Быстро взглянув в сторону мужа, чтобы убедиться, что он спит. Джина посмотрела на Джоану и выпрямилась.
— Я могу честно сказать, что мы с Керен это не обсуждали. С тех пор как сержант Мюллер появился здесь, она, бедняжка, сама не своя. Взамен на ее дружбу он готов не докладывать своему начальству, что твой отец поправляется.
— О боже мой! — прошептала Джоана. — А отец этого не знает? Почему вы не сказали ему?
— Он может сделать какую-нибудь глупость.
— Ты имеешь в виду сдаться?
— Я предпочитаю не думать об этом. — Джина дернула плечами, как будто хотела скинуть какой-то невыносимо тяжелый груз, лежавший на них, выражение ее лица сделалось суровым. — Добродетель Керен бесконечна, а жизнь твоего отца нет.
Джоана не знала, что ответить на это.
Когда Керен вернулась с танцев, она застала внизу Джоану, которая ждала ее. На ней была пижама из китайского хлопка. Судя по тому, что розы на ней выцвели, пижама была куплена еще в довоенное время.
— Почему ты не спишь? Уже поздно.
— Я хотела поговорить с тобой. Давай выйдем на крыльцо.
В ночной тишине был слышен вечный шум водопада. Керен откинулась на спинку стула.
— Я так понимаю, ты догадалась.
— Это было нетрудно. Мы все у тебя в долгу — родители, братья и я.
Керен ответила ничего не выражавшим голосом:
— Я не хочу ничьей благодарности. Карл — это не Гитлер, и хотя он носит форму, иногда я забываю, что он нацист и начинаю воспринимать его как того мальчишку, которого когда-то знала. А все могло быть хуже. Намного хуже. Я позволяю ему целовать себя и обнимать, чтобы он считал, что я честна с ним. — Она говорила это с отрешенным видом, как будто бы для самой себя. — Он хорошо относится ко мне и надеется, что со временем я отвечу ему взаимностью. Еще мне его жалко. Война испортила ему жизнь, просто он не осознает этого.
— А есть шанс, что его отправят куда-нибудь на север или юг Норвегии, подальше отсюда?
— Сейчас вряд ли. Кстати, я рада, что ты знаешь правду. Я больше ни с кем не могла бы поговорить так, как разговариваю с тобой. Я люблю Эрика и всегда буду его любить. Я жду его возвращения, и если он любит меня так же, как я его, то он не станет слушать других. И еще я надеюсь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Эдварда не забрали в заложники.
Впервые за все время Джоана заметила, как похожи ее мама и Керен. Они обе обладали большой силой воли.
Когда выходные закончились. Джина облегченно вздохнула, потому что беспокоилась, что Джоана случайно обмолвится при Эдварде о настоящем положении дел. После отъезда дочери она решила, что теперь они увидятся не скоро.
— Как ты провела выходные? — спросил Том в понедельник утром.
— Не очень, — ответила она. — Благодаря тебе в своей деревне я теперь значусь в черных списках.
— Что ты хочешь сказать?
Она рассказала, что о ней говорят в деревне.
— Так ты не хочешь поехать домой на какое-то время? — Он подошел к ее столу, и она выложила перед ним письма.
— Все верно.
— Присядь на минуту.
Она послушно села.
— Есть кое-что, о чем я долго размышлял с тех пор, как ты устроилась сюда. Я бы хотел, чтобы ты выслушала меня, прежде чем примешь решение.
— Я слушаю.
— Сейчас я разговариваю с тобой не как твой начальник, а как друг и член твоей семьи. Ты помнишь мою жену, ведь так? Когда она умерла, тебе было лет двенадцать или тринадцать.
— Тринадцать, и я хорошо помню Ингрид. Она была такой яркой и всегда веселой.
— Да, замечательная хозяйка вечеринок, которые мы любили устраивать. Я до сих пор скучаю по ней, особенно когда провожу выходные дома в одиночестве. А ты бы смогла принимать гостей в моем доме? Ты молодая и красивая, и ты бы понравилась моим гостям. Тебе не стоит волноваться, все знают, что ты моя племянница.
Ее первым желанием было отказаться. Ведь известно, как называли тех, кто якшался с немцами. Она задумалась, желая полностью осознать ситуацию.
— Я не совсем поняла, что ты имеешь в виду… Кто-то может подумать, что ты покровительствуешь мне по другой причине?
— Что-то вроде того.
Она засмеялась.
— Том! Как ты старомоден! Я же приехала сюда не прямо с фермы. Я работала в Осло и сумею постоять за себя.
— Как хочешь. — Он смущенно улыбнулся. — Это просто означает, что я отношусь к тебе со всей душой и сказал об этом из лучших побуждений, уверяю тебя.
— Я и не думала сомневаться. Что мне придется делать? Составлять меню? Организовывать вечеринки? Приглашать группы, чтобы выступали на танцах? Я уверена, что у тебя есть список женщин, которых ты приглашаешь на такие мероприятия.
Он прищурился.
— Ты все очень хорошо понимаешь. Женщина, которая была превосходной хозяйкой в моем доме, уехала, когда в нем появились немецкие офицеры. Пока ее никто не смог заменить. Ты бы могла попробовать.
— Дай мне несколько дней, чтобы подумать. — Ей необходимо было посоветоваться.
— Естественно. — Если понадобится, я смогу отпускать тебя пораньше, чтобы успеть все приготовить. Иногда по выходным приходят лишь один-два офицера. А бывает, на вечеринку собирается веселая компания.
— Вообще-то, я в первую очередь секретарь, но так как мы родственники, я бы могла попробовать.
Он был рад, что взял ее на работу. Не было дня, чтобы она разочаровала его; она отлично справлялась со своими секретарскими обязанностями и выглядела очень привлекательно.
Более того, когда совсем потеплело, она перестала носить свои ужасные чулки, и ее красивые загорелые ноги только подчеркивали ее красоту.
— Если ты сделаешь то, о чем я прошу, это многое будет значить для меня. — Его тон сделался более конфиденциальным. — Сейчас я расскажу тебе, чем ты можешь помочь мне в достижении моей личной цели. Я надеюсь попасть в правительство, поэтому контакты, которые у меня налажены в настоящее время, впоследствии могут стать исключительно полезными.
— Но для этого тебе придется вступить в фашистскую партию, — произнесла она, не подумав. В тот же момент до нее дошло, что он уже давно связан с нацистами, и она разозлилась на себя. Она совершенно забыла, что работает среди врагов.
— Я вступил в партию, — сказал он, пожав плечами. — Именно поэтому я и занимаю сейчас это положение. Иначе я был бы не я. Я не собираюсь давить на тебя, уговаривать стать членом партии, так как догадываюсь, что ты еще не вполне готова. Я понимаю тебя, потому что тоже не сразу пришел к этому. — Он почувствовал, что между ними возникают все более и более доверительные отношения. — Хорошо, что мы можем быть с тобой откровенны, и я хочу, чтобы ты доверяла мне, Джоана, впоследствии, ты могла бы поехать со мной в Осло. Как насчет того, чтобы стать секретарем преемника Квислинга в будущем?
Джоана улыбнулась.
— Спросишь меня об этом как-нибудь потом. Думаю, тебе до этого предстоит пройти еще большой путь.
— Я должен его пройти. Послушай, я был бы тебе очень признателен, если бы ты сопровождала меня на вечеринку в офицерский штаб сегодня вечером. Нам нужно лишь нанести короткий визит, остаться там на часок-другой, но тем самым ты дашь понять, что не брезгуешь немецкой компанией.
Быстро подумав, она ответила:
— С удовольствием, Том.
— Вот умница. Так, значит, мы идем вместе сегодня вечером? Отлично.
Вернувшись к работе, она смотрела на печатную машинку невидящим взглядом. События начали развиваться слишком быстро. Астрид, которая никогда ничему не удивлялась, и сейчас осталась верной себе, задав необходимый вопрос:
— А что ты собираешься надеть?
— Это проблема. Том сказал, что женщины будут одеты красиво, а свое единственное вечернее платье я оставила в Осло. У меня есть только белое платье.
— Я думаю, что смогу помочь тебе. Пойдем в мою комнату.
Джоана последовала за ней наверх.
— Ты можешь что-нибудь поискать здесь. — Астрид открыла шкаф с одеждой и показала вечерние платья, юбки которых отливали коралловым, розовым, серым и зеленым. На них поблескивали золотые и серебряные нити вышивки. — Что скажешь? Думаю, они подойдут тебе, мы с тобой носим один размер.
— Они фантастические. Позвольте мне примерить, — сказала Джоана, уже надевая через голову одно из платьев.
У Астрид оказалось двенадцать вечерних платьев, и все они были неповторимы по своей красоте, сшиты из шифона, крепдешина и шелка.
— Эти туалеты всегда были моими любимыми, и до оккупации я надевала их в театры и на банкеты.
Джоана не могла отказать себе в удовольствии перемерить все туалеты, ведь за три года войны она не видела ничего подобного. Она примеряла каждый наряд, изображая модель на подиуме, а Астрид сидела на краю кровати и аплодировала, как потенциальный покупатель.
Том подъехал к дому вовремя. Как оказалось, он бывал на вечеринках, устраиваемых немцами в соседней части дома, и поэтому хорошо знал адрес. Выйдя из машины, он подошел к калитке, а Джоана как раз направлялась ему навстречу. Позже он признался, что если бы был моложе, то точно свернул бы шею, оборачиваясь, завидев такую красавицу. Она выбрала платье из крепдешина, которое выгодно подчеркивало ее миниатюрную фигуру, уложила волосы по-новому, зачесав золотые шелковые пряди назад и заколов их заколкой из слоновой кости. На ней не было никаких украшений, из аксессуаров она захватила с собой только шаль.
— Привет, Том. Я знала, что ты будешь пунктуален. Это твоя машина? Очень красивая.
Он подскочил, чтобы открыть перед ней дверь, и она плывущей походкой подошла к автомобилю. Когда они выехали на дорогу, она заметила, что он улыбается.
Вечеринка устраивалась в штабе гарнизона, располагавшемся на окраине города. Джоана с Томом появились на пороге длинной комнаты, где когда-то проходили общественные мероприятия. До них доносилась веселая болтовня, звон бокалов, которые наполняли официанты в белой одежде, и слышалась музыка. Джоана поймала себя на мысли, что уже начала привыкать к своей работе в офисе среди немцев, к их форме и флагам но, войдя сюда, она взглянула на все по-новому, и ярость охватила ее. Никто не приглашал их в ее страну. Выражение ее лица стало отчужденным.