Фенимор постоял над чертой, поглядел по сторонам, поглядел на небо, перевёл дух и плавно, спокойно шагнул в прихожую Зоны.
Первые года два на этом отрезке нейтралки беспрерывно лил дождь, накрывая и Бар, и его окрестности аж до старого военного кладбища. В один прекрасный день дождь вдруг весь вылился, настала сушь, зато концентрация воздушных зеркал и занавесов вокруг Бара (и до, натурально, старого военного кладбища) сделалась какой-то даже пугающей. В метре можно было пройти от бухой компании вернувшихся с выхода ходил с гитарой и стрельбой в небеса, и не заметить эту компанию и не услышать её, а минуту спустя тебя догоняли семь вызверенных обидой рыл с претензией: ты, Вадик, заебал не здороваться, ты чего это, ты как неродной, нас не уважаешь, ты чего блин, Вадик. Туранчокс, человек вдумчивый и с понятием, полагал засорённость территории Бара воздухо-воздушными спецэффектами реакцией нейтралки на локализованную посещаемость. Шляются здесь туда сюда людишки как у себя дома, вот Зона и занавесила. Фенимор полагал, что Женя тут прав.
По узкой тропке Фенимор прилежно совершил слалом между зловеще зеленеющими, оскаленными пыльными стеклянными кучами, бежевеющими, словно старые черепа, кучами бетона, белеющими и искрящимися гранями кирпичными кучами, и вышел на траверз городской котельной и тут резко свернул на тропинку налево. Взошёл на насыпь, не наступая ни на шпалы, ни на рельсы преодолел оба пути (автоматически и безотчётно глянув налево и направо, да, давно здесь не ходили поезда въяве, но и Фенимор, и не только Фенимор, многие равно с ним не единожды и не дважды, и даже среди бела дня, слышали гул и грохот поезда, проносящегося мимо, и ветерок ощущали попутный, горячим мазутом обдающий путника; встречались на нейтральной полосе и другие призраки; убить они не могли, но могли напугать, и не только свежего человека) спустился с насыпи, тут уже ускорился, и ровно в восемь утра пошёл петлять по межконтейнерным ущельям царства Петровича. Ну, и не только Петровича.
Ни одного человека в переулках отопительного комплекса. Вообще никого. Закрыты все лотки. Ни пылинки в воздухе не плавает, всё успело осесть. Вот такой у нас выходной день вышел 25 августа сего года. Междуцарствие божбе. Пусто, как в кино. Красные ушли, белые ещё не доехали. Приходи, кто посерёдке, грабь это место. Неужели отменить выход? Мать твою, Матушка.
Прорвался последний здесь занавес и сразу, глухо, но близко (в пристройке позади Бара), уныло, но мерно затарахтели оба электродвижка. Фенимор свернул на туалетную.
ГЛАВА 11
На эстакаде под навесом на железной скамеечке сидел, не доставая ногами до бетона на половину высоты скамеечки, Жека-Туранчокс, помощник Николаича, прекрасный повар, капустинская знаменитость с дозарничных ещё времён, карлик, три высших образования заочно, языки самостоятельно, ну и прочее подобное для журнала «Огонёк» и газеты «Комсомольская правда» клуб «Алые паруса». Он не был допущен11 к главным секретам артели, но вполне имел право говорить о себе так, сказал однажды какому-то двухметровому новичку-альпинисту, решившему зачем-то похамить. «Кто я такой? Я друг Петровича. Это должность. Как «друг суда». Читали в книжках? В кино видали? И если я вам, верста вы коломенская, приказываю «all right», вы подпрыгиваете на месте, принимаете позу «смирно» и смиренно ждёте решения». Альпинист, помнится, всё равно рыпнулся, протянул грабки, и тогда Туранчокс вытащил пистолет и прострелил альпинисту колено. И уехал альпинист в свой Альпинистск, или откуда они там все едут, кээспэшники, чёрт бы их побрал.
При виде Фенимора Жека очнулся, вынул из нагрудного кармана перепачканной белоснежной сорочки расчёску и стал ею орудовать вокруг своего громадного черепа, поросшего великолепной артистической гривой, и орудовал, пока Фенимор поднимался по Туалетной к Бару. Галстука на Жене не было, вот в чём был ужас. Фенимор видел его без галстука впервые и это его, Фенимора, действительно, как будто он был в книжке, как будто они с Женей были персонажами, поразило. Книжная деталь, внутренняя реакция персонажа на небывалую мелочь, данная через авторскую речь. Действительно, мол, несчастье случилось, и Жека-Туранчокс сорвал с себя галстук, и сидит теперь без галстука, считай голый, в траурной прострации, нервно причёсываясь.
Ладно, галстук и всё остальное это лирика. Но Туранчокс был не вооружён, и это была физика, и это была поганая физика.
Фенимор вскочил на эстакаду.
Воя Ольги слышно не было. Тишина стояла небывалая, как в вакуумном кармане. Стук движков чуйка аккуратно вычитала, как к делу не относящееся явление.
— Вадим, ты уже знаешь, да, — скрипуче и бесстрастно произнёс Туранчокс.
Фенимор покивал головой из стороны в сторону.
— Вообще странно всё как-то, — продолжал Туранчокс, внутренне проживая свои слова. — Коля упал, все постояли пять минут вокруг… И ка-ак ломанулись! Народу ведь много было, кто с выхода, кто на выход… Завсегдатаев человек десять тоже со вчера было. И все как по команде ломанулись, как те черепахи.
Он продул расчёску и сунул расчёску мимо кармана, и не заметил этого. Фенимор наклонился, поднял расчёску, сунул ему в карман.
— А девки? — спросил Фенимор.
— Их я сразу на нашем автобусе отправил, ещё ночью. Это в три часа ночи случилось. Даже переодеться не дал, так в чулках и погнал. Слезы, рёв, истерика. И без них нормально было.
— Это ты зря сделал, Жека.
— Почему? — спросил Жека. — Что им тут делать?
— Слухи в бабской интерпретации. Бомбилы там с утра на бамперах бьются. Ты почему без оружия, чудо капустинское?
— Он как камень, но тёплый, — сказал Жека, не обратив внимания. — Пойдёшь? Посмотришь?
— Да. Ольга где?
— Ну с ним, — сказал Туранчокс удивлённо. — Я вышел проветриться… посидеть. Никого нет, странно, правда, Вадик?
— Ты давно тут сидишь?
Туранчокс как будто проснулся. Оттянул манжету сорочки, вытряс часы.
— Епэбэвээр! — сказал он с грустью. — Второй час сижу.
— Ну, Женя! — проговорил Фенимор, с места рвя к двери. — А если она там себе в голову стрельнула с горя!
Первого варианта ответа он не услышал, пробегая предбанник и коридор. Перед двойной дверью в зал, Туранчокс нагнал его и повторил из-под локтя:
— Да я же услышал бы, если б стрельнула!
Он же в шоке! — высунулся, не в силах больше молчать, Бубнилда, но Фенимор одним щелчком загнал его обратно.
В главном распивочном зале особого беспорядка не было. Чуть сдвинуты столики, да, но книжная стена в полном порядке, валяется на боку один стул, и на столиках не прибрано. Всего и беспорядка12.
Волшебный стол, как от входа отметил Фенимор, работал, светился, но вблизи оказалось, что экран только светится, ничего не показывая и не отвечая на команды… Фенимору пришло в голову проверить поведение какого-нибудь ништяка помельче, но на глаза ничего не попадалось, бутылки только да ящики поблизости, и он отринул мысль, сбросил её, ладно, и это потом.
Хотя мысль была отличная.
Они прошли кухню и свернули в длинный узенький коридорчик, проходящий вдоль ряда заваренных ворот. Дверь в берлогу Николаича была открыта. Уже от кухни Фенимор услышал сильный запах лекарств. Какие, мать-перемать, могут быть тут лекарства, успел подумать он, пока пробегал коридорчик.
Бывший старший прапорщик Петрович Н.Н., член КПСС с 1984 года, участник операции по попытке оказания помощи дружественному афганскому народу, участник операции по попытке ликвидации последствий падения Капустинского газового метеорита, убитый четырьмя выстрелами в спину (или пятью выстрелами? Уже и не помню, подумал Фенимор) при попытке пресечения невыполнения боевого приказа собственным подчинённым, был мёртв опять. Хотя сегодня его труп выглядел не в пример лучше, чем в прошлый раз, особенно сразу после воскрешения. Но Фенимор видал ходячие трупы и без головы, да ещё во времена, когда и видеосалонов-то в стране не было.
Бармен, закинувшись, лежал поперёк кровати, Ольга сидела рядом с ним по-турецки, спина прямая, глаза сухие, в левой руке мужнин M1911. На ней была порванная сбоку майка US ARMY, трусики и два левых разноцветных кроссовка.
— Оля, — позвал Фенимор.
Она не вскинулась, просто подняла голову. Попыталась что-то сказать, но один сип вышел пополам с хрипом. Потом она справилась.
— Голос сорвала, — шёпотом сказала. — Вадик, Коля умер. По-настоящему.
— Мне надо посмотреть. Ты сама внимательно смотрела?
— Смотри, — сказала она, слезла с кровати, села у трюмо и открыто закурила. Фенимор успел сдержаться и не сказал: «Муж узнает, убьёт».
С его нынешней нормальной температурой понять, холодный Николаич или просто прохладный, было совершенно невозможно. Руки-ноги гнулись свободно, отсутствие пульса давно перестало удивлять всех знакомых. Фенимор приблизил ухо к губам мертвеца. Ничего не разобрать, нет… Никакой моторики, даже посмертной. Неужели вышел завод?
— Туранчокс, — сказал он.
— Да.
— Вызывай из города всех наших, немедленно. Возьми оружие, запри все двери. Сейчас старосты сгоношатся, явятся делить свободную территорию. Лучше даже принимать их в городе. Почему нет ни Меликса, ни Магаданчика, ты можешь мне объяснить?
— Меликс в загуле, женщина у него новая, — сказала, перхая, Ольга. — Я его отпустила.
— А Магаданчик?
— Магаданчик не знаю.
— У Магаданчика сегодня утром контакт в Волжском, — объяснил Туранчокс.
— Вы все идиоты, — сказал Фенимор бессильно. — Вы же знали, что я выход готовлю. Что он на сегодня. Кто-то же обязательно должен быть из наших при Баре. А вы обоих свободных… Ладно. Туранчокс, действуй.
Туранчокс ушёл.
— Вадим, — сказала Ольга. — Что теперь будет?
— С кем?
— С Колей.
— Я сейчас вынесу его в Зону. Там спрячу. В Зоне всё бывает, в том числе и к лучшему.
— Не надо только мне ебать мозги своей фантастикой! — крикнула она.