За ее спиной кто-то кашлянул.
Кейт крутанулась на месте. На пороге стоял ее отец, вытирая руки черным квадратиком шелка.
– Катерина, что ты делаешь?
Воздух залип в легких Кейт. Она вытолкнула его наружу, надеясь, что выдох сойдет за проявление разочарования.
– Ищу кое-какое имя, – пробормотала она, откидываясь на спинку кресла, как будто имела полное право здесь находиться. – Одна девчонка в школе меня бесит. У нее есть медальон, и я решила, что она его украла или у него срок вышел – но, увы!.. В общем, я никак не пойму, находится ли она под твоей защитой, – добавила Кейт, захлопывая гроссбух.
Взгляд темных глаз Харкера впился в нее. Кейт попыталась не обращать внимания на засохшую кровь на его манжетах.
– Извини, – произнесла она. – Надо было дождаться, когда ты вернешься домой.
– Я уверен, что запирал кабинет.
– Верно, – невозмутимо отозвалась Кейт, вставая из-за стола и направляясь к двери.
К счастью, отец за ней не последовал.
Очутившись в спальне, Кейт рухнула в кресло. На мониторе до сих пор красовалось ученическое личное дело Фредди. Теперь в нем было еще меньше смысла: смазанная фотография вкупе с именем, которого, согласно записям ее отца, не существовало. Может, он использовал вымышленное имя? Но почему?
Маскируются только те, кому есть что скрывать.
Что же утаивает Фредерик Галлахер?
Август ненавидел кровь – ее цвет, запах и саму вязкую структуру.
Это было прискорбно, поскольку сейчас он был забрызган – но не своей, а чужой кровью.
Кровью Филлипса. Парня-спецназовца с теплой улыбкой и стрижкой под ежик, который обращался с Августом как с другом и испепелял Харриса взглядом, когда тот случайно произносил словечко «монстр».
– Держи его крепче, – распорядился Генри. – Нужно остановить кровотечение.
Плечо Филлипса оказалось вырвано из сустава, спецназовская форма – изодрана в клочья, и Август мог бы потрогать отметины от зубов или когтей корсаи. Это всегда было трудно определить, а Филлипс еще и корчился на стальном медицинском столе.
Август сидел на кухне, делал уроки, а Аллегро играл его шнурками, когда поступило срочное сообщение. Очередная атака. Но на сей раз не нападение у Линии, а реальная засада. Монстры Харкера знали, где пройдет патруль ФТФ и когда. Кто-то сказал им.
Четверо ФТФ были мертвы, а Филлипс корчился в потоках брани и крови.
– Давай же, бога ради!
Лео и Август прижали Филлипса к столу, а Генри принялся осторожно колдовать над его плечом. Напарник Филлипса, Харрис, стоял рядом, с избитым лицом, оцепеневший от шока, а Эмили зашивала резаную рану на его бицепсе. У нее не было изящества хирурга, как у Генри, но действовала она столь же уверенно.
Генри набрал полный шприц морфия и вогнал иглу Филлипсу в здоровую руку. Поток ругани прекратился, голова Филлипса упала набок. Боль и напряжение доконали его.
– Это нельзя так оставить, Генри, – сказал Лео (на его подбородке запеклась кровь Филлипса). – Хватит с нас оскорблений. Пора…
– Не сейчас! – рявкнул Генри, доставая свежую пару хирургических перчаток.
Август посмотрел на беднягу Филлипса, на блестящую красную лужу, растекающуюся по металлической поверхности, и ему стало дурно. Под ярким светом ламп Филлипс выглядел таким юным! Люди вообще слишком слабые для этой войны, а сунаи совсем мало, и они не могут справиться с противником самостоятельно. Даже если трое и способны биться с тысячной армией, малхаи и корсаи вовсе не дураки, чтобы составить им компанию. Они предпочитают съедать свою добычу, а потом отсиживаться темноте.
Так все и происходит. И только сунаи охотятся на грешников, дабы унять поток насилия, и убивают монстров, нападающих на людей, – а те неизменно винят во всем сунаи.
Круговорот визга и страданий, которому не будет конца.
Август взглянул украдкой на отметины от когтей или зубов. Грубые. Зверские. Работа монстра. Запах корсаи – зловоние, едкий дым и смерть, всегда смерть – все еще ощущался на изодранной плоти, и Августа замутило. Лео прав. У него, Августа, нет ничего общего с тварью, которая изувечила Филлипса.
То исчадие ада и Август являлись полными противоположностями.
– Ты свободен, Август, – произнес Генри.
Август внезапно осознал, что все еще прижимает обмякшее тело Филлипса к столу.
Он выпустил Филлипса и пошел мыть руки. Генри продолжил трудиться над раной.
Красно-бурая вода стекала в раковину. Август отвернулся, тщетно пытаясь найти, на чем бы сосредоточиться, но кровь была повсюду – на стене, на кухонном столе, на полу: след начинался от дверей стального лифта с цифрой 19.
Кто-то из склонных к меланхолии членов ФТФ окрестил девятнадцатый этаж компаунда Флинна моргом. Хотя это был второй сверху этаж, располагающийся прямо под квартирой Флиннов, окна в помещении отсутствовали (их замуровали). Мебель была убрана ради создания стерильного пространства. Здесь же располагались два важных пункта: отдельная комната для допросов (остальные находились на подземных этажах) и кабинет неотложной медицинской помощи.
– Где он? – спросил Генри, изучая кости Филлипса.
Он имел в виду предателя. Человека, продавшего информацию Харкеру. Им оказался двоюродный брат кого-то из ФТФ. Он решил сбежать за Линию и попросить убежища в Северном городе. Но Харкер крыс не жаловал, так что его вышвырнули обратно. Наряд настиг изменника и сцапал, но он успел всадить три пули в командира.
Минута, проведенная с Лео, – и он сознался во всем.
А сейчас Лео стоял перед зеркалом и стирал кровь с лица. Он посмотрел на свой шрам, пересекающий бровь, и отвел взгляд. Наверное, ему было неприятно смотреть на рубец, так же как и Августу – видеть кровь.
– В первой камере, – глухо ответил Харрис. Вся его ребячливость куда-то испарилась.
– Он виновен, – отчеканил Лео.
Каждый знал, что это означает.
Красная душа. Жатва.
– Ладно, – Генри кивнул жене. – Зови Ильзу.
Предатель выглядел паршиво.
Нос у него был сломан, руки связаны за спиной. Он лежал на боку и хрипло дышал. Август старался понять, что делает людей такими… ломкими. Не в физическом смысле – тела всегда хрупки и в принципе слабы. Что случается с сердцем и душой? Что заставляет их прыгать в бездонную пропасть?
Август ощутил дуновение воздуха – и мгновение спустя теплая, мягкая ладонь Ильзы нашла его руку.
Он чуть-чуть отодвинулся – и сестра посмотрела в плексигласовый глазок в двери.
– Ты чувствуешь? – печально спросила она. – Его душа ужасно тяжелая… Как только пол выдерживает?
И она вошла в камеру, бесшумно ступая босыми ногами. Август закрыл за ней дверь.
Нечасто доводится увидеть, как другой сунаи пожинает чью-то жизнь. А Ильзе было свойственно вносить красоту во все. Даже в смерть.
Рядом с Августом возник Лео.
– Зря Генри не выпускает ее наружу.
Август нахмурился.
– Кого? Ильзу?
Лео кивнул.
– Наша сестра – ангел смерти. Ты понимаешь, на что она способна, Август?
– Представляю, – сухо ответил Август.
– Нет, братец, – проговорил Лео.
В камере Ильза уже опустилась на колени рядом с предателем.
– Генри держит тебя в неведении, но я считаю, ты имеешь право знать, какова она и каким, возможно, способен стать ты, если дашь себе волю.
– Ты о чем, Лео?
– У нашей сестры – две стороны, – вымолвил Лео. – И они не встречаются, а идут параллельно.
Странно! Лео обычно никогда не говорил загадками.
– Что?…
– Ты знаешь, сколько у нее звезд?
Август покачал головой.
Лео растопырил пальцы.
– Две тысячи сто шестьдесят две.
Август начал было считать, но остановился. Ильза в последний раз срывалась шесть лет назад. Именно тогда война за территорию прекратилась.
Лео пристально посмотрел на брата и описал в воздухе круг указательным пальцем.
– Как, по-твоему, братец, кто сотворил Пустырь?
За дверью сбивчивым шепотом каялся предатель. Ильза заключила его лицо в ладони и уложила на бетонный пол. Сама легла рядом на бок и принялась гладить мужчину по волосам.
Где-то в городе есть место, где ничего не растет.
– Это невозможно, – прошептал Август. Когда он последний раз сорвался во тьму, он уничтожил кучу народа.
Но чтобы Ильза сровняла с землей целый квартал? Неужто Ильза оставила шрам на теле города?
Неудивительно, что Генри не желает нарушения договора. А бойцы ФТФ думают, что Флинн использовал бомбу!
В принципе, они не ошиблись.
Перед внутренним взором Августа возник участок выжженной земли. Ильза… намеревалась ли сестра сотворить такое? Конечно, нет – Август тоже не желал причинить вред другому, но во тьме теряется все.
Когда сунаи «затемняется», жизнь обрывается. Тогда нет ни правил, ни границ.
Отступники и невинные, монстры и люди – погибают все.
«Выбраковка» – так это называл Лео.
Сколько умерло в тот день на площади? Сколько невинных душ затерялось среди грешников?
И если хаос повторится снова?
Нет! Должно существовать иное решение.
– Ее заточение – часть договора, – продолжал Лео. – Но память коротка, и, похоже, северянам пора кое-что напомнить.
От его тона у Августа по спине поползли мурашки.
– Лео, она – не орудие.
Брат посмотрел на брата своими черными непроницаемыми глазами.
– Мы все орудия, Август.
В камере Ильза начала напевать. Ее голосок едва доносился до Августа, но от приглушенной песни сестры у него завибрировали кости. В отличие от Августа, полагающегося на скрипку, или Лео, способного извлечь музыку почти из чего угодно, единственным инструментом Ильзы был ее голос.
Август смотрел сквозь глазок, и притупленный голод перекатывался в его нутре, а красный свет прорывал кожу человека и струей вливался в Ильзу. Август совсем недавно питался, и все равно она ныла – его непрестанная нужда, пустота, которая, как боялся Август, исчезнет только вместе с ним.
Тонкие струйки дыма клубились над пустыми глазами предателя. Наружу вытекали последние капли жизни.