о солнца казалась расплавленным золотом. Их мать подошла к очагу и улыбнулась мне, но как-то рассеянно.
– Не видать их? – спросила она у Мамаши Бил.
– Пока нет.
– А где Мэйбет? – спросил я.
– Пошла за отцом, – ответила Мамаша Бил.
– Где он? – спросил я, на моем горизонте заклубился темный страх.
Женщины не ответили, но выражения их лиц подтвердили мои догадки. Деньги на ветер.
– Бог знает, что он взял, чтобы заплатить за выпивку, – сказала Мамаша Бил. – Он уже продал все ценное.
– Может, мы ошибаемся, мама, – сказала миссис Шофилд.
Это был скорее крик души, чем утверждение, и у меня разрывалось сердце от того, какую роль я сыграл в последнем горьком и разочаровывающем проступке ее мужа.
Мамаша Бил не ответила, продолжая помешивать горячую кашу в котелке.
– Вон она, – сказала миссис Шофилд.
То, что Мэйбет была одна, говорило само за себя. Вдобавок по ней самой ее – по опущенной голове, поникшим плечам и медленной походке – было видно, что поиски не увенчались успехом.
– Я не смогла его найти, мама, – сказала она, подойдя к нам. – Я искала везде.
Я представил, как она в одиночку ходила в тот незаконный бар и другие подобные места, тщетно разыскивая отца, и все великодушие, которое я испытывал, отдавая этому мужчине наши деньги, оставило меня. Я подумал признать свою вину в том, что их постигла эта напасть, но мне не хватило смелости.
– Он придет, когда пропьет все, что взял, – сказала Мамаша Бил. – А пока манная каша еще горячая, давайте поедим. Мэйбет, позовешь близнецов?
Завтракали в мрачном молчании. Даже обычно шумные близнецы, казалось, ощущали навалившееся на семью отчаяние и не разговаривали. Я старался цепляться за надежду, которую сестра Ив подарила мне в те времена, когда мы жили с ней. Но вместо этого мои мысли возвращались к скелету индейского ребенка, который мы похоронили на острове посреди реки; к Мозу, который погрузился в такие глубины, где до него было не дотянуться, а потом исчез; к деньгам, которые я отдал под влиянием порыва глупой щедрости, и, наконец, к тому, что я все еще скрываюсь от закона и лишь один шаг отделяет меня от пожизненного заключения за решеткой. Когда твою душу накрывает тьма, она не приходит полутонами, она опускается со всей чернотой безлунной ночи. Глядя на пустые лица брошенных женщин вокруг этого очага, я знал, что это моя вина.
– Я найду его, – сказал я, решив хоть так загладить свою вину, но, думаю, это был и способ сбежать от уныния, охватившего эту семью.
– Я тоже пойду, – предложила Мэйбет.
Мы встали и пошли вместе.
– Обычно он не начинает пить так рано, – сказала Мэйбет по дороге. – Все из-за того, что мы застряли здесь и понятия не имеем, как выбраться. На самом деле он хороший человек, Бак.
Хотелось бы мне верить, что это так, но я знал правду. Я дал ее отцу деньги, чтобы поправить тяжелое положение его семьи, а он ушел в загул. Деньги на ветер. Ненавижу, когда Альберт прав.
– Даже не знаю, когда еще была так подавлена, – сказала она. – Больно смотреть, как мама и Мамаша Бил надрываются, чтобы прокормить нас. А потом папа идет и делает что-нибудь такое.
Я держал Мэйбет за руку. Даже с омраченным беспокойством лицом она все равно была самым красивым, что я видел в жизни, и ее боль была моей болью. Рассудок кричал, что я должен признаться, но сердце боялось лишиться ее благосклонности. Я хотел помочь, но понятия не имел, что делать в таких обстоятельствах. Поэтому я сделал то, что было для меня естественно. Достал свою губную гармонику и заиграл самую веселую мелодию, что пришла на ум, «Я чувствую ритм» Гершвина.
Через несколько тактов Мэйбет запела, и я удивился, что она знает слова.
Теперь она улыбалась, напевая, что у ее порога не найдешь старых проблем, и ее личико казалось прекраснее, чем когда-либо. Потом ее глаза округлились, и я уловил то, что она услышала: ее отец подпевал пьяным тенором. Его голос раздавался неподалеку, в пределах Хоперсвилля. Я продолжал играть, а мистер Шофилд подпевал, и мы пошли на звук его голоса. Он сидел на перевернутом ведре для воды, прислонившись спиной к потрепанной стене картонной хижины капитана Грея вместе с хозяином. Он широко улыбнулся нам и распахнул объятия.
– Только посмотрите, капитан. Мои любимые дети сияют, как ангелы в утреннем солнце.
– Папа, – сурово сказала Мэйбет, – я везде тебя искала.
– Очевидно, не везде, – просиял он. – Потому что вот он я, любимая.
– Пьяный, – сказала она, холодно взглянув на отца и капитана.
Мистер Шофилд поднял руку в торжественной клятве.
– Я сегодня не брал в рот ни капли. Если я пьян, то только от счастья. И вот причина.
Он показал на меня пальцем.
Несмотря на протесты, он и правда казался пьяным. Но даже стоя близко от него, я не ощущал запаха алкоголя. Однако уловил запах бензина.
– Наш избавитель, малютка Мэйбет. И плоды его щедрости. – Ее отец опустил руку и коснулся красной пятигалонной канистры с носиком и печатными буквами «Скелли» на боку. – Это наш билет из Хоперсвилля. Следующая остановка – Чикаго.
Мэйбет выглядела сбитой с толку.
– Ты не выпивал?
– Как я сказал, ни глоточка. Сегодня утром я пошел искать заправку. А потом магазин, где купил всем небольшие подарочки, включая тебя.
Он опустил руку в набитый до отказа коричневый бумажный пакет, и Мэйбет ахнула от удивления и радости. Голубое платье.
– Оно почти такое же, как то, которое я отдала Джени Болдуин! – воскликнула она и, взяв платье, прижала его к себе, словно любуясь в зеркало на то, как оно будет сидеть на ней. Я подумал, что оно ей очень пойдет.
– Бак, надеюсь, ты не против, что я потратил немного твоего подарка на подарки другим? – спросил мистер Шофилд.
– Теперь это ваши деньги, – сказал я ему.
– Что ж, тогда, полагаю, ты не возражаешь, что я сделаю небольшой подарочек капитану Грею. Сумму, которой хватит на автобус до Вашингтона, чтобы он добрался до Бонусной Армии.
Я не знал, сколько мог стоить билет до Вашингтона. Я только надеялся, что оставшегося хватит, чтобы Шофилды добрались до Чикаго.
Мистер Шофилд рассмеялся.
– Вижу по лицу, что ты переживаешь, как бы я не спустил все деньги. Расслабься, Бак. Я все посчитал, и здесь еще достаточно, чтобы нам хватило на всю дорогу до Чикаго.
Капитан Грей протянул мне руку.
– А что до меня, то от всего сердца и своей деревянной ноги благодарю тебя, Бак.
Мэйбет восхищенно смотрела на меня.
– У тебя есть деньги?
– Больше нет, – сказал я. – Я отдал все твоему отцу.
Я думал, она отругает меня за то, что доверил наличные человеку, не понаслышке знавшего все нелегальные бары в округе. Но она подалась ко мне и поцеловала на глазах у своего отца, капитана Грея и всех, кто мог смотреть. Прямо в губы. Долго.
– Хорошо, хорошо, – сказал мистер Шофилд, поднимаясь с перевернутого ведра и беря канистру. – Идем, Мэйбет. Нам надо собираться.
Он направился к своему типи, и Мэйбет пошла следом за ним.
И тут до меня дошло, что я натворил. Мэйбет уезжает. Мэйбет уедет.
Глава сорок пятая
Уедет. Уедет. Уедет.
Это слово, как похоронный звон, отдавалось в голове, пока я вместе с Шофилдами шел к их типи. В одной руке Мэйбет несла голубое платье, а второй держала меня за руку и легко шагала. Мои же ноги казались мне свинцовыми, а сердце было готово разорваться.
Уедет. Такое бесповоротное слово – могильный камень. Это конец.
Миссис Шофилд поднялась со своего места возле костра, а Мамаша Бил с подозрением следила за нашим приближением. Увидев канистру с бензином, миссис Шофилд недоверчиво посмотрела на мужа.
– Это… – решилась она.
– Тут достаточно бензина, чтобы доехать до заправки, где мы сможем заполнить бак, – сказал он.
– Как…
– Это все Бак. Его заслуга. Его благородное сердце.
Мамаша Бил, наморщив лоб, разглядывала меня.
– Это ты купил?
– Это и еще больше, – сказал мистер Шофилд.
Он достал из бумажного пакета шарф с ярким цветочным рисунком и вручил его жене.
– Это убережет тебя от ветра по дороге в Чикаго, Сара.
Миссис Шофилд набросила шарф на волосы, завязала под подбородком и склонила голову набок.
– Как я выгляжу?
– Как настоящий ангел, – сказал ей муж и чмокнул в щеку.
– Где близнецы? – спросил мистер Шофилд.
– Играют у реки, – ответила его жена.
– Я купил им коробку фломастеров и раскраску про Сиротку Энни. – Он посмотрел на тещу. – Для вас у меня тоже кое-что есть, Мамаша Бил.
Он достал из бумажного пакета скатанные в рулетик купюры, перетянутые резинкой, и протянул их старухе.
– У меня много слабостей. Это то, что осталось от денег, которыми щедро поделился Бак. Буду признателен, если вы их возьмете и будете ими распоряжаться, пока мы не прибудем в Чикаго.
Она подняла руку и важно приняла его предложение.
– Спасибо, Пауэлл. – Потом она посмотрела на меня. – Я не стану спрашивать, откуда у молодого человека без всяких средств взялось достаточно денег, чтобы спасти семью, которая ему даже не родня. Я поверю, что они достались тебе честно, и просто скажу спасибо и слава Богу.
Потом она удивила меня. Она встала, обошла костер и крепко обняла меня от всей души, прижав мое лицо к своей груди.
– Что ж, – сказала она, отпустив меня и оглядывая стоянку. – Нам лучше начинать.
Новость распространилась быстро, и люди начали приходить, чтобы помочь Шофилдам. Мэйбет чуть не плясала, собираясь, и хотя я понимал ее нетерпение оказаться на пути в Чикаго, мне было больно от того, что она, похоже, не понимала, что это значило для меня, для нас. С типи сняли брезент и вытащили одеяла, но саму конструкцию решили не трогать, на случай если кто-нибудь еще захочет здесь поселиться.
Когда все было почти готово, Мэйбет широко улыбнулась мне и сказала:
– Можешь ехать со мной и близнецами сзади.