Распоряжение выдать визы Вавилову исходило от премьер-министра, но в префектуре отказывались этому верить. После часа телефонных переговоров визы были, наконец, на руках.
«Остается, т[аким] обр[азом], Испания, Египет. Италия, думаю, даст в конце концов, и главное, Абиссиния, Судан и Сомалия.
В самом М[инистерст]ве Внутренних] дел не верили. Это всё дело маркизы[325]. Теперь надо всё обдумать. Я уже перестал даже думать о Сирии. Карт даже еще не покупал. Будь бы это на I1/2 месяца раньше!!!»
25 июня, Н.П.Горбунову: «Все мысли, как бы проникнуть в Абиссинию. Обдумываю обходные пути. Визы в Египет не дали, придется, вероятно, проходить через Аравию, если дадут визу в Судан. Это выяснится в Палестине. <…> Надеюсь через полгода овладеть средиземноморскими культурами и достать всё, что нам нужно. Но этого мало. Надо добраться во что бы то ни стало до Эфиопии»[326].
Уже в следующие дни маршрут меняется. 1 июля он писал Елене Ивановне из Марселя: «Эти дни я замотался. Всё пытался добыть визу в Египет. Пока ничего не вышло. Сегодня неожиданно решил изменить маршрут. Выяснилось, что в Сирию я все равно опоздал, а в С[еверной] Африке или надо теперь быть, чтобы что-нибудь застать, или вообще не ехать. Есть и еще много соображений. Всё обдумав, решил ехать сегодня в Африку и завтра уже буду в Алжире. Там пробуду месяц и оттуда буду делать поездки в Марокко и Тунис. Визы у меня на 1 месяц 10 дней в эти 3 страны.
Оттуда поеду в Италию (если удастся устроить с визой) и в Грецию, а оттуда уже в Палестину и Сирию. Но пока трудно сказать точно. Второй день в Марселе. Уже Средиземье, пальмы, чинары. Был на выставке С[еверной] Африки. Весьма убога, но кое-что взял.
Париж сам я видел как следует, кроме агроном[ической] части. Пастерианцы очень помогли (Метальников, Вайнберг, И.И.Иванов, он здесь, вернулся из Сенегамбии, куда ездил по обезьяньим делам[327]). Снабдили всякими прививками <…>. Итак, не верится, завтра сбудется мечта 10 лет».
В Алжире в те дни вся страна праздновала 7 5-летний юбилей Луи Трабю – «великого французского интродуктора», как назвал его Николай Иванович, не скупившийся на похвальные отзывы о коллегах. Благодаря Трабю была преобразована вся растительная индустрия небольшой страны, его влияние чувствовалось и за пределами Алжира. В его честь была выбита медаль.
Знаток тропической и субтропической флоры, Трабю создал богатейший ботанический сад, издал монографии об эвкалиптах, агавах, акациях, ввел в культуру пригодные для Алжира виды и сорта цитрусовых и других культур.
С виду Трабю был суров и неприступен. Но работы Вавилова он знал, и визит пришельца из далекой России стал для него приятной неожиданностью. Он любезно предоставил гостю свой гербарий, щедро снабдил семенами растений из своей коллекции, научной литературой. Он помог Вавилову разработать маршрут и за короткое время посетить все сельскохозяйственные районы Алжира, включая горные районы и отдаленные оазисы пустыни Сахара.
«Беседа с Трабю доставляла большое удовольствие вследствие его широкого кругозора, конкретных знаний, полета мысли и эволюционных идей»[328].
Николай Ивановича поразила скромная обстановка, в какой жила семья Трабю, – еще одно свидетельство, что науку двигают бескорыстные труженики. Принося огромные богатства своей стране и всему человечеству, сами они довольствуются малым. Это же бросалось в глаза и в Париже. В Пастеровском институте, который, по словам Вавилова, «дал человечеству больше, чем какой-либо институт в мире»[329], обстановка тоже была очень скромной.
Трабю советовал прежде всего ехать в Сахару, где урожай созрел, были в разгаре уборочные работы. Но предупредил – в июльский зной туда могут ехать только оголтелые. Ну, не зною же остановить Вавилова!
В обширный оазис Бискра вела узкоколейная железнодорожная ветка. Оазис утопал в лесу финиковых пальм. На деревьях, из-под крон, свешивались пудовые гроздья ярко-желтых, еще не созревших плодов: они созревают в сентябре и тогда темнеют. Для орошения пальм проведены канавы; их периодически наполняют водой, которая стоит в них по нескольку дней и заболачивает местность.
Бискра – город-курорт для легочных больных. Для них построены фешенебельные отели. Но больные съезжались осенью и зимой, летом отели пустовали или были закрыты. А рядом, в убогих приземистых хижинах с плоскими крышами и подслеповатыми окошками, ютились местные жители.
Обследовав Бискру, Вавилов нанял проводника и автомобиль с особыми широкими шинами и отправился вглубь пустыни, к редким крохотным оазисам, прятавшимся под сенью таких же пальм. На небольших приусадебных огородах крестьяне выращивали лук, морковь, свеклу. Уборка была в разгаре, можно было запастись образцами всех этих культур. Бросалась в глаза крупность плодов и корнеплодов, что было характерно для всего Средиземноморья.
Пшеница была уже убрана, а путешественнику нужны не только семена, но и колосья – для ботанического определения разновидностей и сортов. К счастью, в арабских поселочках бытовал обычай: из колосьев пшеницы плели украшения, их развешивали на стенах убогих жилищ. Вавилов ходил по приземистым избенкам и скупал или выменивал эти украшения.
Здесь возделывались различные формы твердой пшеницы, что характерно для всего Средиземноморья. Попадались и мягкие, явно занесенные извне. Они тоже представляли несомненный интерес. За века бессознательной селекции в условиях интенсивной поливной культуры здесь выработались особые формы мягкой пшеницы – высокопродуктивные, с толстой соломой. Эту разновидность выделил и описал ученик Трабю, профессор Алжирского университета Дюселье.
3 июля 1926 г., Е.И.Барулиной: «Начал поглощать факты <…>. Алжир наводнен пришельцами растительного мира, бразильцами, австралийцами. Я еще не очень опоздал. Кое-что можно собрать и из дикарей».
9 июля, Е. С.Зайцеву: «Наконец я в Алжире. Глаза разбегаются. Не справляюсь. Кругом и дикая свекла, и дикий лен, и тьма новых культур. Чтобы сделать всё, что надо, надо было бы в 10 раз больше времени и быть нескольким вместе. Что могу, делаю. Во всяком случае, Африкой мы начали овладевать».
Маршрут в восточную часть страны Кабилию помог выработать Дюселье, вызвавшийся сопровождать Вавилова. Кабилия – горный район, здесь прохладнее, хлеба созревают позже. Местное население – кабилы, древний народ, ответвление берберов, которые обитали здесь с незапамятных времен, задолго до завоевания арабами. Кабилы давно обращены в мусульманство, но говорят на своем языке. Их древняя письменность утрачена, но в верованиях, преданиях, образе жизни сохранялись черты древней языческой культуры, куда более высокой, чем у арабов. Дома чистенькие, крыты черепицей, тесно прижаты друг к другу. Наружу выходят высокими глухими стенами, а жизнь протекает во внутреннем дворе, скрытом от постороннего взгляда. Поселок опоясан двумя улицами – внутренняя для женщин, внешняя для мужчин.
Здесь возделывали зерновые и овощные культуры. Поля хорошо обработаны и ухожены. Состав растений резко отличался от того, что возделывали арабы в соседних селениях. Это Вавилов и ожидал. Но чего он не мог ожидать, так это того, что формы растений оказались близкими к культурам Ирана, Афганистана, Средней Азии. Здесь возделывались бобы, чечевица, горох, чина с мелкими темными семенами, почти такими же, какие он находил в Афганистане. Широко возделывалась мягкая пшеница, родственная формам Юго-Западной Азии. Значит, в древности между регионами были тесные связи, позднее утраченные! На обширной территории процветала высокая культура, которая потом деградировала. В этой горной местности, у кабилов, сохранились ее рудименты.
Из Алжира Вавилов едет в Марокко. Виза на десять дней. Охватить страну за такой короткий срок Вавилову помог Эмиль Мьеж [Emil Miege] – директор опытной станции в Рабате. Мьеж помог составить маршрут путешествия.
Из Рабата Вавилов проехал в Касабланку, оттуда в Марракеш, где нанял лошадей и переводчика и двинулся в Атласские горы, населенные берберами. Здесь, как и в Кабилии, был высокий уровень земледельческой культуры, со своеобразными растениями и навыками земледелия. Многие поля были засеяны рожью, что снова говорило о давней связи с Юго-Западной Азией. О том же говорили конопля, горох, чина… Но Вавилов обнаружил и посевы твердой пшеницы с легко осыпающимся колосом, нигде ему ранее не встречавшейся. Культура была эндемична для Атласских гор.
Почему так получалось в истории, что высокий уровень культуры, которого достигали некоторые древние народы, затем утрачивался, сходил на нет, снова наступала тьма варварства?
Такое вопросы навевали грустные мысли. Невольно припоминалась легендарная Атлантида, где процветала высочайшая культура атлантов. Согласно Платону, Атлантида погрузилась в пучины океана со всем своим населением, из-за чего цивилизация была отброшена на много столетий назад. Припоминался и приключенческий роман Пьера Бенуа «Атлантида», бестселлер тех лет. В романе цивилизация атлантов не ушла под воду. Она сохранялась в пустыне Сахара, отгороженная от остального мира безводными сыпучими песками.
Как Николаю Ивановичу удавалось выкраивать время на чтение развлекательных фантасмагорий? Видимо, читал такие книги не для развлечения, а для практики во французском языке.
17 июля 1926 г., Е.И.Барулиной: «Пересек всё Марокко, и пустыни, и степи. Проехал на автобусе. Нестерпимая жара. Начинаю глотать хинин, так как не хочу схватить марокканскую лихорадку. В центральном Марокко собрал ценный материал. Наконец, и по Ervum ervilia [дикая чечевица], льны, интересный горох. Если окажется возможным, буду возвращаться в Алжир аэропланом».