– Иди, сынок. Да пребудет с тобой Господь.
Я помчался вдоль берега Миннесоты. Через сотню ярдов я нырнул в густые заросли сумаха и лег так, чтобы видеть, что творится в Хоперсвилле. Полицейские с собаками на поводках быстро продвигались по палаточному городку, вытаскивали из лачуг мужчин, грубо рявкали на них, мало чем отличаясь от собак. Если мужчина возражал, в ответ он получал дубинкой. Я чувствовал себя ужасно виноватым, потому что знал, что стал причиной беспорядков в месте, где у всех и так хватало проблем. Я видел, как три копа с собаками подошли к Шофилдам, и надеялся, что присутствие трех детей убережет семейство от худшего. Но когда капитан Грей встал между полицейскими и семьей, его швырнули на землю, и оскалившаяся собака бросилась на него. Миссис Шофилд вскрикнула и попыталась помочь, но упала от удара дубинки. Ее муж, так и не застегнувший ремень, шагнул к копу, желая заступиться за жену, но с него спали брюки, и он споткнулся, повалившись на миссис Шофилд. Мэйбет бросилась на помощь родителям и получила ботинком по ребрам. Мамаша Бил прижимала близнецов к груди, закрывая их своим старым телом.
Я не мог этого выносить, не мог просто стоять и не пытаться помочь хорошим людям, которые пустили меня в свое сердце и в свой дом, каким бы он ни был. Меня ослепила ярость, она была намного сильнее любого страха, и я поднялся, чтобы бежать им на помощь. Я понятия не имел, что буду делать, но не мог позволить этому издевательству продолжаться.
Не успел я сделать и шага, как сзади мое плечо схватила чья-то рука, и низкий голос прорычал:
– Попался.
Меня развернули, и я увидел перед собой лицо Ночного Ястреба.
Глава сорок первая
Я попытался вырваться, но индеец держал крепко.
– Отпусти меня, гад.
Я пнул его ногой.
– Полегче, малец, – сказал он. – Не ори. Они ждут тебя.
– Кто?
Я снова попытался пнуть его.
– Амдача.
– Кто?
– Разорванный На Куски. Вы зовете его Моз. Он, твой брат и маленькая девочка.
Я замер.
– Где?
– На другом берегу. Быстро, пока эти громилы нас не обнаружили.
– Я не могу бросить их.
Я в отчаянии повернулся к стоянке Шофилдов, где продолжалась потасовка, и Мэйбет лежала на земле рядом с отцом и матерью, держась за бок, куда ее ударили, близнецы надрывались от крика, а старая Мамаша Бил костерила на все лады мужчин в хаки.
– Ты не можешь им помочь, – сказал индеец. – Если у них хватило мозгов поставить типи, полагаю, они достаточно умны, чтобы пережить это. Но если ты попадешься в лапы полиции, Бак, не видать тебе больше дневного света.
Один из копов залез в типи, а теперь вылез и кричал что-то, пытаясь переорать какофонию. Коп с поводком оттащил собаку от капитана Грея, и полицейские двинулись дальше. В нашу сторону. Мы с индейцем отползли подальше под прикрытием сумаха и бросились бежать. Остановились только у моста через реку.
Мы нашли их в густой роще тополей в четверти мили от Хоперсвилля вниз по реке. Каноэ затащили под деревья и положили набок. С реки и противоположного берега было почти невозможно заметить лагерь – разве что костер привлечет чье-нибудь внимание, но никаких следов костра не было. Одеяла лежали рядом на мягком полеске, и я видел, что именно там они провели ночь.
Когда появились мы с индейцем, они поспешили навстречу. Во всяком случае Альберт с Эмми. Моз лишь поднял глаза со своего места в стороне от остальных и уставился на меня, как будто я просто незнакомец, человек, который ничего для него не значит. Эмми обняла меня, плача от счастья. Даже Альберт, который обычно так же эмоционален, как разводной ключ, широко улыбнулся и обнял меня.
– Форрест, где ты его нашел? – спросил брат.
– На той стороне, как мы и думали, – ответил индеец.
– Я вчера вернулся в лагерь, а вас не было, – сказал я.
– Мы услышали собак и людей, – сказал Альберт. – Пришлось уплывать.
– Мы не смогли даже оставить тебе знак, – сказала Эмми. – Надо было быстро уходить.
– Недавно мы опять слышали собак, – сказал Альберт. – В трущобах на том берегу. Что случилось?
– Копы пришли искать меня, переворачивали все.
– Они искали не тебя, – сказал Форрест, удобно устроившиеся на одеяле.
– А кого? – спросил я.
– В нескольких милях ниже по реке есть государственная больница для душевнобольных преступников. Два дня назад сбежал какой-то сумасшедший. Говорят, очень опасный.
– Откуда вы знаете? – спросил я.
– Стараюсь быть в курсе событий. Но если вместо него поймают тебя, мистер похититель, это для них тоже будет хорошо.
– И плохо для нас, – сказала Эмми и снова обняла меня.
Моз жевал длинную травинку в мрачной задумчивости.
– Что с ним? – спросил я Альберта.
– Он такой с тех пор, как мы нашли скелет.
– Он даже больше не разговаривает с нами, – сказала Эмми.
– Не будьте слишком строги к нему, – сказал Форрест. – Ему надо кое-что сделать. Теперь, когда Бак нашелся, думаю, пришло время.
– Что? – спросил я.
Но Форрест не ответил. Он встал, подошел к Мозу, сел и долго говорил ему что-то вполголоса. Моз слушал и, когда Форрест закончил, кивнул.
Форрест вернулся к тому месту, где сидели мы.
– Нас не будет какое-то время.
– Нам пойти с вами? – спросил Альберт.
– Это касается меня и Амдачи. Вы все просто побудьте здесь до нашего возвращения.
Форрест вышел из-под деревьев, и Моз последовал за ним, даже не взглянув в нашу сторону. Было ясно, что его тревожит что-то глубоко личное, и я понадеялся, что его обычная приветливость все еще при нем.
Когда они ушли, я сказал:
– Почему вы с Форрестом? Разве ты не боялся, что он собирается сдать нас?
– Он ждал нас, Оди, – сказала Эмми. – Когда мы приплыли сюда по реке, он подал нам знак. Альберт не хотел приставать, но Моз ясно дал понять, что мы это сделаем. Ночной Ястреб сказал, что присматривал за нами.
– Просто ждал здесь?
Альберт сказал:
– Он прочитал обо мне и змеином укусе, и ему все равно некуда податься. На самом деле его больше волновал Моз.
– Почему Моз?
– Думаю, потому что Моз сиу, как он.
– Нам показалось, что вчера ночью мы слышали, как ты играешь на гармонике, – сказала Эмми. – Но было темно, и Форрест сказал, что надо подождать утра и он пойдет искать тебя. Так нас не поймают. Он хороший, Оди.
– Что с тобой случилось, Оди? – спросил Альберт.
Я рассказал им все, за исключением нас с Мэйбет и поцелуев. Это драгоценное воспоминание принадлежало только мне. После этого день тянулся мучительно медленно, в основном потому, что теперь, когда я был в безопасности, я не мог думать ни о чем другом, кроме Мэйбет и Шофилдов, и беспокоился за них. Наконец я больше не смог этого выносить.
– Я должен вернуться, – сказал я Альберту. – Должен убедиться, что с Шофилдами все хорошо.
– Нам нельзя разделяться.
– Альберт, я вернусь, клянусь тебе.
– Нет.
Он попытался использовать властный голос, который всегда применял, но старый Альберт с железной волей до сих пор не вернулся.
– Я иду.
Я встал.
Альберт тоже встал, но медленно.
– Нет, не идешь.
– Не ссорьтесь, – сказала Эмми. – Альберт, если он должен идти, пусть идет. Это не как в прошлый раз, когда он сбежал в гневе. Это важно.
Альберт выглядел слишком уставшим, чтобы спорить. Но сказал весьма грубо:
– Если не вернешься, мы не станем тебя искать.
– Я вернусь до темноты.
Я вернулся в Хоперсвилль и, идя по поселку, видел разрушения, которые оставили после себя полицейские. Навесы сбиты, картонные укрытия разорваны, жилища из тонкой фанеры разбиты в щепки. Гофрированный метал стянут с хижин, двери сорваны с самодельных петель. Я решил, что власти использовали обыск как предлог, чтобы подорвать дух жителей поселка и, возможно, разогнать этих нежелательных соседей. Типи Шофилдов развалили, и он лежал на земле, как что-то мертвое. Но вокруг маленькой стоянки собрались люди, я узнал их лица по предыдущей ночи, они деловито снимали брезент с длинных шестов, а Мамаша Бил командовала повторным возведением.
Ко мне подбежала Мэйбет и обняла с такой силой, как будто меня не было целую вечность.
– О Бак, я так боялась за тебя.
Я сделал шаг назад и осторожно приложил ладонь к ее боку, куда пришелся удар.
– С тобой все хорошо?
– Немножко больно, но мне плевать. Ты в безопасности. Это самое главное.
– Как твоя мама?
Миссис Шофилд сидела с близнецами около выпотрошенного грузовика. Она обнимала детей и говорила тихим, успокаивающим голосом.
– Она сказала, что эти дубинки не сильнее града в Канзасе. Она закаленная, моя мама.
Чего нельзя было сказать о ее отце, которого нигде не было видно. Я не стал спрашивать, решив, что прекрасно знаю, куда он делся. Рано или поздно он вернется из подпольного бара, и к тому времени вся тяжелая работа уже будет сделана.
Мамаша Бил улыбнулась мне, когда я принялся помогать ставить типи.
– Я все гадала, вернешься ли ты. Рада видеть, Бак.
Когда типи установили, Мамаша Бил сказала всем:
– Я готовлю рагу и булочки на ужин. Все приглашены.
– Я не могу остаться, – сказал я Мэйбет.
– Почему нет?
– Я нашел их. Свою семью. Я должен вернуться.
– Значит вы отправитесь дальше?
– Пока нет. Я не уеду, не попрощавшись, обещаю.
– Прощание. – Из ее уст это прозвучало как звон тихого, печального колокола. – Не люблю это слово.
Я тоже не любил и, проходя по длинным теням позднего вечера, старался не думать о моменте, когда придется его говорить.
Форрест вернулся в лагерь, но он пришел один.
– Где Моз? – спросил я.
– У вашего друга есть дело, – сказал Форрест.
– Он вернется?
– Возможно. Когда будет готов.
Он принес еду: хлеб с сыром, яблоки и большой кусок болонской колбасы, – и наполнил флягу.
– Где он взял еду? – тихо спросил я у Альберта.