равились на прогулку по Варшаве.
Судя по телефонным переговорам, которые вел пан капитан в течение дня со своей мамой, пани Барбара активно готовилась принять нас у себя вечером.
Мы поехали в центр Варшавы, побродили по старому городу, выпили кофе, снова побродили и после обеда направились к пану Станиславу собрать чемоданы, так как следующие пару дней было запланировано провести у пани Барбары.
Собрав чемоданы и приведя себя немного в порядок, я была готова предстать перед потенциальной свекровью во всей красе.
Заветный час настал. Мы подъехали к нужному дому, вошли в подъезд, зашли в лифт. Томаш нажал кнопку с номером пять, а я почувствовала, как потеют мои ладони и бешено бьется сердце.
Через мгновение двери лифта распахнулись, мы вышли, подошли к квартире № 28 и нажали кнопочку звонка. Он отозвался трелью, где-то внутри квартиры я услышала приближающиеся шаги.
Вдох — выдох, вдох — выдох, еще раз вдох и еще раз выдох.
Дверь распахнулась, и передо мной предстала моя будущая свекровь.
Пани Барбара в жизни оказалась еще красивее, чем на экране компьютера. На вид ей было лет шестьдесят или около того. Она была достаточно стройная, по крайней мере никакого выпячивающегося живота или торчащих боков из-под плотно обтягивающего платья не проглядывалось. Волосы были длинные, закрученные в легкие локоны. На губах красная помада, на руках красный лак, на ногах туфли-лодочки, а в довершение образа femme fatal[7] — небрежно наброшенный на плечи твидовый пиджак а-ля Шанель.
— Маааааарринка! Ну зравсвуй!!! Дабро пажалафат в Полшу!
Она раскинула свои изящные руки и приняла меня в свои объятия.
Я немного выдохнула, начало было многообещающим.
— А эта мой муш Вальдек! — Пани Барбара подвела ко мне высокого, тучного мужчину.
— Зравсвуй! — улыбнулся пан Вальдемар и протянул мне руку.
Я улыбнулась в ответ и пожала его ладонь в знак приветствия.
Войдя в дом, я начала было снимать обувь, но пани Барбара неожиданно вскрикнула и добавила:
— Ну што ты! Ньет, ни ннада! — и жестом начала показывать, чтобы я немедленно оставила затеянное.
Я с ужасом посмотрела на Томаша. Последний одобрительно кивнул.
— Да, здесь можно в обуви, — сказал он и промаршировал в комнату в ботинках.
Я нехотя подчинилась. Проследовав за моим избранником в глубь квартиры в босоножках, я все еще чувствовала себя неуютно. Ну никак не укладывалось в моей голове, что в квартире можно ходить в уличной обуви. В Казахстане первое, что я делала, вернувшись домой, — это снимала то, в чем ходила по улице. В гостях та же последовательность действий: сначала снять обувь, потом все остальное.
Меня терзали угрызения совести, что вместе с моими туфлями я заношу пыль и грязь. Но пани Барбара была непреклонна: без обуви входить строго запрещено.
Со временем я, конечно, привыкла к тому, что поляки частенько, придя в гости, да даже заскочив на минутку к друзьям или соседям, просто не снимают обувь. Даже если у вас маленький ребенок ползает по полу и пробует его вылизать и даже если вы открываете дверь со шваброй в руках, это все не является поводом, чтобы тут же начать разуваться. А уж если вас пригласили в гости на ужин, то тут уж мало кому придет в голову обувь снимать.
Пани Барбара же уверяла, что все в порядке, приговаривая, что туфли — это важная часть образа и, сняв их, мы только портим наш внешний вид. Она сама, как и ее муж, ходили по дому в туфлях, что принесло мне небольшое успокоение, по крайней мере пыль в это сверкающее чистотой жилище вношу не я одна.
Квартира мамы моего избранника была большой, уютной и утопала в цветах. Горшочки с комнатными растениями стояли повсюду, я обнаружила даже целое дерево, которое разрослось так, что за ним можно было смело спрятаться взрослому человеку минут на двадцать, прежде чем кто-то тебя обнаружит.
Из квартиры был выход на балкон, который больше напоминал летний сад, где густо вилась виноградная лоза. Она была на стенах и на потолке, и создавалось впечатление, что весь балкон густо обвили зеленые широкие листья. Были и другие растения, также щедро расставленные в каждом углу, некоторые свисали откуда-то с потолка. Была здесь и мята, и базилик, и розмарин, и даже крошечная земляника.
И среди всей этой зелени и цветов стояла беседка, под куполом которой красовался празднично накрытый стол. На мгновение у меня создалось впечатление, что мы не в квартире на пятом этаже, а в домике где-то в деревне, и только кафельный пол и вид на соседние здания напоминали, что мы все же не в деревне.
Пани Барбара изящно махнула рукой в сторону стола, приглашая занять места.
Стол был заставлен замысловатыми закусками и салатами, видимо, кулинарные способности пан капитан унаследовал от мамы. Пани Барбара отличалась большим кулинарным талантом. Практически из ничего она могла приготовить обед из трех блюд и десерт с компотом.
Мы расположились за столом, все смотрели на меня и улыбались. Улыбалась и я. Молчание нарушил пан Вальдек.
— Можит па сто грамм! — Он таинственно улыбнулся, подмигнул и поднял рюмки.
Я отшатнулась и замахала руками.
— Ой, что вы, я не пью, — запротестовала я.
— Как так? Только по чут-чут, — не унимался пан Вальдек.
Я перевела взгляд, полный мольбы и испуга, на Томаша, который, протянув руку помощи, спас меня от настойчивости пана Вальдемара. Пан капитан, обратившись к мужу своей мамы, начал что-то быстро объяснять на польском. Полагаю, он рассказывал о моей нелюбви и непереносимости алкоголя.
Пани Барбара и пан Вальдек внимательно слушали, после чего пан Вальдек, кажется, немного растроился и спрятал бутылку водки. А вот пани Барбара расплылась в улыбке и, погладив меня по голове словно маленького ребенка, добавила:
— Вот маладэц! Ни пий, это плохо. Dobre dziecko[8].
И удалившись в другую комнату и что-то припевая, вернулась уже с бутылкой красного вина. Откупорив бутылку, она попыталась налить мне первой, но и здесь меня спас пан капитан, выдав очередные диагнозы и рекомендации на мою тему. Тут уже в шоке была и пани Барбара.
— Кааак сафсем ни пиешь? Даже winko?[9] — удивлялась она — Вапще?
— Вообще, — утвердительно кивнула я.
— Оооо. Маладэц! Ты мне нравишса, — и показала большой палец вверх в знак одобрения.
Мы сели за стол. Пани Барбара таинственно улыбалась, повторяя, что специально для меня приготовила какой-то особенный деликатес.
— Эта такой смаколык, — гордо заявил пан капитан.
— А что такое смаколык?
— Ну, значит вкусна очинь, — поспешил с ответом пан Вальдек.
Пани Барбара, выпорхнув из недр кухни, легкой походкой направилась на балкон наперевес с тарелкой в руках и, торжественно поставив блюдо передо мной, нараспев объявила:
— Тatar! Вкусна! Очинь, — указав знаком, чтобы я немедленно взялась за вилку.
Сначала я не особо поняла, о каком татаре идет речь, но после объяснений присутствующих поняла, что это не человек, а блюдо так называется. Татар.
Я устремила взгляд на тарелку и на мгновение потеряла дар речи.
На фарфоровой тарелке лежал сырой фарш, в котором плавал сырой желток, рядом красовался мелко нарезанный лучок и так же мелко нарезанный квашеный огурчик.
— Это есть надо? — спросила я у моего польского возлюбленного.
— Ну да, это очень вкусно, — ответил он.
— Оно же сырое! — в ужасе добавила я.
— Ну и что! Вкусно, попробуй.
Пани Барбара в это время приносила такие же порции для всех остальных.
Я молча смотрела на желток, желток смотрел на меня. Я пыталась понять, шутка это или трудности перевода и я чего-то не понимаю.
На мгновение мне вспомнилась моя мама, которая все мое детство и юность повторяла, что сырое мясо есть нельзя.
— Черви заведутся, — повторяла мама.
Сырых яиц мне тоже есть не разрешалось.
— Сальмонеллезом[10] можно заболеть, — вторила мама.
А сейчас на моей тарелке воплотился в жизнь самый страшный сон моей мамы: сырое мясо с сырым желтком.
Сидящие со мной за одним столом активно перемешивали содержимое тарелок вилками, сваляв из всего, что на ней было, мясную кулебяку, и отравляли в рот кусочек за кусочком, приговаривая:
— Какое свежее мясо и… вкусное. Мммм.
В этот момент я представила себя героиней фильма «Индиана Джонс»[11], когда во дворце махараджи перед главной героиней поставили блюда, состоящие из обезьяньих мозгов и супа с глазами, видимо, оставшимися не у дел после выемки мозгов. Кажется, героиня в какой-то момент свалилась со стула без чувств. На мгновение мне показалось, что я сейчас тоже откинусь назад вместе со стулом, точь-в-точь как героиня фильма. В принципе, это было бы неплохим выходом из ситуации, не пришлось бы есть сырого мяса.
Но мой организм отказывался падать в обморок, а желудок истошно кричал:
— НЕ ЕШЬ! Я ЭТОГО НЕ ВЫНЕСУ!
Успокоив все голоса внутри меня, я взялась за вилку. Барабанная дробь. Перемешав содержимое тарелки по примеру сидевших рядом, я наколола миллиметровый кусочек на вилку и отправила его в рот.
Хмммм. Как бы описать вкус, чтобы никого не обидеть. Большей гадости я в жизни не ела. Простите меня, поляки, прости, мой дорогой пан капитан и не менее дорогая свекровь, но я не понимаю, как вы это едите.
Мои вкусовые рецепторы закричали во весь голос (если он у них имеется):
— ВЫПЛЮНЬ ЭТУ ПАКОСТЬ!
Плевать в тарелку на глазах у потенциальной свекрови мне не хотелось, я бы себе этого не простила. Она, наверное, тоже не простила бы.
Собрав всю волю в кулак, я усилием воли отправила все содержимое в желудок. Последний немедленно отозвался недовольным урчанием.
Что было дальше, не помню: то ли я позеленела и пан капитан решил меня спасать, то ли я побледнела и мои без пяти минут новые родственники решили дальше не издеваться над моим желудком. В любом случае, тарелку, к счастью, кто-то забрал. Пан капитан что-то долго объяснял маме, из чего я не поняла ни слова, но давиться сырым мясом меня больше не заставляли.