– Ты как? – спросила Пэрис, когда он ввалился в ее квартиру.
Интуиция никогда не подводила Пэрис.
– Жив, – прохрипел Август, меняя блейзер на спецназовскую куртку.
Пэрис погладила его по щеке.
– Ты горячий.
В такие моменты его кости действительно нагревались, а кожа натягивалась чересчур туго.
– Угу.
Лестница была благословенно холодной и темной, и в глубине души Августу захотелось просто лечь на сырой пол и отключиться, однако он продолжал плестись по туннелю. Когда он выбрался наружу, ему еще предстояло преодолеть несколько кварталов на юг, чтобы дойти по раздолбанным улицам до компаунда.
В лифте он увидел свое отражение и постарался пригладить волосы и привести в порядок лицо. Он выглядел осунувшимся, но, к счастью, признаки болезни еще не проявились.
Генри встретил его на пороге.
– Август! – укоризненно воскликнул он. – Почему ты не позвонил? Мог бы послать сообщение!
– Извини, – пробормотал Август.
– Как ты, Август? Как ты себя чувствуешь?
Господи, опять начались ненавистные вопросы!
– Скоро буду в порядке, – буркнул он.
Он не врал. Со временем все обязательно уладится.
– Ты неважно выглядишь, – не унимался Генри.
– День был долгий, – процедил Август сквозь стиснутые зубы.
Генри вздохнул.
– Отдохни, сынок. Эмили приготовила замечательный ужин, чтобы отпраздновать твой первый день в школе.
– Чушь какая, – проворчал Август. – Трое из нас вообще не едят.
– Порадуй ее.
Август потер глаза.
– Я хочу принять душ.
Он не стал включать свет в ванной: в полумраке стянул с себя школьную форму и включил кран с холодной водой. Август не стал его регулировать. Он влез под душ, ахнул, когда ледяные струи хлестнули по голой коже, и задрожал. Он стоял так, пока кости не перестали ныть и холод не притушил огонь в его груди.
В конце концов ему перестало казаться, что он с каждым выдохом извергает дым и пламя – и тогда Август прижался лбом к стене душевой кабины и застыл.
«Я в порядке, я в порядке», – мысленно твердил он.
Когда он вошел на кухню, солнце уже зашло.
Вся семья, похоже, давным-давно была в сборе.
– Вот и ты! – сказала Эмили, крепко обнимая его. – Мы начали беспокоиться.
Его кожа была прохладной и слегка влажной, поэтому Эмили не заметила жара, однако Август поспешил высвободиться. Так, на всякий случай.
А затем он ссутулился и втянул голову в плечи. Свет лампы над головой был чересчур ярким, скрип кухонной мебели – неестественно громким. Все усилилось, как будто ручку управления его жизнью вывернули на полную мощность. Звуки оглушали, запахи казались непереносимыми, а прикосновения вызывали физический дискомфорт. Но еще хуже были чувства. Август не мог подавить возбуждение и гнев: они просто переполняли его.
Каждая реплика, каждое невинное замечание болезненно ранили Августа. Даже его собственные мысли жгли его точно раскаленные угли.
Разумеется, стол был накрыт. Перед двумя людьми – тарелки, перед остальными – белоснежные салфетки. Что за бред! Пустая трата времени. Им еще не надоело притворяться?
– Садись рядом со мной, – сказала Ильза, похлопав по стулу слева.
Август повиновался, стиснув кулаки. Он чувствовал на себе тяжелый взгляд Лео, но первым заговорил Генри:
– Итак, ты ее видел?
– Конечно, – ответил Август.
– И?… – поторопила его Эмили.
– Обычная девчонка. На босса преступного сообщества не похожа.
На самом деле именно так она и пыталась выглядеть, но что-то в ее шоу явно отдавало фальшью. Как будто она замаскировалась или носила слишком тесную одежду с чужого плеча. Кто его знает?… Август на секунду зажмурился. По его спине стекали капли пота.
Ему казалось, что он может полыхнуть, как костер, – наверное, сейчас кто-то раздует пламя и…
– А еще что?
Родители пытливо смотрели на Августа. Он попытался сосредоточиться.
– Я вроде бы завел друга.
Ильза просияла. Лео выгнул бровь. Генри с Эмили переглянулись.
– Август, – нарушил тишину Генри. – Это отлично. Но будь осторожен.
– А я осторожен! – раздраженно огрызнулся Август, и его прорвало: – Вы хотели, чтобы я смешался с ними! Как бы мне такое удалось, если бы я не стал заводить друзей?
– Я всецело поддерживаю твои новые знакомства, Август, – ровным тоном произнес Генри, – но не сближайся с ними, ладно?
– Ты чего? – рявкнул Август. – Ты и вправду считаешь меня таким дураком? Думаешь, раз ты продержал меня в компаунде взаперти четыре года, у меня вовсе нет мозгов? Что я, по-твоему, собираюсь сделать, па? Пригласить их на праздничный ужин? – заорал он и вскочил из-за стола.
– Август! – взмолилась Ильза.
Август услышал, как родители встали, когда он выбежал из кухни, – однако в коридор за ним выбежал Лео.
– Когда ты ел в последний раз? – строго спросил он.
Август заколебался, и Лео мигом подлетел к нему. Август съежился, отпрянул, но у его брата была мгновенная реакция: не успел Август сделать и полшага, как Лео прижал его к стене. Он взял Августа за подбородок и поднял ему голову. Взгляд черных глаз впился в лицо Августа.
– Ну?…
Голос Лео источал влияние, равно как и его физическое прикосновение, и ответ сам вырвался наружу.
– Несколько дней назад.
– Черт побери, Август! – выругался Лео, отступая.
– А что? – фыркнул Август, потирая ребра. – Ты обходишься по неделе, иногда и больше. А Ильза вообще в пище не нуждается. Почему я должен…
– Потому что должен! Прекрати со мной пререкаться! В тебе бушует огонь, братец. Научись использовать свое пламя, а не пытаться затушить его.
– Я не хочу…
– Твои желания тут ни при чем! – оборвал его Лео. – Нельзя строить сопротивление и морить себя голодом! Ты знаешь, что будет, если ты не станешь есть. Твои драгоценные отметины исчезнут, и тебе придется начинать заново…
Но Август боялся совсем другого: Лео был об этом прекрасно осведомлен.
Проблема заключалась не в исчезновении меток, а в том, что Август мог утратить вместе с ними. С Лео это уже произошло.
– Сколько их у тебя, а, братец?
Август сглотнул.
– Четыреста восемнадцать.
– Четыреста восемнадцать дней, – повторил Лео. – Впечатляет. Но ты не можешь иметь все сразу. Либо ты ешь, либо идешь во тьму. Сколько умерло, когда ты сорвался в прошлый раз? Восемь?
У Августа сдавило горло.
– Девять, – прошептал он.
– Девять невинных жизней, – подыжожил Лео. – И все из-за того, что ты отказываешься от пищи.
Август обхватил себя руками.
– Чего ты хочешь?! – сердито проговорил Лео. – Быть обычным человеком?
Он выплюнул последнее слово, будто оно жгло ему язык.
– Лучше стать человеком, чем монстром, – выпалил Август.
На лице Лео заиграли желваки.
– Хватит, братец, – прошептал он. – Не вали нас в одну кучу с этими низменными созданиями. Мы не корсаи, которые роятся над падалью, как мухи. И мы не малхаи, которые жрут сырую плоть. Мы – не дикие звери, братец. Сунаи символизируют правосудие и равновесие. Сунаи – это…
– Лицемерие, вещающее о себе в третьем лице? – ляпнул Август, не успев затормозить.
Глаза Лео сузились, но спокойствие его не поколебалось. Брат всегда был таким.
Лео достал мобильник и набрал чей-то номер. Кто-то ему ответил.
– Скажи Харрису и Филлипсу собираться на прогулку, – произнес Лео.
Он нажал «Отбой», после чего вытащил из кармана сложенный листок бумаги и сунул Августу.
– Иди поешь, пока не устроил чего-нибудь похуже скандала. – Лео положил руку на плечо Августа и притянул его к себе. – Притворись, что жуешь курицу, – негромко добавил он. – Прикинься нормальным. Ты справишься, братец. Но помни – это не изменит твоей сути.
И Лео развернулся и направился на кухню.
Август не последовал за ним. Он стоял в коридоре, пока его сердце не утихомирилось, а затем пошел искать свою скрипку.
Когда дверь кабинета Харкера открылась, солнце уже село – последние отсветы растеклись по небу фиолетовым закатом. Кейт сидела у кухонного стола, и не из ученического усердия – домашнее задание было давно сделано, – а из упрямой решимости. Она твердо намеревалась поговорить с отцом. Он избегал ее целую неделю, с того самого момента, как черная машина доставила ее сюда в глухой предрассветный час.
Когда они прощались в первый раз, Кейт исполнилось пять лет. Город рвало на части, а она всхлипывала, потому что не хотела покидать дом.
Он усадил ее в салон, пристегнул и взял ее лицо в свои ладони.
– Моя дочь не плачет, – сказал Харкер.
И слезы Кейт сразу же высохли.
А когда она вернулась после заключения перемирия, Харкер произнес следующее:
– Смотри, чтобы я гордился тобой.
Но она его в чем-то разочаровала.
А вот теперь Кейт снова была здесь. Да. И на сей раз она своего добьется.
Однако фраза Шарлотты продолжала мучить ее.
«Харкер отослал ее, потому что не мог на нее смотреть».
Неправда! Он просто до сих пор не понял, что Кейт – уже не та маленькая девочка, которую он отослал двенадцать лет назад. Та Кейт выпускала букашек, вместо того чтобы убивать их, и боялась темноты. Кстати, она уже не та девчонка, которую привезли шесть лет назад. Та Кейт рыдала, когда ей снились кошмары, и ее тошнило от вида крови.
Она не слабачка, как ее мать!
Она не сломается и не попытается скрыться в ночи!
Она – дочь своего отца!
Кейт застыла, повернув голову так, чтобы расслышать тяжелую поступь Харкера по паркетному полу.
Она ждала и слушала, как шаги двинулись не к ней, а прочь. Она даже различила звук вызванного лифта, шорох его прибытия и то, как он поехал вниз.
А потом в пентхаусе воцарилась тишина.
Кейт встала и собралась последовать за отцом, но обнаружила, что в дверях замер Слоан.
На улицах уже стемнело, и сейчас Слоан казался более реальным и материальным. Это раздражало. Скелет Слоана выступал из-под кожи, как гигантский синяк, а зубы выглядели еще длиннее и серебрились, как ножи.