политика, самолеты.
— Что-то сабака мая балеет. А куда ты завтра литишь? — продолжал пан Стащ, напрочь забыв о помолвке сына.
На дворе было начало сентября, и со свадьбой мы решили повременить до весны или лета, чтобы не кутаться в шубы и белыми свадебными туфлями не хлюпать по дождю или снегу.
Я пока могла заняться таким ответственным делом, как выбор платья, ресторана и всего сопутствующего.
Пока мы думали, где, когда и как проведем самый важный день в нашей жизни, неожиданно подкралась зима.
Для меня зима ассоциировалась с мокрым снегом и непременным насморком, а вот для пана капитана зима означала поездку на горнолыжный курорт.
— В этом году мы едем кататься на лыжах вместе, — безапелляционно заявил мой теперь уже жених.
Я хотела запротестовать, что я вроде как не умею и на лыжах никогда и не стояла, но, судя по его выражению лица, было понятно, что спорить бесполезно.
В Алматы был свой горнолыжный курорт. Ну, может, слово «курорт» звучит немного гротескно, потому как гора всего лишь одна, хоть и высокая (3000 метров), но спуск занимал не больше пяти минут. Для начинающего горнолыжного «чайника» вроде меня такой спуск был вполне подходящий.
Отныне каждые выходные мы направлялись туда, где я проходила курс начинающего лыжника под пристальным взором моего польского инструктора.
Пан капитан к тому времени за плечами имел тридцатилетний опыт, которым и обещал щедро со мной поделиться.
План тренировок подробно составлялся моим избранником. На то, чтобы научиться сносно ездить на горных лыжах, мне давался месяц. По истечении этого срока я должна была блеснуть новоприобретенными навыками в альпийских горах.
В назначенный день мы приехали на мою первую тренировку.
Въезжала я на гору в очень приподнятом настроении, но все резко поменялось, когда я оказалась на самом верху. Оказалось, что я не имела ни малейшего представления, как надо ездить на лыжах.
— Делай, как я.
Слегка присев и наклонившись вперед, мой капитан покатил вниз. Потом он остановился и развернулся в мою сторону.
— Давай. Паехали!
Шоком свое состояние я бы не назвала. Скорее я была близка к инфаркту. У меня тряслись колени, руки, и каждая клеточка моего организма кричала:
«ЭТО ЖЕ САМОУБИЙСТВО!!!»
Я наотрез отказалась ехать вниз. Польский возлюбленный что-то кричал, махал, снова кричал, снова махал, затем, кажется, перешел на лексику ненормативную и, топнув лыжей, зашагал наверх.
Поначалу я наивно полагала, что он хочет меня спасти, но нет. Пан капитан продолжал настаивать на съезде.
Добравшись до места, где я тряслась от ужаса, он предложил, чтобы я обхватила его сзади, вставив лыжи между его лыж, и в таком положении, согласно теории пана капитана, мы должны съехать вместе.
Идея показалось неплохой, но, когда он поехал вниз, я умудрилась выехать между его ног, конечно же, тут же совершив твердую посадку бедром и пятой точкой.
Мучились мы долго: я падала, вставала и плакала горючими слезами. Съезд с горы для меня выглядел как прыжок с парашютом. Пан капитан ругался в основном на польском. Хорошо, что тогда я мало что понимала из его слов, иначе, опасаюсь, могла бы сильно обидеться и до свадьбы дело бы не дошло.
В конце концов, по истечении двух часов мы съехали вниз.
Я вздохнула с облегчением и собралась удалиться, но не тут-то было. Пан капитан не то чтобы настаивал снова въехать на гору, он этого требовал. Я попросила сделать перерыв, дабы собрать волю в кулак. Он согласился.
Я была в отчаянии и смотрела на него глазами побитой собаки, пытаясь выдавить жалость, но мои полные мольбы взгляды не возымели никакого эффекта на моего строгого инструктора. Поняв, что мне не отвертеться, я вытерла слезы и сопли и зашагала в сторону ближайшего бара, где заказала пятьдесят граммов коньяка. Сто выпить я бы просто не смогла. Влив в себя коричневую жидкость под округлившиеся глаза пана капитана, я сказала:
— Я готова!
С этими словами я ринулась в бой.
То ли коричневая жидкость заглушила немного животный страх внутри меня, то ли помогла настойчивость пана капитана, но, сжав кулаки, а точнее, лыжные палки во второй раз, я каким-то образом съехала сама. Нет, конечно, капитан все время ехал рядом, помогал встать и объяснял, как поворачивать и правильно держать руки, ноги и как вообще собраться в кучу после очередного падения.
Второй мой в жизни съезд на лыжах занял уже полтора часа.
Мои способности скоростного спуска на лыжах с каждым разом были все лучше и лучше: съезд занимал уже не два часа, а минут пятнадцать, а падала я все реже.
Через месяц задание было почти выполнено. Я вполне неплохо держалась на лыжах и худо-бедно могла съехать без посторонней помощи.
Приближалось время наших зимних каникул. Пан капитан заранее все спланировал, выбрал горнолыжный курорт, заказал гостиницу и приобрел билеты.
Летели мы с обязательной остановкой в Польше, где для предстоящей свадьбы планировали взять необходимые документы и, если останется время, присмотреть платье и костюм.
Остановились снова у пани Барбары, так как путь от аэропорта до ее дома был намного ближе, чем до дома пана Станислава. На работе мне пришлось брать неоплачиваемый отпуск, а мое начальство начинало криво смотреть на мои бесконечные выходные за свой счет. У пана капитана же в распоряжении было десять дней. На лыжах мы планировали провести неделю и в оставшиеся пару дней галопом пронестись по польским магазинам в надежде приобрести и платье, и костюм. Времени было катастрофически мало, и практически на следующий же день по прилете в Варшаву ни свет ни заря мы сели в машину, по дороге забрав пана Станислава, и рванули в Австрию — покорять снежные вершины.
Ехать пришлось долгих восемь часов. Мои польские спутники за время поездки успели обсудить все политические события в стране и мире, побеседовали на тему, какой самолетный двигатель лучше и чем управлять проще: эйрбасом или «Боингом». Пан Станислав отрапортовал о состоянии здоровья своего очередного четвероногого друга, пан капитан пожаловался на недостаточное количество рейсов и отсутствие любимых колбасных деликатесов в Казахстане. Потом все то же самое обсудили еще три раза. Я же успела вздремнуть, почитать, снова вздремнуть, пополнить свой словарный запас парочкой нецензурных выражений на польском, и ближе к вечеру, когда все темы для разговора неожиданно иссякли, мы наконец доехали.
На следующий день после завтрака наша троица в полном обмундировании, с лыжами под мышкой двинулась в сторону горнолыжного курорта.
Все увиденное произвело на меня огромное впечатление, ведь, кроме родного Чимбулака[20], на котором я за последний месяц бывала чаще, чем за всю жизнь, я в общем-то ничего и не видела.
Горнолыжные трассы тянулись на километры, не видно было конца и края. Где-то совсем вдалеке виднелись белоснежные горные верхушки, уходящие высоко в голубое небо. Даже снег был чудесный, такой правильный снег последний раз я видела, наверное, в детстве, когда он еще лежал и из него можно было слепить не только снежок, но и целого снеговика: мягкий, хрустящий, а главное, нетающий.
Подъемники, трассы, рестораны — все было продумано до мельчайших деталей.
На мое счастье, австрийцы, строя свои горнолыжные курорты, подумали о всех. Были трассы, обозначенные черным цветом, — для профессионалов вроде моих спутников, и для меня нашлись практически плоские трассы синего цвета. Интересно, что пан Станислав в свои семьдесят с хвостиком съезжал в основном с трасс черных, в крайнем случае с красных, порой опережая собственного сына.
Я, конечно, и не пыталась догнать своих панов и была рада тому, что вообще могу проехать самостоятельно хоть несколько метров.
Катались мы целый день, делая короткие перерывы на чай-кофе и только один перерыв подольше на обед. Мои спутники дорожили каждой минуткой, проведенной на лыжах.
К четырем часам вечера, когда все начиналось близиться к закрытию, мы, как и большинство, заканчивали свой лыжный день и держали путь в гостиницу.
В номере, с радостью скинув ботинки, я лежала на кровати, и мне казалось, что такой уставшей я не была никогда.
В один из таких вечеров мой польский возлюбленный сказал:
— Пайдем в сауну, согреемся немного.
Идея мне показалась неплохой, и я согласилась. Мы позвонили пану Станиславу, предложив пойти с нами, и минут через десять встретились с ним у входа в гостиничное СПА.
Вместе мы дошли до двери, на табличке которой значилось что-то типа «раздевалка».
Мы дернули ручку и зашли. На вешалках кругом висели одежда, халаты и полотенца.
Я на мгновение замешкалась, пытаясь понять, женская это раздевалка или мужская. Я неспешно рассуждала вслух, как вдруг что-то за моей спиной привлекло мое внимание, и я обернулась. Увиденное повергло меня в шок.
Мой будущий тесть одним резким и точным движением стянул с себя семейные трусы, обнажив пятую точку. То же самое проделал и его сын. Если к голому заду будущего мужа я успела привыкнуть, то вот голая попа пана Стащя вызвала шок.
Я резко повернулась на сто восемьдесят градусов, пытаясь тут же забыть увиденное и наивно полагая, что своим присутствием могу смутить будущего тестя.
— А ты чо адетая стаишь? — спросил пан капитан.
— А где женская раздевалка? — все так же не поворачивая головы, спросила я.
— Здесь и женская, и мужская.
— Ааа! — Мои глаза округлились, а в голове звучала только одна мысль: «Это не может быть правдой!»
Мои польские спутники направились к выходу, небрежно прикрываясь полотенцами, которые в каждый момент грозили упасть с бедер, но, кажется, этот факт смущал только меня. Краснея и бледнея, я стянула с себя всю одежду, постоянно оборачиваясь и переживая, что вот-вот сейчас кто-то зайдет и увидит меня в чем мать родила. Когда последний элемент одежды был ликвидирован, я, замотавшись потуже полотенцем, которое, на мое счастье, оказалось достаточно объемным, отправилась искать моих мужчин.