– Ага.
Рядом с ним сидела женщина. Я рассудил, что они примерно одного возраста – такого же возраста были бы мои родители, но у женщины лицо выглядело более изможденным, чем умужчины. Волосы женщины, свисавшие до плеч светлыми прядями, явно давно не знали мыла. На ней было платье из мешка из-под муки, старое, но с ярким узором из балерин и бабочек. На ногах – разбитые в хлам рабочие ботинки, и она, насколько я понял, была без носков.
Но мое внимание привлекла очень старая женщина, лицо ее состояло из сплошных складок и морщин, из которых меня внимательно рассматривали два темных глаза. На ней была шаль поверх старого платья, доходившего ей до пят, а в уголке рта был зажат чубук трубки из кукурузного початка.
– Ты один? – спросила она на удивление мягким голосом.
– Да, мэм, – сказал я.
– Родители?
– Нету.
– Сирота? – спросила измученная женщина, сидевшая с мужчиной.
– Да, мэм.
– Ты здесь с кем-то? – спросила старуха.
– Нет, мэм. Просто пришел по вон тем путям.
– Слишком мал для бродяги, – сказала вторая женщина.
– Нынче многие дети сами по себе, Сара, – сказала старуха. – У всех тяжелые времена. Ты ел, сынок?
– Немного сегодня утром.
– Присоединяйся к нам. Суп почти готов.
– Мамаша Бил, – возразил было мужчина.
– Мы можем выделить мальчику немного супа, Пауэлл, – сказала старуха. Все морщины на нижней половине ее лица сложились в улыбку. – А он, может быть, отплатит нам музыкой.
Со временем я узнал, что Пауэлл Шофилд, его жена Сара и теща Элис Бил лишились своей фермы в округе Скотт, штат Канзас, и отправились в Чикаго, где жила родня Мамаши Бил и Шофилды надеялись найти работу. У грузовика начал барахлить двигатель, а у них не было денег на ремонт – ни на что не было денег, даже на бензин, и уже больше недели они жили в стихийном поселке, который назывался Гувервилль. Такие Гувервилли были повсюду – но это я узнаю позже. Как и многие мужчины в поселке, Шофилд слышал, что на местной консервной фабрике есть работа, но эти сведения оказались недостоверными. Теперь они застряли.
Миссис Шофилд помешала суп в черном котелке и сказала:
– Пауэлл, приведешь Мэйбет и детей? Скажи, что ужин готов. И скажи капитану Грею, что он может присоединиться к нам, если принесет ложку и миску.
Мужчина встал. Он не был крупным, но от работы на ферме у него развились мышцы на груди и руках. Он поплелся среди самодельных убежищ на звуки детских игр, которые я слышал, когда пришел.
Мамаша Бил пристально посмотрела на меня:
– Бак Джонс, верно?
Потому что именно так я назвался, когда они спросили мое имя. Очень оно мне полюбилось.
– Как у актера из ковбойских фильмов?
– Да, мэм.
– Ага, – сказала она и оглядела меня с головы до ног. – На тебе до ужаса хорошая одежда, и если я не ошибаюсь, то ботинки у тебя «Ред Винг», почти новые. Кто-нибудь чересчур мнительный может подумать, что ты сбежал из дома.
В некотором роде так оно и было, хотя бежал я больше из плена.
– У меня нет семьи, чтобы сбегать, – сказал я. – Папа умер четыре года назад, мама за пару лет до этого.
– Другой родни нет?
– Тетка в Сент-Луисе. Туда мы и направляемся. Я направляюсь, – уточнил я.
– До Сент-Луиса далеко, – сказала она.
– Недели и недели, – согласился я.
– Только ты и больше никого?
– Только я.
Миссис Шофилд попробовала суп и добавила щепотку чего-то из маленького мешочка, который достала из кармана платья.
– Звучит ужасно… – Она замолчала, задержав руку над кипящим котелком. – Смело, – наконец сказала она.
Мамаша Бил засмеялась:
– Я бы сказала абсолютно ненормально. Но посмотри, где я оказалась после семидесяти лет рассудительной жизни. – Она вытащила трубку изо рта и обвела чубуком все хлипкие хибары Гувервилля. – И посмотри на них. Большинство даже не подозревали, что их ждет. В какой-то момент все начало валиться из рук. – Она улыбнулась мне. – Так что, Бак, я последний человек, который скажет, что ты затеял безумие. Все, что я скажу: да пребудет с тобой Господь.
Мистер Шофилд вернулся с тремя детьми, среди которых была босая девочка не старше меня, в мальчишеских рубашке и комбинезоне с заплатками в нескольких местах. Она робко улыбнулась мне и сразу же принялась помогать матери с готовкой. Это была Мэйбет Шофилд, и, несмотря на мальчишечью одежду, я подумал, что она самая красивая девочка из всех, что я видел. Двое других детей – Лестер и Лидия – были близнецами лет восьми. На некотором расстоянии позади них хромал кто-то высокий. Когда он вышел из тени деревьев на вечерний свет, я понял, что видел его раньше. Мужчина с мегафоном, призывавший других ветеранов протестовать и требовать бонусы, обещанные им за военную службу. На одной стороне лица у него расплылся темный синяк, и я вспомнил, как коп ударил его дубинкой. Но это не объясняло его хромоту.
– Потерял в Аргонне, – сказал он и постучал по правой ноге, которая отозвалась деревянным звуком.
К тому времени мы уже ели, и я узнал истории Шофилдов и капитана Боба Грея. Мэйбет сидела с близнецами с другой стороны костра. У нее были волосы матери, нежное золото люцерны, после того как она высохнет под солнцем на полях Бледсо, но мягче на вид и чище, чем у матери. Каждый раз, когда я ловил на себе ее взгляд, она быстро отводила глаза. По необъяснимым для меня причинам это простое, скромное действие завоевало мое сердце.
– Дожди не пришли вовремя, – сказал мистер Шофилд. Он доел свой суп – вкусный куриный бульон с овощами – и сердито швырнул в огонь веточку. – В последние два года кукуруза просто не всходит. Нечем было кормить скот. От него остались кожа да кости. Когда я попросил еще кредит, в банке меня послали. Потом они забрали ферму. Сволочи.
– Дело не только в этом, – сказала Мамаша Бил.
– Да, но это главное. – Внезапно он встал. – Мне надо по делам.
И он скрылся в темноте под деревьями.
Мамаша Бил смотрела, как он уходит.
– Засуха, как же.
– Мама, – предупредила ее миссис Шофилд.
– Я просто говорю, что были фермеры, которые сумели выкрутиться.
У капитана Грея – он предпочитал, чтобы его звали именно так, – была своя миссия: попытаться набрать мужчин для совместного путешествия в Вашингтон, чтобы присоединиться к тысячам других ветеранов, собравшихся там и требующих выплаты обещанных бонусов.
– Здесь, в Миннесоте, многие из нас отчаянно нуждаются в деньгах. Мы не подачки просим. Нам обещали эти деньги. Правительство должно выполнять свои обещания.
– Не понимаю, почему правительство должно действовать иначе, чем люди, его составляющие, – сказала Мамаша Бил, не выпуская чубук трубки. – Когда дело касается денег, люди часто ведут себя невежливо и неблагодарно.
Когда ужин закончился, Мамаша Бил сказала:
– Дети, помогите нам убраться. Бак, ты обещал сыграть на своей гармонике.
– Ты играешь на гармонике? – спросил капитан Грей. – У меня в лачуге есть концертино. Можно сыграть с тобой?
– Было бы здорово, – сказал я. – Можно я помогу убирать? – спросил я Сару Шофилд.
– Благодарю, Бак, но мы справимся. Ты пока подумай, что будешь играть.
Я смотрел, как Мэйбет помогает матери. Она давала указания младшим с материнским терпением и двигалась с кошачьей грацией, и по какой-то причине, которую я не мог назвать, ее голые ноги, худые и коричневые от солнца и грязи, казались особенно красивыми. Я попытался подумать, какая песня могла бы произвести на нее впечатление. Мне хотелось чего-нибудь красивого и лирического, но при этом немного печального и одинокого, потому что именно так я себя чувствовал, и мне хотелось, чтобы она это поняла. Наконец я остановился на «Шенандоа».
Когда капитан Грей вернулся, он принес не только концертино, но и большой кусок белого дерева, на котором крупными черными буквами было написано «Гувервилль». Это слово было перечеркнуто красной краской, а под ним написали «Хоперсвилль»[37].
– Этот знак слишком долго висел на дереве рядом с моей хижиной, – сказал капитан Грей. – Пришло время назвать это место как-то посветлее. Что думаете, Мамаша Бил?
– Думаю, это прекрасная идея, капитан Грей, – ответила она.
Вместе мы сыграли несколько мелодий. Мой репертуар был обширнее, но несколько мелодий знали мы оба, и пока мы играли, люди выходили из своих маленьких жилищ и собирались у костра. И случилось какое-то чудо, или то, что я тогда счел чудом. Один мужчина вынес мешок с имбирным печеньем и раздал детям. Еще кто-то предложил кувшин сидра. Появились яблочные дольки, сыр, хлеб. И пока мы с капитаном Греем играли, а те, кто знал мелодии, подпевали, люди, у которых почти ничего не было, нашли способ накормить друг друга.
Наконец миссис Шофилд сказала:
– Уже поздно, и детям пора спать.
– Еще раз, – сказал я. – Кое-что особенное.
– Хорошо. Но только одну.
Я сыграл «Шенандоа», как и планировал. В конце я посмотрел поверх костра на Мэйбет Шофилд. Ее глаза были двумя голубыми жемчужинами, влажными, словно от росы, и когда она улыбнулась мне, мое сердце раскрылось нараспашку.
Глава тридцать девятая
Прежде чем уложить Лидию и Лестера спать в типи Шофилдов, Мамаша Бил вынесла Библию, старинное издание, в переплете из кожи цвета красного дерева и с золотым обрезом.
– Бак, ты умеешь читать?
– Да, мэм.
– Не окажешь ли нам любезность прочитать отрывок в завершении дня? У нас в семье так принято. Какими бы отчаянными ни казались обстоятельства, мы верим, что Господь нас не оставил.
Я начал свое путешествие по Гилеаду с абсолютной верой в Бога, но другого Бога – того, который насылает ужасы. Меня не отпускал страх перед таким богом, мрачным, могущественным, затаившимся, пастырем, который ест свое стадо. Но сестра Ив заставила меня задуматься о другом образе, и когда Мамаша Бил вручила мне Библию, я совсем не чувствовал себя мошенником, когда читал ее. Я выбрал двадцать третий псалом, потому что он был знаком мне лучше всего.