диппочтой материалов экспедиции.
Путешественники отправляются по полям, набивают рюкзаки образцами растений. Наблюдают за жизнью афганских крестьян. Букинич, уже освоившийся в Кабульском оазисе, берет на себя роль гида.
Вот афганец пашет свое крохотное поле… Он совсем не налегает на плуг! Идет даже сбоку, лишь слегка придерживая его… Оказывается, конструкция плуга особенная – оттого он так легок в работе!..
Вот люди копошатся у старых развалин… Что они там собирают? Землю!.. Грузят на осликов и везут на свои поля. Ведь долина Кабула – бесплодное каменное плато. Лишь кое-где оно покрыто тонким слоем лёсса. Почти весь пахотный слой здесь создан искусственно. Не зря говорится в старых стихах: «Каждая пядь земли Кабула дороже, чем весь мир».
Сколько же труда, мудрости, творческой энергии нужно было вложить, чтобы вызвать оазис к жизни! Именно здесь появились первые оседлые племена огнепоклонников, создавшие самобытную земледельческую культуру.
Об оригинальности здешней культуры Вавилову, прежде всего, говорило огромное разнообразие форм возделываемых растений. Подлинное «пекло творения»! Путники с трудом успевали сортировать и запаковывать материал, отправляемый диппочтой, – частью прямо в Питер, частью в Ташкент, на попечение Зайцева. Ему же письмо из Кабула: «Посылаю в НКИД т. Герману 3 места материалов экспедиции (2 ящика в мешках по 1½ пуда и один мешок пуда 1½). Это будет доставлено почтой из Кабула около 5 октября. Прошу и уполномочиваю Вас взять эти грузы. Может быть, лучше их хранить у Вас в кабинете в университете. Если придут в сохранности, лучше не вскрывать до меня. Надеюсь быть в ноябре у Вас. <…> Покорнейшая просьба принять меры к сохранению материалов экспедиции, защитить их от мышей. Немало образцов добыто буквально с опасностью для жизни, и досадно будет, если они не дойдут по назначению»[270].
Беспокойство о судьбе материалов так велико, что через день он снова пишет Зайцеву – более развернуто и конкретно: «В них материалы маршрута Герат – Кабул, Мазари-Шериф – Кабул. Остальные пересланы в Питер непосредственно». И дальше: «Слишком интересный и важный материал. Среди него коробка с непроявленными фотографиями, etc.»[271].
В Иране в 1916 году Вавилов нашел пятьдесят две разновидности мягкой пшеницы. Здесь их оказалось шестьдесят. В том числе семь новых, ранее вообще неизвестных, эндемичных. Еще больше поражало разнообразие форм другого вида пшеницы – карликовой. Карликовая и мягкая пшеницы – близкие родичи, они легко скрещиваются. Но карликовая отличается трудным обмолотом. Поэтому ее культура мало распространилась по свету. А здесь, в Кабульском оазисе, возделывалось пятьдесят ее разновидностей. Значит, здесь, в небольшом треугольнике между Гималаями и Гиндукушем, сосредоточено почти всё разнообразие 42-хромосомных пшениц. Это первичный район введения в культуру «главного хлеба земли»! Пусть здесь не найдено дикой пшеницы, а виды эгилопса — дикого растения, близкого к пшенице, – встречаются лишь в северных районах страны, центр формообразования мягкой пшеницы здесь, в Юго-Восточном Афганистане и, вероятно, в прилегающих районах Индии[272].
Если бы только пшеницы! В Кабульском оазисе Вавилов обнаружил скопление форм сорнополевой ржи. В большом количестве встречались формы с ломким, осыпающимся колосом. После сбора урожая пшеницы поля Кабульской долины бывают сплошь покрыты осыпавшимися колосками ржи; крестьяне вениками выметают их. Здесь же Вавилов смог проследить весь процесс вхождения ржи в культуру! По мере продвижения пшеницы в горы рожь движется вместе с ней. Сначала из посевов исчезают ломкие формы, а неломкие остаются: их труднее отделить от пшеницы. А потом в суровых условиях высокогорий рожь вытесняет пшеницу. Этот процесс, сначала прослеженный на озимых формах, точь-в-точь повторился и на яровых.