– Ее дом стоит на двух акрах леса. Но по обе стороны от него проходит дорога, и, если ты оставишь там машину, я смогу тайком удрать и встретиться с тобой после того, как объявлю о разрыве.
– Нет, мне это не нравится. Что, если Паркер увидит, как ты идешь в лес одна? Что помешает ему пойти за тобой?
– В этом-то все дело. Если Паркер увидит, что я украдкой иду в лес одна, и он не пойдет за мной, ну, может быть, мы ошибаемся на его счет. Может, нам и не придется уезжать из города. Но если он пойдет за мной, не позволит мне бросить его, тогда правильнее будет сбежать. Надежнее. – Руби села на колени к Шейну. – Кроме того, как будет удобно, если он погонится за мной в ту ночь, когда я исчезну? Люди подумают, что это из-за него. Они сочтут, что это он виноват.
– Кармическая справедливость. – Шейн поцеловал ее в горло. Он поцеловал ее шею, скользнул губами вверх, к щеке. Когда добрался до ее губ, он спросил:
– Ты уверена? – Он мог спрашивать о вечеринке, или о веревке, или о том, что они сейчас найдут друг друга абсолютно по-новому.
– Совершенно уверена. Кроме того, я слышала, что когда мальчики пользуются руками, получается лучше.
После этого Руби ненадолго потеряла счет времени. Шейн стащил с нее ночную сорочку, медленно, точно так, как она это себе представляла, его руки скользили по ее коже. Она помогла ему снять джинсы. Наконец, когда они оба были уже раздеты и оба дрожали, он посмотрел на нее, и она произнесла: «Да!»
– Что?
– Да. Пожалуйста. Я хочу тебя.
Шейн обхватил ладонью ее лицо и снова поцеловал ее. Когда он поменял положение и оказался под ней, вся вселенная перевернулась. Она почти мгновенно перестала ощущать себя. Затем, так же быстро, Руби вернулась назад в свое тело. Но вместо кожи, мышц и костей она состояла из чистого, жидкого меда. Из чистого, сверкающего света. Из того света, который был способен сжечь воспоминание о покрытой шрамами, изломанной девочке и оставить лишь прекрасный скелет.
Потом он не мог остановиться, не прикасаться к ней. Несколько часов его пальцы плясали по изгибам ее бедер, кругами бродили по животу и поднимались выше, к лицу. Она улыбалась, целуя эти пальцы. Наверное, его руки устали от всего, что происходило раньше, но он не переставал изучать ее. Запоминать ее при помощи пальцев. Когда утром она поднялась, он покачал головой и снова притянул ее к себе.
Она рассмеялась, падая в его объятия.
У нее кружилась голова от любви, от планов побега. Она ничего не видела за окном. Не видела мигающего огонька камеры. Не видела телефона. Но несколько часов спустя, когда видео появилось у нее на ее экране телефона, у Руби не осталось сомнений в том, что ее снимали.
И все это увидели.
22Разоблачение
Когда Джунипер проснулась утром в день вечеринки у Далии Кейн, у нее не было никаких дурных предчувствий. Птицы не влетали в ее окно, громко хлопая крыльями, а потом замирая. Хлопья-буквы сухого завтрака не складывались сами по себе в слово «беги». Если честно, ничто не указывало на то, что произойдет нечто необычное. Она пришла на третий урок – химию – и сосредоточилась на занятиях, как обычно.
Потом началось хихиканье. Такое хихиканье всегда поднимается в средней школе, когда кто-то запускает по рядам скандальную записку. Ничего такого, что могло бы встревожить Джунипер, конечно, потому что она не двенадцатилетняя девчонка, влюбленная в какого-нибудь прыщавого мальчишку. Она уже практически взрослая. Она открыла свой учебник, нашла главу по атомной теории и кое-что из нее выписала в тетрадь.
Опять услышала смех. На этот раз хихиканье пробрело зловещий оттенок. Так прекрасная королева превращается, под собственный хохот, в злую колдунью, а ее лирический смех становится грозным карканьем. Джунипер оглянулась в поисках источника этого смеха. В дальней части класса Женевьева Джонсон уставилась на какой-то предмет, лежащий у нее на коленях. На телефон. Пользоваться сотовым телефоном было строжайше запрещено во время уроков, но, разумеется, имелись способы обойти запрет. Отключить звук на телефоне. Набирать текст, не отрывая глаз от доски. Одноклассники Джунипер строго соблюдали собственный кодекс относительно запретов: если их можно было нарушить, их следовало нарушать, и к тому моменту, когда уже третья ученица захихикала, сердце у Джунипер упало.
Дело было не только в жестокой ноте этого смеха. Многие делились сплетнями во время урока. Но каждый раз, хихикая, они поглядывали на пустой стул во втором ряду.
Это был стул Руби. Руби сегодня не пришла на урок химии, и это было странно, потому что она не пропустила ни одного дня занятий в школе после того уик-энда, когда исчез ее отец. Теперь все ученики бросали взгляды то на экраны своих телефонов, спрятанных на коленях, то на стул Руби, и у Джунипер внутри все сжималось. Она была уверена, что ей передаются чувства Руби. Однажды, когда у десятилетней Руби было пищевое отравление, Джунипер провела день в постели, ее бил озноб, а она даже не знала тогда, что Руби заболела. Логика говорила ей о том, что между девочками нет физической связи, но как-то они все же были связаны.
Всегда существовала какая-то связь.
Вот почему, когда сидящий рядом с ней мальчик фыркнул, лицо Джунипер вспыхнуло, будто все, что происходило вокруг, касалось именно ее. Ей необходимо посмотреть на свой телефон. Немедленно. Но она не посмела достать его в разгар урока, путь даже мисс Джейкобсон была занята, писала что-то на доске. Поэтому она кашлянула и попросила разрешения выйти в туалет. Через две минуты она заперлась в кабинке, попыталась успокоить стремительно бьющееся сердце и достала телефон.
Там ее ждало мультимедийное сообщение. Оно было озаглавлено «Вспашка клубничных полей», и когда Джунипер его открыла, она обнаружила, что смотрит видео, действие которого происходит в комнате Руби. Она видела только уголок ее кровати. Похоже, это видео снимали с улицы, и когда она нажала на «пуск», она очень хорошо рассмотрела мальчика, перелезающего через подоконник.
Шейн Феррик с веревкой в руках.
Джунипер ахнула, не обращая внимания на то, что прислонилась к грязной стенке кабинки. Она не могла стоять прямо. Ей и в голову не пришло, что это не просто запись секса, а нечто худшее, нечто более темное. А Шейн подошел к кровати, бросил веревку на одеяло Руби и протянул ей свои запястья.
Руби завязала веревку бантиком. Потом потянула его к кровати, и через минуту Джунипер уже видела только их переплетенные ноги.
Она остановила фильм. Ну, попыталась остановить, но телефон ее не слушался. Она пыталась три раза, пока не поняла, что экран мокрый. Она плакала. У нее было разбито сердце, потому что Руби не знала, что ее снимают, а скоро вся школа будет знать, и – о, Господи!
Как мог Шейн такое сделать? Джунипер опустила глаза и рукавом попыталась вытереть экран. Теперь он был сухим, но вместо того, чтобы нажать на «стоп», она нажала на перемотку вперед, держа палец на быстро мелькающих кадрах. Ей хотелось увидеть конец этой записи. Хотелось увидеть лицо Шейна, когда он выключит камеру. Будет ли он самодовольно улыбаться на фоне спящей Руби?
Или подмигнет?
В конце концов Джунипер так и не получила ответов на свои вопросы, потому что не увидела его губ. Она не увидела его глаз. Может быть, он проявил осторожность, стараясь не попасть лицом в кадр, но был недостаточно осторожным. Одна-единственная прядь волос его выдала.
Черная и блестящая, она попала в рамку кадра.
Внезапно руки Джунипер снова пришли в движение, и как ей ни хотелось сделать вид, будто в нее вселился какой-то призрак, она знала правду. Она не могла допустить, чтобы страх (или то была гордость?) помешал ей связаться с Руби. Если есть хоть один шанс, что Руби захочет с ней поговорить, она соберется с силами и придет на помощь своей бывшей лучшей подруге.
«Руби, ты в порядке?» – послала она ей.
Ответ пришел очень быстро. У Джунипер заболел живот, когда она прочла ответ Руби.
«Он этого не делал».
«Погоди, чего не делал?» – лихорадочно напечатала Джунипер.
«Шейн не снимал это видео», – ответила Руби. Неужели она это серьезно? Это казалось невозможным, но когда Джунипер задумалась над этим всерьез, то поняла, что в этом ответе есть некий нехороший смысл. Отец Руби швырял ее о мебель (или о стенки? или с лестницы?), а Руби его защищала. Паркер швырнул того мальчишку в мусорные ящики, а Руби в него влюбилась. Теперь Шейн выставил ее в луч прожектора, но он, конечно, не виноват.
«Мне просто необходимо его увидеть, – написала Руби через минуту. – Мы договорились встретиться на вечеринке у Далии сегодня вечером».
«О, ты должна надеть вечернее платье! А Шейн наденет костюм, и вы вместе придете на премьеру вашего фильма».
О, черт, неужели она действительно это отправила? Она не собиралась этого делать. Она только хотела увидеть написанным это сообщение. Хоть раз сказать Руби правду, а не прикусить язык. Но момент был неподходящим. Он был самым неподходящим, и Руби ей не ответила.
Ни тогда, ни через час. Раз за разом, урок за уроком, Джунипер склонялась над своим столом, как все остальные. Она написала «Прости меня» во время перерыва на ланч, но не получила ответа. По дороге домой она написала «Я не то имела в виду», но ответом было молчание. K тому времени, как наступил вечер, она поняла, что послания не помогут Руби выпутаться из веревок Шейна Феррика.
Ей необходимо действовать.
Сейчас. Сидя в особняке на Черри-стрит, глядя, как Руби пытается освободиться от пут, Джунипер поняла, что пора признаться в том, что они тогда сделали. Судорожно вздохнув, она перевела взгляд на Гэвина.
– Думаю, нам пора рассказать правду.
И, наконец-то, они это сделали.
23На месте преступления
Гэвин устал от всеобщего идиотизма. Много лет ему хотелось получить приглашение на рождественскую вечеринку к Далии Кейн, а теперь, когда это, наконец, произошло, оно оказалось обманом. Далия вовсе не хотела провести время с ним, таким сказочно харизматичным парнем. Ей нужно было, чтобы кто-нибудь сделал откровенные снимки «старомодным» фотоаппаратом.