Когда я закончил, Мамаша Бил сказала:
– То что нужно, Бак, учитывая наше текущее положение. Спокойной ночи, дети.
Миссис Шофилд увела своих младших детей в типи. Прежде чем вернуть Библию Мамаше Бил, я увидел в самом начале страницы с написанными от руки именами и датами.
– Наше фамильное дерево, – объяснила старуха. Она подвинула свой ящик к тому, на котором сидел я, и стала водить пальцем по страницам, рассказывая свою родословную от первого имени и даты – Эзра Хорнсби, 21 сентября 1804 – до последнего – Лестер и Лидия Шофилд, 18 мая 1924. Среди прочего, что я узнал, почему они жили именно в типи. Ее отец, Саймон Хорнсби, был миссионером у сиу в Дакоте, там она и выросла и познала красоту и практичность этой простой конструкции.
Я смотрел на эти страницы – непрерывную семейную карту – и завидовал. Эти люди знали, кто они, откуда они пришли, и понимали общую канву, в которую вплетались их жизни. Я же казался себе болтающейся одинокой ниточкой.
Мамаша Бил положила Библию к себе на колени.
– Где ты собираешься провести ночь?
Меня так захватили события вечера, что я совсем не думал об этом.
– Наверное, лягу где-нибудь в высокой траве.
– Мэйбет, иди принеси Баку одеяло.
– Нет, мэм, я не могу, – сказал я.
– Можешь и будешь. Мэйбет?
Девочка ушла в типи и вернулась со сложенным шерстяным одеялом. Не успела она отдать мне его, как в круг света ввалился ее отец и тяжело опустился на ящик. Его глаза были знакомо мутными, и от него сильно пахло виски.
– Как ты смог достать его? – спросила Мамаша Бил.
– Что достать? – спросил он, неудачно попытавшись изобразить невинность.
Она вперила в него взгляд, и он опустил глаза.
– Моя губная гармоника. Я обменял ее.
Миссис Шофилд вышла из типи и увидела покаянно сгорбившегося у костра мужа. Я думал, она набросится на него, но она притянула его к себе. Он положил голову ей на плечо, как ребенок, и закрыл глаза. Она посмотрела на Мамашу Бил с таким выражением, которое я, в силу возраста, не смог понять, но со временем стал воспринимать как бесконечное материнское сострадание – силу, исходящую из бездонного колодца терпения. С опытом я понял, что это свойственно не только Саре Шофилд. Я видел это в других женщинах, которые много испытали, но не потеряли надежду или свой дар принимать и прощать тех, кто сломлен.
– Идем спать, милый, – сказала она и увела его в типи.
– Мэйбет, почему бы тебе не помочь Баку найти удобное место на ночь? – сказала Мамаша Бил. – Я подожду тебя здесь. Не задерживайся.
Мы вышли из круга света, но не слишком далеко, потому что на небе была только четвертинка луны и ночь была довольно темная. Высокая трава речного берега сменилась песком, и я нашел место в нескольких десятках ярдов от Шофилдов и расстелил одеяло на пляже. Звезд на небе было несметное количество, и Млечный Путь протянулся неяркой размытой дугой.
– Я побуду немного, если хочешь, – предложила Мэйбет. – Здесь как-то страшновато.
– Я не боюсь.
– Я и не имела это в виду, – сказала она.
Мы сели на одеяло, и Мэйбет скрестила ноги по-турецки и потерла заплатку на колене.
– У меня было красивое платье, – сказала она. – Голубое. Но я его отдала.
– Почему?
– Джени Болдуин оно было нужнее. Она собирала клубнику в огороде в городе – на самом деле воровала – и на нее напала собака. Почти полностью сорвала с нее платье. Болдуины, ну, они живут хуже нас.
– У тебя хорошая семья.
Она оглянулась на свет костра.
– Я волнуюсь за папу.
Я подумал о собственном отце и о том, как он зарабатывал на жизнь, поставляя виски людям вроде Пауэлла Шофилда. Я не знал, как к этому относиться.
– Вон моя звезда, – сказала Мэйбет, показывая на мерцание верхнего края ковша Большой Медведицы.
– Твоя звезда? Прям собственная?
– Я ее застолбила. На небе больше звезд, чем людей на земле, так что хватит на всех. Я застолбила эту, потому что если провести линию, соединяющую ее с нижней звездой, то найдешь Полярную звезду. Она помогает знать, куда я иду. А какая звезда твоя?
– Нижняя, – сказал я. – Та, которая соединяется с твоей и помогает показывать путь.
Мы смотрели на свои звезды, пока Мэйбет не сказала:
– Мне пора возвращаться.
– Спасибо за одеяло.
Я думал, что она уйдет, но она задержалась.
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать, – сказал я. Это была почти правда.
– Мне тоже. Ты знаешь «Ромео и Джульетту» Шекспира?
Благодаря Коре Фрост я знал драматурга. Я смутно помнил сюжет про двух влюбленных, для которых все закончилось не слишком хорошо.
– Джульетте было тринадцать, а Ромео был ненамного старше, – сказала она. – Тогда люди женились молодыми.
Глядя на нее через костер тем вечером, я думал о поцелуе с Мэйбет Шофилд и пробовал представить, каково это.
– «Прощай, прощай, а разойтись нет мочи! Так и твердить бы век: «Спокойной ночи»[38].
В тишине я смотрел на реку, призрачный, освещенный звездами поток, и снова думал, каково будет поцеловать Мэйбет Шофилд.
– Бак?
Я повернулся к ней, она подалась ко мне и на кратчайший миг прижалась губами к моим. Потом она встала и убежала к стоянке своей семьи.
Той ночью я лежал и смотрел на две звезды, которые навсегда будут связаны в моих мыслях. Я пылал, и этот огонь был совершенно новым для меня – его жар приносил не боль, а бесконечное наслаждение.
– Мэйбет, – сказал я вслух, ощутив сладость на языке.
Потом я подумал про Альберта, Моза и Эмми и снова испугался, до ужаса испугался, что, возможно, потерял их навсегда. Меня пронзили не только страх, но и чувство вины, потому что в компании Шофилдов я ненадолго забыл про них. Что я за брат после этого?
Утро в недавно окрещенном Хоперсвилле наступило рано. Перевернувшись в одеяле, я почуял, что костры уже горят. Я сел, посмотрел на реку, на широкое отражение розовеющего неба и понял, что должен сделать.
Миссис Шофилд уже развела свой костер. Над огнем висел черный котелок, наполовину наполненный водой, а на краю костра в углях стоял покрытый сажей кофейник. Похоже, остальные еще не встали, и миссис Шофилд сидела одна с дымящейся голубой эмалированной чашкой в руке. Она улыбнулась мне.
– Ты ранняя пташка, Бак?
– Только когда у меня есть дела, – сказал я.
– Ты пьешь кофе?
Я не пил, но мне было почти тринадцать – достаточно взрослый, чтобы жениться, по крайней мере по меркам старых времен. Так что я решил, что и для кофе я достаточно взрослый.
– Да, мэм.
– Возьми себе чашку из красного ящика в кузове.
Задний борт был опущен, и на нем стоял красный ящик, в котором лежали чашки, тарелки, столовые приборы и котелки со сковородками. Весь кузов пикапа был забит пожитками, которые Шофилды забрали с собой из Канзаса. Я взял чашку, и миссис Шофилд наполнила ее из почерневшего кофейника. Напиток оказался горьким и совсем мне не понравился, но я улыбнулся, как будто это была амброзия, и поблагодарил ее.
– Так у тебя есть дела, Бак?
– Я должен найти друзей.
– Они здесь?
– Может быть. Я надеюсь.
– Где ты будешь искать?
Я думал об этом большую часть ночи. Если копы каким-то образом арестовали мою семью, то Манкейто находился достаточно близко, чтобы предположить, что туда-то их и отправят для разбирательства. Я собирался наведаться в отделение полиции и узнать наверняка. Кроме этого, планов у меня не было.
– В округе, – сказал я.
– Это большая площадь. Они могут быть здесь, в Хоперсвилле?
– Сомневаюсь, мэм. Если бы они услышали, как я играю на гармонике, то уже примчались бы.
Из типи вышла Мамаша Бил, ее длинные седые волосы спутались от сна. Ранним утром она выглядела как старое дерево, согнутое и потрепанное бурей. Она выпрямила спину со звуком, похожим на трещание дров в костре. Увидев меня, она улыбнулась.
– Хорошо спал?
– Да, мэм. Еще раз спасибо за одеяло.
– Так поступают люди, Бак. Помогают друг другу. Ох, этот кофе чудесно пахнет.
Следующей проснулась Мэйбет. Должно быть, она расчесала волосы, прежде чем выйти, потому что они были длинными и мягкими – не как после сна.
Солнце только встало. Свет нового дня пробивался сквозь деревья, и Мэйбет словно облило золотом, и мое сердце замерло.
– Чем помочь, мам? – спросила она.
– Нам понадобятся овсянка и патока, – сказала миссис Шофилд.
Мэйбет пошла к грузовику, и Мамаша Бил сказала:
– Ей может потребоваться помощь, Бак.
Мы стояли около опущенного борта, и Мэйбет сказала:
– Ты мне снился ночью. А я тебе снилась?
– Да.
Это была не совсем ложь, на самом деле она мне не снилась, но я много думал о ней и представлял больше поцелуев.
– Та коробка, – показала она пальцем. – Можешь ее достать?
Это была коробка из гофрированного картона, заполненная всевозможными консервами и банками, все они были домашними.
– Вы сделали все это? – спросил я.
– В основном мама и Мамаша Бил, но я помогала. Большая часть выросла в нашем огороде в Канзасе.
Она достала банку с янтарной жидкостью – патокой.
– И ту коробку.
Она показала на другую, и когда я подтащил ее на откинутый борт, она достала круглую коробку с овсяными хлопьями.
Близнецы уже встали, а мистер Шофилд еще не появлялся. Мамаша Бил прочла молитву, и мы приступили к еде. Мистер Шофилд без слов сел рядом с женой, и она положила ему горячей каши.
– Бак, – сказал он, – могу я попросить тебя о помощи?
– С чем? – спросила Мамаша Бил.
– Хочу попробовать починить мотор грузовика.
Миссис Шофилд с Мамашей Бил переглянулись, но ничего не сказали.
– Я мало знаю о моторах, – сказал я.
– Я тоже, Бак, но если я его не заведу, мы никогда не доберемся до Чикаго.
Я подумал про Альберта, который, вероятно, смог бы сотворить чудо с неисправным мотором, и следом пришли мысли о миссии, которую я поставил перед собой, и боялся, как бы она не оказалась безнадежной.