— Это тот дерьмовый хлюпик, которого мы навещали в субботу?
— Он самый.
— Ни фига себе. Кто, по-твоему, его убил?
Элвис пожал плечами. Как знать, может, дружки Сократа, коммунисты, решили расправиться с предателем. Или тот русский гад постарался — в конце концов, он ведь притащился за Элвисом в «Гавану». Или, черт побери, Леонора. Или Майте с тем хиппи. Не зря же они вылетели из дома Сократа как полоумные. Да, хиппи Элвису определенно не нравился.
В приемную вышел Эскамилья. На его белом халате расплывались алые пятна. Врач вытирал руки о полотенце.
— Как он? — спросил Элвис.
— Я дал ему болеутоляющее, обработал раны, но ему необходимо прооперировать глаз, иначе он его потеряет. Я готов все устроить.
— Док, можно вас на пару слов?
— К вашим услугам.
Элвис с врачом прошли в другую смотровую. Там на маленьком холодильнике в углу стояла вазочка с мятными леденцами, а на стене висел плакат с изображением человеческого скелета и названиями всех костей.
— Я не позволю вам никуда увозить Блондина. Парень, которого я привозил сюда в прошлый раз, был задушен и выброшен в канаву.
Доктор не мигая смотрел на Элвиса.
— Я тут ни при чем, — развел он руками.
Элвис схватил врача за шкирку и припер к стене.
— Что с ним случилось? — прорычал он.
— Не знаю. Я выписал его, он должен был вернуться к себе домой, — объяснил Эскамилья.
Доктор, отметил Элвис, был не из трусливых, он не вздрогнул, не закричал, а отвечал ровным голосом, будто диктовал рекомендации по лечению.
Впрочем, рассудил Элвис, доктору бояться было нечего. Люди, на которых он работал, наверняка следили за тем, чтобы у него не возникало неприятностей.
Элвис отпустил врача и отступил от него. Тот, ладонью потирая шею, буравил Элвиса сердитым взглядом. Элвис прошел в смотровую, где сидел Блондин.
— Поднимайся, уходим, — властным тоном произнес он.
— Док сказал, что он вызовет «скорую».
— Не вызовет.
Парни почти бегом спустились по лестнице и сели в машину. Элвис не знал, как быть дальше. В итоге велел Антилопе ехать в одну из больниц Зеленого Креста. Блондин такому его решению не обрадовался. Все ныл про «скорую помощь», которую собирался вызвать доктор.
— Послушай, ты же видишь, какое дерьмо со всех сторон, — сказал Элвис. — Ложись в больницу и не высовывайся. Тогда, может, выживешь.
— Что за хрень?
— Гаспачо погиб, на нас, ты сам видел, охотится ФУБ. Так что, кретин, заляг на дно и лечи свой чертов глаз. Через несколько дней найди нас.
Блондин подозрительно посмотрел на Элвиса, но потом буркнул: «Ладно, братан» — и, когда они подъехали к больнице, без лишних вопросов выбрался из машины.
— Куда теперь? — спросил Антилопа.
— К нам на квартиру, потом — к дому девчонки.
Антилопа развернул пластинку жвачки.
— Ты это серьезно говорил… про то, что Гаспачо погиб?
— Точно не знаю.
— Магу будем звонить? Доложить ведь надо про все эти дела.
— Позже, — пробормотал Элвис. — Сейчас главное — добраться до оружия.
Глава 24
Майте не лгала, когда сказала Рубену, что склонна к чрезмерным размышлениям. Она немного подремала и проснулась. Рядом похрапывал Рубен. Майте сразу вспомнилось все, что с ними произошло. События последних часов кадр за кадром разворачивались перед глазами, словно она смотрела фильм. А потом, разумеется, ее охватила тревога. Ситуация складывалась не самая благоприятная. Как поступит с ними полиция, если установит их связь с парнем, которого они обнаружили мертвым в его квартире?
Не в силах лежать спокойно, Майте выскользнула из постели и прошла в свой «кабинет». Музыку поставить она не могла, боялась разбудить Рубена — он спал безмятежным сном, — поэтому села в кресло и принялась листать старые выпуски «Тайного романа». Дочитав до того места, где Хорхе Луис впервые поцеловал героиню, Майте услышала покашливание. Она подняла голову и увидела в дверях Рубена.
Одеться он не удосужился, стоял голый. Волосы были взлохмачены, глаза — сонные. Смутившись, Майте уткнулась взглядом в пол. Да, они занимались сексом, но тогда она почти на него не смотрела.
— А мне почудилось, что ты ушла, — произнес Рубен.
— Куда? — удивилась Майте.
— Не знаю. Я подумал, может, ты все еще злишься на меня. Я ведь так и не извинился за то, что оттолкнул тебя. Но мне нужно было, чтобы ты положила трубку. Я плохо тогда соображал. Не хочу, чтобы Леонору убили.
— От того, что она поговорила бы с нами, ее никто бы не убил.
— Как знать… Нам с ней встречаться нельзя. Она должна затаиться, пока они не переключатся на кого-нибудь другого. И нам тоже надо залечь на дно.
Майте поднялась с кресла и убрала на полку свои комиксы. Потом тронула манжеты сорочки, пригладила назад волосы и посмотрела на Рубена. Дурацкая сорочка ее не красила. Майте была уверена, что Рубен сравнивает ее с Леонорой. Как тут не сравнивать? Может, он смеется про себя над ее убогими потугами?
В фантазиях Майте неожиданная близость со случайным знакомым всегда была овеяна ореолом чувственности и загадочности. Но, мысленно прокручивая сцену с Рубеном, Майте находила ей одно определение — кричащая безвкусица. Она боялась, что Рубен выразит недовольство по этому поводу, а он лишь зевнул.
— Не хочешь пойти куда-нибудь перекусить? Я умираю с голоду, — заявил он, левой рукой почесывая поджарый, довольно мускулистый живот.
Сам он был стройный, с жилистыми руками — должно быть, оттого, что на работе приходилось таскать тяжелые коробки. Или спортом занимался.
— А это не… опасно? — спросила Майте.
— Пожалуй, вне дома даже безопаснее, — рассудил Рубен. — Убить человека в ресторане гораздо сложнее. Но я возьму с собой пистолет на всякий случай.
— Ты хоть стрелять-то умеешь?
— Это не трудно.
Они вернулись в спальню. Майте быстро выбрала синее платье с огуречным узором, которое, как она считала, было ей к лицу. По крайней мере, оно выгодно отличалось от ее повседневной офисной униформы. Рубен подобрал с пола свои джинсы и рубашку.
— Так ты умеешь? — допытывалась Майте.
Застегивая платье, она пряталась за дверцей шифоньера. Не хотела переодеваться у Рубена на глазах, а то он увидел бы изъяны ее фигуры: выпирающий живот, сухую кожу, растяжки на ягодицах, возникшие после пубертатного периода. У матери Майте были варикозные вены, и она боялась, что однажды такие и у нее появятся в довершение ко всем ее несовершенствам.
— Что? — спросил Рубен.
— Стрелять.
— Конечно.
— А где научился?
— Джеки научила.
Рубен сел, надевая джинсы.
— За что тебя арестовали? Кого-то застрелил?
Майте интересовалась из любопытства. Ее ничуть не пугало, что, возможно, она проводит время с убийцей. Рубен застегнул молнию на джинсах и взглянул на девушку.
— Если бы! — весело хохотнул он.
— Тогда за что?
— Участвовал в одной акции протеста, а этого вполне достаточно, чтобы тебя причислили к преступникам. Именно так было три года назад, в Тлателолько. Президент тогда так и заявил, что все студенты, участвовавшие в демонстрации, — преступники и подстрекатели, подрывные элементы. Впрочем, как всегда.
— Ты был там? В Тлателолько? — спросила Майте.
Тогда переполох был будь здоров. Впоследствии некоторые активисты бежали из страны. Столь громкое событие не скроешь. Даже Майте видела фотографии танков, солдат и орущих от ужаса людей. И вот теперь история повторилась.
— Нет, что ты! Иначе, скорей всего, меня бы уже не было в живых. Тогда я еще не созрел. А вот после того события включился в политическую борьбу. Нельзя было игнорировать то, что произошло, и я стал ходить на митинги, печатать листовки. Меня бросили в тюрьму на одну ночь за распространение листовок, а второй раз схватили во время митинга.
— Почему же ты не перестал этим заниматься?
— То есть?
— Ну, если б меня дважды бросили за решетку, я больше не стала бы нарываться.
— Да это ерунда. Посидел немного в камере, и все. Мне еще повезло. Майте, они ведь пытают людей. Убивают! Что произошло в Тлателолько, что произошло с «соколами»? И это дерьмо снова и снова будет повторяться, если мы не встанем на свою защиту. Этому надо положить конец. Мы должны взяться за оружие.
— Наверно. Но тогда начнется война.
— Война уже началась.
Рубен смотрел на Майте. Она не знала, что сказать, и парень, тоже умолкнув, стал зашнуровывать ботинки.
Они приехали в ресторан, где, по словам Рубена, делали вполне приличные молочные коктейли и готовили великолепные бургеры. Пока они ждали, когда им принесут заказ, Майте бросила монетку в музыкальный автомат, стоявший в пыльном углу. Заиграла песня «At Last»[93].
Майте с удовольствием стала бы раскачиваться в такт музыке. Если б она сейчас была дома, то так и поступила бы: босой стояла бы на полу и раскачивалась, расставив руки, будто обнимала незримого возлюбленного. Потому что настоящего возлюбленного — из плоти и крови — у Майте никогда не было.
Правда, сейчас она была не одна: с ней в кабинке сидел мужчина. Майте притронулась к шее, пальцами коснулась верхней пуговицы платья.
Официантка принесла им заказанные блюда, и Майте принялась за свой гамбургер. Она заказала то же, что и Рубен, сочтя, что это самый безопасный выбор. Однажды, ужиная в ресторане с Кристобалито, она заказала ананас, начиненный креветками, так Кристобалито упрекнул ее за то, что она выбрала самое дорогое блюдо в меню. Потягивая напиток, Майте поглядывала на Рубена. Судя по его поведению, он все еще любил Леонору, он фактически признался в том. Тем не менее он переспал с ней, и теперь они, будто добрые друзья, сидели за столиком вдвоем.
Майте не хотела спрашивать, но и не спросить не могла:
— Ты не жалеешь?
— О чем?
— Ну… сам знаешь. О том, что переспал со мной.
Рубен заморгал в недоумении: