Юристы отодвинули свои стулья и поднялись, чтобы уходить.
— Тогда вам придется смириться с неизбежным, Кей, — предупредил Маркинсон. — Вы будете растить вашего ребенка одна.
По пути к выходу из столовой Маркинсон остановился перед сервантом.
— Великолепный сервиз, — заметил он.
— Да, — согласилась я, понимая, что мы сейчас просто ведем вежливый разговор, что адвокаты Питера, грубо говоря, просто-напросто сложили лапки.
Коннер Бэнкс разглядывал одно из полотен, которое я перенесла сюда с третьего этажа.
— Настоящий шедевр, — похвалил он. — Это ведь Морли, да?
— Я не знаю, — призналась я. — К стыду своему, я совершенно не разбираюсь в живописи. Просто она нравится мне больше той, которая висела на этом месте прежде.
— Значит, у вас хороший вкус, — одобрительно отозвался он. — Нам пора. Мы подберем врачей, которые имели дело с пациентами с нарушениями сна и которые могут засвидетельствовать, что во время приступа человек, страдающий лунатизмом, не отдает себе отчета в том, что делает. Если вы с Питером настаиваете на такой линии защиты, нам придется вызвать их в суд в качестве свидетелей-экспертов.
Мне нужно было в тюрьму на свидание к Питеру. Живот у меня начинал уже потихоньку округляться, и когда я одевалась сегодня утром, мне пришлось оставить верхнюю пуговицу на брюках расстегнутой. Я почти все время носила свитера с высоким воротом, чтобы скрыть, как сильно я похудела, если не считать раздавшейся талии. Меня беспокоило, что я продолжаю худеть, но врач заверил меня, что в первые месяцы беременности такое не редкость.
В какой момент все мои мучительные сомнения в невиновности Питера начали развеиваться? Наверное, это случилось, когда я взялась за разбор шкафов с документами на третьем этаже. Благодаря им мне открылось детство Питера. Его мать до самой смерти каждый год делала ему по альбому с фотографиями. Меня поразило, что на этих фотографиях почти никогда не было его отца. Питер говорил мне, что после его рождения мать перестала сопровождать отца в разъездах.
Кое-где в альбомах встречались сделанные ее рукой записи: она отмечала, каким смышленым мальчиком рос Питер, как быстро все схватывал, какой у него был чудесный характер и чувство юмора.
Все это говорило о близости между матерью и сыном, и мне стало грустно.
«У него хотя бы двенадцать лет была мама», — подумала я.
Потом я нашла снимок, сделанный корреспондентом местной газеты «Берген рекорд» в день ее похорон. На нем убитый горем двенадцатилетний Питер, пытаясь сдержать слезы, шел за гробом матери, положив на него руку.
В одном из шкафов нашлись его школьные и студенческие альбомы за все годы обучения. В одном из них о Питере было написано, что он «достойно переносит трудности», и до меня вдруг дошло, что, когда пропала Сьюзен, он только-только начал учиться на последнем курсе Принстона. В последующие несколько месяцев его постоянно вызывали на допросы в прокуратуру.
Когда я приехала в тюрьму и в комнату для свиданий ввели Питера, мы долго-долго молча смотрели друг на друга сквозь плексигласовое стекло. Он дрожал, в глазах у него блестели слезы. Потом он взял телефонную трубку и чужим голосом произнес:
— Кей, у меня почему-то было такое чувство, что ты не придешь сегодня и вообще никогда больше не придешь, что ты сыта по горло всем этим безобразием.
На миг у меня возникло ощущение, будто я смотрю на двенадцатилетнего мальчика, который только что похоронил самого дорогого на свете человека.
— Я никогда тебя не брошу, — пообещала я ему. — Я слишком сильно тебя люблю. Питер, я не верю, что ты мог причинить кому-то зло. Ты не мог. Есть другой ответ, и, клянусь богом, я его найду.
В тот же вечер я позвонила Николасу Греко.
62
Джейн Барр сварила перловый суп на тот случай, если адвокаты останутся на обед, но без четверти двенадцать те уже уехали. Она с радостью ухватилась за повод что-нибудь приготовить; ей просто необходимо было как-то отвлечься от тревожных мыслей. Гэри вызвали в прокуратуру, и сейчас он находился там. Зачем он им понадобился? Неужели спустя столько лет они снова допрашивают его о Сьюзен Олторп?
«Пожалуйста, только не это», — взмолилась Джейн про себя.
Перед тем как ехать в тюрьму к Питеру, Кей Кэррингтон съела тарелку супа. Странное дело с этой Кей. Вроде бы из простой семьи, а держится с достоинством, без высокомерия, но цену себе явно знает. Самое то, что нужно Питеру. И похоже, она беременна. Она молчит, но Джейн-то видит.
«Где же Гэри? — забеспокоилась Джейн, поглядывая на часы. — О чем его спрашивают? Что он решил рассказать?»
После обеда она обычно отправлялась к себе домой, в сторожку, и была там почти до вечера, а потом возвращалась в особняк, зажигала свет, опускала занавеси и готовила ужин. Сегодня, вернувшись домой, она обнаружила там Гэри — он ел сэндвич и запивал его пивом.
— Что ж ты не сказал мне, что уже дома? — напустилась на него она. — Я тут уже вся извелась, гадая, что им от тебя было нужно.
— Они накопали на меня кой-чего, — буркнул Гэри. — Я тебе рассказывал. Были у меня по молодости небольшие проблемы с законом, но дело вроде бы прикрыли. Хотя кое-что все-таки просочилось в газеты; наверное, так они об этом и пронюхали.
Джейн упала в кресло.
— Это было так давно! Они ведь не собираются возобновить дело? Или вскрылись какие-то новые обстоятельства?
Гэри покосился на жену с чем-то близким к презрению во взгляде.
— А ты как думаешь? — спросил он.
Джейн еще даже не успела расстегнуть зимнее пальто. Она взялась за верхнюю пуговицу и протолкнула ее в петлю. Плечи ее поникли.
— Я прожила в этом городе всю свою жизнь, — сказала она. — И никогда не хотела жить ни в каком другом месте. Мы с тобой работаем у хороших людей. И теперь все это может рухнуть. То, что ты сделал, просто ужасно. Тебя об этом спрашивали? Им все известно? Да?
— Нет, — зло буркнул Гэри. — Ничего они не знают, так что прекрати кудахтать. Существует закон об исковой давности. Никто не может предъявить мне обвинения, слишком много лет прошло. А если бы они даже и попытались повесить на меня что-нибудь еще, у меня есть для них предложение, от которого они не смогут отказаться.
— Что ты такое говоришь?! — ахнула Джейн. — Срока давности по датам об убийстве не существует!
Гэри Барр вскочил со стула и запустил в жену недоеденным сэндвичем.
— Никогда больше не произноси этого слова! — рявкнул он.
— Прости, Гэри. Я не хотела тебя расстраивать. Прости.
Со слезами на глазах Джейн оглядела свое измазанное горчицей пальто, ошметки ржаного хлеба, ломтики ветчины и куски помидора, разбросанные на полу у нее под ногами.
Судорожно стиснув кулаки, Гэри с трудом взял себя в руки.
— Ладно. Ничего страшного. Только смотри не забудь. Видеть — одно дело, убить — совсем другое. Ничего страшного. Я все уберу. Все равно сэндвич был несъедобный. Скажи, там супа не осталось? Ты вроде с утра что-то готовила?
— Да. Ешь — не хочу.
— Будь добра, налей мне тарелочку, ладно? У меня сегодня выдался тяжелый день. Прости, что вспылил. Ты этого не заслужила, Джейн. Ты славная женщина.
63
Неожиданный телефонный звонок от заместителя прокурора Тома Морана порадовал Николаса Греко.
— Вы подали отличную идею, — сказал ему Моран. — Оказывается, в юности Барр имел привод в полицию. Досье было засекречено, но нам удалось получить к нему доступ. Он был арестован за то, что принес в школу марихуану и курил ее в спортивном зале. Кроме того, мы подняли данные по его выпуску и отыскали несколько его одноклассников, которые до сих пор живут в Покипси. Все они утверждают, что у Барра был вспыльчивый характер. Милый соседский мальчик — это не про него.
Конечно, это было давно, — продолжал Моран. — Но вот что любопытно: его одноклассники вспоминают, что он вечно лез в бутылку и при этом страдал комплексом неполноценности. Школу он так и не закончил, в колледж не пошел, а потом много лет спустя на встрече одноклассников плакался, что ему просто не дали шанса пробиться в жизни.
— Он произвел на меня впечатление человека крайне в себе неуверенного, недовольного жизнью и разобиженного на весь белый свет, — заметил Греко. — То, что вы мне сейчас рассказали, вполне укладывается в эту картину.
— Отвлечемся пока от Барра, — сказал Моран. — У меня для вас еще одна новость. Миссис Олторп умерла.
— Мне очень грустно это слышать, но я полагаю, что для нее смерть стала избавлением.
— Насколько я понял, публичного прощания не будет, а похороны только для близких. Полагаю, такова была ее воля; свою долю внимания прессы эта семья уже получила с лихвой.
— Да уж, — согласился Николас Греко. — Спасибо, Том.
Он взглянул на часы. Было уже пять вечера, но ехать домой он пока не собирался. Ему хотелось спокойно подумать, а лучше всего ему думалось, когда в офисе никого больше не оставалось, а телефоны умолкали. К счастью, у Фрэнсис сегодня вечером как раз должно было состояться очередное собрание читательского кружка, так что она не станет возражать, если он задержится на работе.
Он улыбнулся себе под нос. Фрэнсис была из тех женщин, которые полагают, что все внимание мужа должно безраздельно принадлежать им. Да он, как правило, и сам был не против, но сейчас ему необходимо было посидеть в коричневом кабинете. Когда он впервые употребил это выражение при Фрэнсис, она переспросила, что он имеет в виду.
— Сейчас оно почти вышло из употребления, но в девятнадцатом веке было очень распространено, — ответил он ей тогда. — «Коричневый кабинет», милая, означает состояние глубокой погруженности в серьезные размышления.
— Ой, Ник, я тебя умоляю, — помнится, фыркнула в ответ она. — Так бы сразу и сказал, что просто пытаешься кое в чем разобраться.
«Вот именно этим я сейчас и занимаюсь», — подумал Греко.
Первым в списке тем, требующих обдумывания, был Гэри Барр. Греко чувствовал, что Барр озлоблен на людей, которые, по его мнению, слишком хорошо живут. Интересно, какие отношения связывали его с семьей Олторпов? В те годы, когда он и его жена не служили у Кэррингтонов, они регулярно готовили и обслуживали банкеты у Олторпов, а Гэри еще и возил на машине их дочь. Как и почему он стал «приятелем» Сьюзен? Надо еще раз поговорить с подругой Сьюзен, Сарой.