Джунипер с трудом сглотнула, прислушиваясь к дыханию Брета. Он стоял позади нее. Она его слышала. Протянув руку, словно Спящая красавица к веретену, она дотронулась до бледного плеча. Кукла была одета в белое кружевное платье, и Джунипер приободрило то, что она прикоснулась не к коже куклы. Она никогда прежде не видела фарфоровой куклы такого размера, и это зрелище лишило ее мужества. Она встряхнулась и отпрыгнула назад.
Ничего не случилось.
Джунипер принужденно рассмеялась и повернулась к Брету. Но Брет не смеялся. Он смотрел на что-то у нее за спиной, его рука поднималась, словно ее тянули за веревочку. Он показал рукой назад, на куклу.
Джунипер посмотрела на куклу.
И внезапно почувствовала, что падает в лазурные озера. Глаза куклы были потрясающе синего цвета, очень реалистично сделанные из стекла. Сердце Джунипер сильно забилось, она отступила на шаг назад. Ей следует отвести взгляд. Но каждый раз, как тени шевелились, ей казалось, что она улавливает движение губ девочки. Она понимала, что это обман зрения, но не могла отвернуться.
Ей в спину ударил крик. Он был резкий и зазубренный, как нож убийцы, которым он мог бы вырезать на лице человека рот куклы.
И еще он был знакомым.
– Руби. – Джунипер резко повернулась. Потом бросилась через комнату, но зацепилась ногой за стул и споткнулась. Она представила себе, как падает на пол. Как та девочка встает со стула, медленно, будто оживший труп. Ее рука поднимается, и в ней зажат нож, а потом…
– Держу тебя, – сказал Брет, подхвативший ее еще до того, как она упала на пол. Почти без усилия он потащил ее к двери. Когда они были уже на пороге, Джунипер услышала скрип за спиной, рванулась вперед и выскочила из дверного проема.
Они вместе бросились бежать по коридору. Дверь Паркера стояла открытой, и они сразу же увидели, что внутри никого нет. Через секунду они уже бежали с грохотом вниз по лестнице, следуя за призраком вопля, затихшего несколько мгновений назад.
Они нашли тело у подножия лестницы. Кто-то вытащил его из столовой, чтобы получше обернуть красивыми красными лентами. Вот только… это не были ленты, и Джунипер резко прижала ладонь ко рту, когда поняла, что с ним сделали. Ярко-красные порезы покрывали лицо Гэвина, его предплечья, шею. Но это были не беспорядочные порезы, о, нет. На каждом открытом дюйме его кожи были вырезаны слова.
– О боже. – Джунипер споткнулась о нижнюю ступеньку. Должно быть, кто-то пронес на вечеринку нож, но кто? Паркер с его злобным чувством справедливости? Брет с его мощными кулаками? Джунипер точно знала, что Руби принесла револьвер, а она взяла с собой простой маркер.
– Подождите, – сказала она, когда другие окружили ее. Руби и Паркер были там, она видела их боковым зрением, их тела плясали, подобно призракам. Но она не могла отвести глаз от Гэвина; она не могла дышать, пока ее подозрения не подтвердились. Опустившись на колени рядом с ним, она провела пальцем по его запястью. Палец остался чистым. Гэвина не изрезали острым ножом. Его исписали красным маркером.
Джунипер даже улыбнулась.
Затем ее взгляд скользнул вверх по лестничной клетке, к комнате, где должен был прятаться перманентный маркер. Она не могла его видеть с той точки, откуда смотрела, от основания лестницы. Она видела только край того первого, пугающего портрета, того самого, который напомнил ей о двух очень особенных людях. Девочке и мальчике.
– Ребята, – начала она, все еще глядя вверх. Но не успела она высказать свои опасения, как Руби ее перебила.
– Придурок, – прошептала она, и Джунипер резко повернула голову вправо.
– Что?
– Неудачник. Орудие.
– Какого черта, Руби? – вмешался Паркер со смехом, совершенно неуместным сейчас. – Может, нам нужно пригласить экзорциста?
– Заткнись, – огрызнулась Руби, что не совсем опровергало его предположение. Но бросив один взгляд на руку Гэвина, Джунипер увидела то, что раньше ускользнуло от ее внимания. Руби произносила не бессмысленные слова, которые пришли ей в голову. Она читала.
– Кто мог это написать? – спросила Джунипер, разглядывая кожу Гэвина. Ее ободрило то, что его грудная клетка время от времени поднималась и опускалась, как тогда, когда она проверяла его жизненные функции в столовой. И все же нужно поднять его с пола. Нужно вынести его из этого дома, подальше от всех этих ужасов.
От опасности.
Но часть мозга Джунипер хотела понять, здесь и сейчас. Может быть, часть человеческого мозга дала сбой, из-за этого убивают хорошеньких девушек в фильмах ужасов. «Не может все быть так плохо, как ты думаешь», – говорил мозг, и иногда это было к лучшему. Это помогало сохранить спокойствие в опасных ситуациях. Позволяло спланировать следующий шаг. А в других случаях это приковывало к месту, и этого времени как раз хватало, чтобы убийца подкрался сзади, и как только человек поворачивался, в его грудь вонзался кинжал.
В тот момент одна фраза удерживала Джунипер на месте, ее глаза прищуривались все больше, но не фокусировались на словах. «Белая шваль?» – спросила она, поворачивая руку Гэвина, будто это голограмма. Будто, если повернуть ее на два дюйма влево, эти слова превратятся во что-то имеющее смысл.
За ее спиной Паркер фыркнул.
– Как он может быть «белой швалью»? Этот болван – азиат.
– Золотая звезда, Паркер, – пробормотала Руби, тряхнув головой. – Ты это все придумал сам?
И все-таки она щурила глаза, как и Джунипер, глядя на эти слова, будто в них было что-то зашифровано. Теперь, когда девочки обнаружили слова «белая шваль», они нашли и другие слова, которые заставляли усомниться в здравом уме вандала. «Извращенец» было вписано в сгиб локтя Гэвина большими, размашистыми буквами. Джунипер не могла понять его смысл. И только когда она посмотрела на Брета, у нее сильно забилось сердце. Конечно, оно практически перестало биться, когда она подумала, что Гэвина разукрасили надрезами, как индюшку в День благодарения, и она снова воспрянула духом, когда поняла, что это не так. Но теперь, видя понимание в глазах Брета, она ощутила, что вся кровь в ее теле прилила к сердцу.
– Что? – спросила она, глядя Брету в глаза.
– Я… я это уже видел, – произнес он, пятясь назад. На минуту ей показалось, что он может, вот так, пятясь, выйти из дома, так и не развернувшись. И содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если кто-нибудь подойдет к нему сзади раньше, чем он доберется до своего автомобиля. Кто-нибудь, кто решит, что маркера недостаточно.
– В прошлом году, – сказал ей Брет, – на рождественской вечеринке у Далии Кейн, я нашел того мальчика, лежащего без сознания у бассейна, и он весь был покрыт надписями.
«Того мальчика», – подумала Джунипер, будто Брет мог забыть его имя, будто оно не врезалось им всем в память. Врезалось так, как, по ее недавнему мнению, эти слова в кожу Гэвина.
– Кто-то написал на нем «белая шваль»? – спросила Джунипер и снова посмотрела на Гэвина. Краешком глаза она заметила, как Брет бросил взгляд на Паркера. Паркер кивнул, едва заметно.
– Да, – подтвердил Брет, а потом, все еще глядя на Паркера, прибавил: – Это написал Гэвин.
Джунипер резко вскинула голову.
– Что? Нет, не может быть.
Брет и Паркер кивнули.
– Нет, Гэвин этого бы не сделал. Вы его оговариваете. – И все же, уже произнося эти слова, она поняла, как нелогично это звучит. Так же нелогично, как и то, что кто-то написал «белая шваль» на Гэвине. Так же нелогично, как подвергаться преследованию привидений. – Не могли бы вы все отойти? Мне нужно проверить его жизненно важные органы…
– Нет, – крикнула Руби, и ее голос всех испугал. – Разве вы не понимаете, что происходит? Он придет за нами.
– Кто? – спросил Брет, он вынуждал ее назвать имя этого мальчика. Но Руби слишком боялась это признать, слишком боялась выкопать тайну, которую они похоронили вместе с телом, так сильно обгоревшим, что его пришлось опознавать по зубам.
Паркер не боялся. Может быть, он просто не желал допустить, что этот мальчик вернулся за ними. Или, возможно, он прожил всю жизнь, не испытав возмездия за свои проступки, и поэтому не понимал, что на них надвигается. Так или иначе, Джунипер видела, как Руби зажмурилась, когда это имя слетело с его губ. Его следовало произносить шепотом, как тайну, но Паркер выплюнул его, как проклятие: «Шейн Феррик».
12Дикий ребенок
В день их приезда на Фоллен Оукс обрушилась буря. Двери школы дребезжали, и ветка дуба разбила окно во время урока по углубленному изучению биологии. Затем туман рассеялся и из него вышли два незнакомых человека. Тощие ноги и потрепанная одежда. Бледная кожа и иссиня-черные волосы.
В десять часов, третьего декабря, они вошли в огромную красную дверь школы и принесли с собой дождь. Все повернулись и уставились на них. И нельзя было их винить, правда; Феррики завораживали. Словно они были призраками, проскользнувшими на время в мир смертных, а потом превратившимися в пар.
А после – в ветер.
Руби Валентайн доставала из своего шкафчика книгу, когда это произошло. Позднее она придала этому смысл, словно вселенная была великой колдуньей, плетущей заговор, и все, что она делала, она делала с улыбкой, подмигивая, позволяя на мгновение увидеть фрагмент своего великого плана. «Химия, действительно», – подумала Руби, и жар заполнил ее грудную клетку. Но в то время она не посмотрела на название книги. Она отличала ее по обложке, и, кроме того, ее мысли витали где-то далеко. Она смотрела внутрь себя, поглощенная своими мыслями, когда мимо прошел Шейн Феррик.
Наверное, с ним была его сестра. Тогда они всегда были вместе. Но Руби запомнила присутствие Брианны так же, как запомнила книгу: она имела значение в ретроспективе, но в тот момент не играла никакой роли. Шепот во время бури. Имело значение то, что учебник по химии выпал из рук Руби в ту минуту, когда она встретилась взглядом с Шейном Ферриком. Находящиеся вокруг мальчики наблюдали, они вполне могли поднять ту книгу, совершить такой джентльменский поступок. Но ни один не двинулся с места, то ли потому, что Руби была девочкой Паркера, то ли потому, что им хотелось увидеть ложбинку между ее грудями, когда она нагнется. Руби точно не знала. В конце концов, это не имело значения, потому что Шейн махнул сестре рукой, чтобы она шла дальше, опустился на одно колено и поднял ее книгу.