– Моз, мы должны узнать про Эмми. И если мы собираемся выбраться отсюда, нам надо узнать все возможное и про него тоже.
«Что, если он вернется? – показал Моз. – Поймает тебя?»
Я пнул ведро с водой, так что оно опрокинулось.
– Я скажу ему, что ходил за водой.
Я видел, что Мозу это не нравится и что я его не убедил, но наконец он отпустил меня.
Дверь в дом была заперта, но окна были подняты. Гроза Кабанов не удосужился вставить сетки, так что я с легкостью проник внутрь. Я ожидал свинарника, но удивился царящему внутри порядку. Подозреваю, что подобно тому, как нас заставили работать в саду, Эмми заставили работать здесь. В центре просторной гостиной стояла большая пузатая печка, источник тепла в доме зимой. Я стоял в кухонном уголке возле стола с тремя стульями. Диван отделял гостиную от небольшой зоны, где стояла пара старых мягких кресел с высокими спинками. Между креслами на столике, лак с которого слез почти до дерева, стояло то, что в те дни называлось фермерским радио, работавшим на батарейках. У Германа Вольца было такое в столярной мастерской, и он разрешал нам слушать музыку во время работы. Еще одно такое было дома у Фростов, и иногда после работы миссис Фрост разрешала нам послушать «Дни в долине смерти», «Вечерний час» или шоу Гая Ломбардо с Бернсом и Алленом[16].
Из гостиной вели две двери. Я толкнул первую. За ней оказалась скудно обставленная спальня: незаправленная кровать, комод, умывальник с большим эмалированным тазом и опасной бритвой и простое круглое зеркало над ним. На комоде стояла фотография в красивой деревянной рамке. На фото Гроза Кабанов сидел рядом с женщиной на диване в главной комнате. На коленях у мужчины устроилась девочка с косичками, примерно одного возраста с Эмми и, более того, очень на нее похожая. Гроза Кабанов и женщина выглядели очень серьезными, а девочка улыбалась.
Я толкнул дверь во вторую комнату. Заперто. Я встал на колени и посмотрел в замочную скважину, но ничего не увидел.
– Эмми? – тихонько позвал я.
Сначала я ничего не слышал, а потом что-то зашуршало, так Фариа шмыгал по полу тихой комнаты.
– Оди? – раздался из-за двери голос Эмми.
– Ты в порядке?
– Оди, выпусти меня.
– Дай мне минуту.
Вскрыть такой замок легче всего. Я порылся на кухне и нашел длинный обойный гвоздь и кусок проволоки, который загнул с одного конца. Я вставил гвоздь в скважину, потом изогнутую проволоку, и в ту же минуту дверь открылась. Эмми выбежала и бросилась мне на шею. На ней все еще было вчерашнее платье.
– Он тебя не обижал? – спросил я.
– Нет, но я не хочу оставаться здесь. Мы можем уйти?
– Пока нет, Эмми. Это опасно.
– Но я хочу уйти.
– Я тоже. И мы уйдем, просто не сейчас. – Я опустился на колени, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. – Он плохо с тобой обращается?
Она покачала головой.
– Просто он очень грустный. По ночам плачет, и когда я это слышу, мне тоже хочется плакать.
Я встал и вошел в комнату Эмми. Кровать была маленькой и аккуратно заправленной. В комнате было душно, и я увидел, что Гроза Кабанов приколотил раму единственного окна намертво. Работа выглядела свежей, и я понял, что это было сделано специально, чтобы Эмми не сбежала. На полу стоял небольшой сундучок цвета зеленого яблока, и, открыв его, я увидел, что он наполовину заполнен аккуратно сложенной девчачьей одеждой – платьями и всяким таким. В углу стоял детский стульчик, на котором сидела Тряпичная Энн[17] и смотрела на меня черными пуговичными глазами.
– Оди, он забрал Пухлю. Сказал, что если я хочу, то кукла моя, – сказала Эмми. – Но она меня пугает.
Рядом с комнатой Эмми находилась лестница.
– Оставайся здесь, – сказал я Эмми и полез наверх.
Как я и подозревал с самого начала, там находился чердак с низким потолком, по большей части заваленный хламом. Половина помещения была отгорожена занавеской, и когда я ее отодвинул, то обнаружил остатки жилого помещения: кровать, комод, стул, умывальник с зеркалом и ночной горшок. Ничего не указывало на то, кто здесь жил, но одна деталь меня очень обеспокоила. Покрывало было сброшено на пол, а тонкий матрас изрезан в клочья, так что хлопковая набивка торчала наружу, словно внутренности выпотрошенного животного.
Внизу Эмми испуганно обнимала себя.
– Оди, я хочу уйти отсюда. Пожалуйста, я хочу уйти сейчас.
– Эмми, мы не можем. Не сейчас. – Я заставил себя говорить голосом мягким, как шелк, ровным и успокаивающим. – Он забрал Альберта, и он может навредить ему, если мы уйдем. Он наверняка сдаст нас, и шериф поймает нас и отправит обратно. Нам надо подождать еще немножко. – Теперь я должен был сказать самое трудное. – Мне придется снова запереть тебя в комнате.
– Нет, Оди. Не уходи. Пожалуйста, не уходи.
– Я должен, Эмми, это ненадолго. Но мы выберемся отсюда, все вместе. Обещаю. – Она смотрела на меня своими маленькими глазами, полными страха. – Ты мне веришь? – спросил я.
Ей было тяжело, так тяжело, что мне было больно смотреть, но она наконец кивнула.
– Хорошо. Но, Эмми, если он попробует что-то сделать тебе, что-то, что может тебе навредить, то беги и не останавливайся, пока не окажешься так далеко отсюда, насколько унесут ноги. Я хочу, чтобы ты мне пообещала.
– Я не хочу уходить без вас с Мозом и Альбертом.
– Если он попытается тебя обидеть, обещай мне, что убежишь. Ты должна пообещать.
– Обещаю, – сказала она чуть не плача.
– Перекрестись.
Она перекрестилась.
– Хорошо, возвращайся в комнату. Он, вероятно, разрешит тебе увидеться с нами во время ужина.
Она пошла, опустив голову, и я подозревал, что как только запру ее, она бросится на кровать и зальет простыни слезами.
На улице я подобрал ведро и пошел обратно в сад. Не успел я пройти и десятка шагов, как услышал гул автомобильного двигателя, приближающегося по идущей через сад дороге. Я метнулся за курятник. Перед домом остановился пыльный «Форд» модели «А», и из него вышла женщина с плетеной корзинкой на локте. Она заслонила глаза от солнца, оглядела двор и крикнула:
– Джек?
Немного подождала, потом подошла к двери и постучала.
– Джек? – снова окликнула она.
Она развернулась обратно ко двору и внимательно все осмотрела. Я увидел в ней родственную душу, потому что следующим делом она попробовала открыть дверь в дом, где никого не было. Когда дверь не поддалась, она начала заглядывать в окна.
Я вышел из-за курятника.
– Я могу вам помочь?
Женщина явно испугалась, на ее лице отразилось чувство вины.
– Я только… Я… – Потом она нахмурилась. – Ты кто?
– Племянник дяди Джека, – сказал я. – А вы кто?
– Фрида Хайнес. Соседка. Я пришла за яйцами.
– Дядя Джек не говорил, что вы придете.
– Нет? Ну, он иногда бывает забывчивым. Особенно с тех пор как… ну, ты знаешь. Я не знала, что у него есть родственники, – сказала она, оттаяв, и подошла ко мне. – Но хорошо, что он не один. Где он?
– Поехал в город. За продуктами.
– Племянник. – Она внимательно оглядела меня, так же, как двор перед своей попыткой проникновения. – Он никогда про тебя не рассказывал.
– Про вас тоже.
– Как тебя зовут?
– Бак.
– С его стороны или с ее?
– На кого я, по-вашему, похож?
Она засмеялась.
– Вижу, что ты родня Агги. У нее все хорошо?
– Хорошо, – сказал я.
– Мы все так переживали, что она уехала так, среди ночи. Я слышала, что она вернулась в Сент-Пол. Это правда?
– Правда.
– Как малышка Софи? Почти год прошел.
– Не такая уж малышка, – сказал я. – Вытянулась быстрее сорняка. Но косички все еще при ней.
– Конечно. – Женщина попыталась скрыть хитрый взгляд, прежде чем задать следующий вопрос. – А Руди?
Насчет этого я не был уверен. Давным-давно я усвоил, что в неопределенных ситуациях лучше молчать и притворяться, что хранишь секрет. Так я и сделал.
– Бросил ее, да? Мужчины, – практически выплюнула она.
– Передать дяде Джеку, что вы приходили за яйцами?
– Спасибо, Бак. Я могу приехать за ними завтра утром, если он не против.
– Уверен, что нет, мэм.
– Что ж, иди занимайся своими делами дальше. Было приятно познакомиться.
Она села в свой автомобиль и, помахав мне рукой, уехала.
Когда я вернулся в сад, Моз усердно трудился, размахивая косой. Увидев меня, он с явным облегчением показал: «Нашел Эмми?»
– Она в порядке.
«Узнал что-нибудь про него?» – жестами спросил Моз.
– Возможно.
Я взял грабли и все утро пытался представить грустную жизнь Грозы Кабанов, гадал, что на самом деле произошло с женщиной и маленькой девочкой с фотографии, думал о человеке по имени Руди и беспокоился из-за испорченного матраса.
Глава восемнадцатая
Когда солнце поднялось высоко ровно над головой, вернулся Гроза Кабанов и остановился рядом с сараем. Он послал Альберта за нами, и мы разгружали материалы из кузова, а сам держал дробовик и давал указания. Мы занесли в сарай лист меди три на пять, жесткую медную трубу длиной два фута, десять футов медной проволоки, мешок металлических гвоздей, несколько фунтов кукурузной крупы и сахара, термометр и дрожжи.
Когда все было разгружено, я сказал:
– Вас искала женщина.
Гроза Кабанов замер на месте.
– Женщина? Ты с ней говорил?
– Она сказала, что ее зовут Фрида Хайнес. Она приезжала за яйцами.
– Проклятье, яйца. – Он зажмурил здоровый глаз, злясь на собственную забывчивость. – Что ты ей сказал, мальчик?
– Что я ваш племянник и вы поехали в город за продуктами.
Он на мгновение задумался.
– Она прошла к вам в сад?
– Я набирал воду у колонки.
– Ты больше ничего не сказал? Может, про остальных?
– Ни слова, клянусь. Она спрашивала про Агги и Софи.
У него стал такой вид, будто его ударил порыв ветра.