И тут раздался взрыв. За ним подряд еще три. В километре от Дениса что-то, грохнув, занялось огнем.
– Врезали бы! – с надеждой прошептал смотревший в небо Сергей. Он, как и остальные, видел две точки проходивших вдали вертолетов. – Ведь наши! – выдохнул он. – Неужели не видите? Врежьте сюда, чтоб мало не показалось, – умоляюще прошептал он.
– Ты что там приговариваешь? – подойдя, толкнул его ногой белобрысый верзила. Он появился здесь сутки назад, и все работающие под дулами автоматов и пулеметов поняли: гад. Он сильно избил одного из рабочих за то, что тот, по его мнению, добавил много песка в раствор. И ему все сходило с рук. Если других славян чеченцы-охранники останавливали, то белобрысому ничего не говорили. Разговаривал он по-русски с небольшим акцентом. Сергей понял – прибалт. И вот сейчас он, подойдя, толкнул Сергея ногой и издевательски спросил: – Никак в Бога поверил, русиш швайн? Со школы и из кино, наверное, знаешь, что я сказал! – Он захохотал.
Сергей, стараясь не смотреть на него, поднялся.
– Вкалывай, гнида, – усмехнулся белобрысый и отошел.
– Паскудина, – прошептал Сергей, – попался бы ты мне при других обстоятельствах. Тогда бы мы с тобой поговорили, фашист недобитый!
Сидевший на камне Николай, закашлявшись, прикрыл рот ладонями.
– Ты чего дохаешь? – спросил стоявший на камне славянского вида боевик с автоматом. – Под больного косишь? Так здесь такое не проходит. Работай! – заорал он.
Николай, поднявшись, снова закашлялся. Сергей подошел к нему и взглянул на боевика:
– Простыл парень. Он и так…
– Закрой хлебало, – лениво посоветовал тот, – или сейчас сам дохать начнешь.
Прозвучал гонг, возвещающий о прекращении работы. Все выстроились в цепочку. Каждому проходящему давали лепешку и воду.
– Сейчас ляжешь отдохнешь, – шагая следом за пошатывающимся и снова закашлявшимся Николаем, быстро говорил Сергей. – Ты только дойди.
На днях одного неожиданно упавшего двое боевиков оттащили за ноги куда-то за камень. Вскоре послышался выстрел.
– Ты дойди, – шептал Сергей. – Держись, сержант. Слышишь? Держись!
Перестав кашлять, Николай кивнул. Взял лепешку и воду, отпил несколько глотков.
– Что с ними потом делать? – прикурив, спросил белобрысый рослого чеченца. Тот красноречиво провел ребром ладони по горлу:
– Чтоб патроны не тратить. Сможешь? – спросил он белобрысого.
– Запросто! Чтобы убить человека, не обязательно знать анатомию, я где-то вычитал и запомнил. Хорошо и понятно сказано.
– Кажется, нас куда-то повезут, – прислушиваясь к звуку подъехавших машин, проговорил Сашка.
Юрий вздохнул:
– Мне все равно. Скорей бы все кончилось.
Наверху треснул выстрел. Сразу простучала автоматная очередь. Парни прислушались. Раздался короткий крик, и снова ударила автоматная очередь. Все стихло. Потом парни услышали приближающиеся к люку шаги. Загремел замок, и люк открылся. В глаза ударил яркий луч фонаря.
– Фамилии? – спросил кто-то.
– Иров и Жуков, – неожиданно для друга и даже для себя ответил Юрий. И закусил губу.
– Вылезти можете? – спросили сверху.
– А вы кто? – Сашка глотнул.
– Все потом, – торопливо проговорил человек. – Вылезайте, если можете, время теряем.
Сашка полез первым. За ним, постанывая от боли в рубленой ране на спине, Юрий. Сашку за вытянутую руку схватили двое мужчин и легко выдернули наверх. Так же помогли Юрию.
– В машину, – кивнул на «рафик» мужчина в камуфляже, с автоматом. Юрий со стоном покачнулся. Сашка, осторожно подхватив его руку, забросил себе на плечо. Морщась от боли в раненом плече, он довел Юрия до микроавтобуса. Высокий мужчина с автоматом помог им залезть. В салон забрались еще двое. Дверца закрылась, и «рафик» тронулся.
Продолжается выход беженцев из Чечни. Как заявляет командование, среди населения нарастает недовольство боевиками. Но вот что сказала одна из так называемых беженок: «Нам русские – что фашисты для СССР в сорок первом…» Военные выполняют несвойственную им работу – восстанавливают поврежденные войной дома, обеспечивают продовольствием население. Во всех населенных пунктах, оставленных боевиками, саперы обнаруживают мины-ловушки, мины-растяжки и фугасы. В больших населенных пунктах – склады с оружием. Как уже отмечалось ранее, во многие селения российские войска входят, не применяя оружие. Британская газета «Таймс» утверждает, что российские военные, ведущие операции в Чечне, получают деньги в обмен на обещание не бомбить населенные пункты. По сведениям газеты, в некоторых деревнях Чечни федералы вынуждают жителей покупать оружие у них, а затем сдавать его им же. Масхадов заявил: «Наши воины еще не оказывали федеральным войскам должного сопротивления. Но этот час настал, и русские получат на орехи…»
Борис шлепнул себя по кончику носа. Он всю ночь теплом своего тела согревал прильнувшую к нему девочку. Утром, попив воды, умывшись, они рискнули выйти. Миновав несколько частных домов, Борис вдруг услышал:
– Куда же нехристь девчушку тащит? Ирод окаянный! Ведь не чечен. Христопродавец!
Он увидел сидевшую у калитки небольшого частного домика пожилую женщину.
– Чего смотришь, ирод? – сердито, без страха спросила она. – Убить хочешь? Так не боюсь я вас! Все едино умирать. Лучше уж зараз, чем так мучиться.
– Бабуся, – подошел к ней Бабич, – а ты не возьмешь ее? Я денег дам. Понимаешь, бабушку у нее убили. И вообще…
– Погодь-ка, – удивленно перебила она, – так ты, кажись, наш, российский. Что ж ты здесь?…
– Времени нет, бабуля, – умоляюще проговорил Бабич, – возьми девчонку. Вот, – он достал сто долларов, – держи. Со мной она все равно пропадет. Да и я с ней, как легковушка с тракторным прицепом. Возьми!
– Так, конечно! – Поднявшись, она протянула руку к отпрянувшей Маше. Девочка спряталась за спину Бориса.
– Нет! – отчаянно крикнула она. – Я с тобой буду!
Повернувшись, Борис увидел в ее не по-детски серьезных глазах слезы. Шлепнул себя по кончику носа и мысленно выматерился.
– Что ж ты, папаня, – упрекнула женщина, – дочь оставлять хочешь? Вишь, как она к тебе привязана. Ты уж, милок, сам как-нибудь.
– Поесть-то она у вас может? – вздохнул Борис. – Я денег дам.
– А ведь я и возьму. – Женщина тяжело вздохнула. – Скоро, говорят, армия пойдет. Дождаться желаю, чтобы увидеть, как этих бандитов по деревьям развешивать станут. Пойдем в дом, милок, чего-нибудь придумаем с питанием. Как же ты тут с дочкой оказался? Наверное, за ней пришел? Эти антихристы людей, как ихние предки скот, воруют. – Продолжая что-то говорить, она вошла в кухню небольшого, совершенно пустого домика.
– Ого! – удивился Борис. – Как же вы…
– Так я в центре жила, – обернулась женщина, – в трехкомнатной квартире. Два года назад меня оттуда выселили. И вот какой дворец по доброте души подарили! – Она развела руками.
В соседней комнате стояли старая деревянная кровать, небольшой столик, на котором тикал будильник, и неопределенного цвета тумбочка. Открыв ее, женщина достала керосинку.
– Деньги, сынок, оставь, – вздохнула она. – Ежели не отнимут, керосину куплю, муки и сахару. Глядишь, до армии и продержусь.
– А чего же не уходите? Ведь бомбить уже начали. И артиллерия скоро лупить начнет.
– Да кто ж отпустит? Мы им как живой щит нужны. Своих-то всех поотпускали. А русские по подвалам в городе ютятся, и мы, бабы одинокие, здесь. Но мы решили, что и просить не станем. Пущай бомбят, чтоб их, антихристов, уничтожить.
– Вот деньги. – Борис положил на столик сто долларов. – И еще вот. – Он добавил пятьсот рублей. – На них можно молока купить. И сладкого чего-нибудь.
– Бедненькая! – Женщина повлажневшими глазами смотрела на прижавшуюся к Бабичу девочку. – Худенькая какая. Сейчас схожу к соседям. Они чечены, но люди неплохие.
– О нас им ни слова, – строго предупредил Борис.
– Понимаю. – Взяв пятьсот рублей, женщина вышла.
– Хорошо, – немного помолчав, кивнул седобородый чеченец. – Я узнаю. Скажу вечером.
Малика, вздохнув, вышла. Зашла в комнату, где сидела Марият.
– Он сказал, что узнает, – отвечая на ее вопросительный взгляд, сказала Малика.
У знакомых отца Марият они были почти сутки. Приняли их хорошо. Глава семьи, шестидесятилетний Ваха, выслушал просьбу Марият с пониманием. Он увидел в глазах девушки твердость, и это ему понравилось. Марият и Малика услышали, как он, дав жене и дочери строгие наставления никому не говорить о них, ушел.
– Думаешь, Борис у них? – уже не в первый раз спросила Марият.
– Я знаю столько же, – разозлилась Малика, – сколько и ты!
– Думаешь, Ваха все узнает?
– Да. Он друг твоего отца, и он храбрый человек. Так мне показалось.
– Он хороший человек. Я…
– Давай прекратим, – попросила Малика.
В бетонированный подвал вошел Басаев. Двое рослых охранников из так называемого арабского легиона остановились около дверей. Басаев подошел к висевшему на растянутых колючей проволокой руках Исламбеку. Остановившись, всмотрелся в него. Мотнул головой. Рослый парень в окровавленной куртке вылил ведро воды на голову Исламбеку. Застонав, тот пошевелился.
– Исламбек, – негромко проговорил Шамиль, – отдай мне русских. Ты умрешь быстро, я обещаю.
Тот открыл левый глаз. Правый был залит кровью из рассеченного лба. Басаев снова кивнул. Парень, недовольно поморщившись, намочил тряпку и стал смывать кровь с лица Исламбека.
– Отдай мне русских, – негромко повторил Басаев, – и ты умрешь быстро.
– Шамиль, – простонал Исламбек, – ты знаешь, почему я здесь. Русские мои друзья, я не отдам их.
– Ладно, – усмехнулся Шамиль. – У меня сегодня праздник, а завтра тебя казнят.
Он вышел. Один из охранников, задержавшись, взглянул на парня:
– Его не трогать. И приведите в более-менее нормальный вид.
Борис смотрел на свернувшуюся калачиком на кровати Машу. Она, положив голову на его ладонь, уснула сразу. Ее пальцы касались его руки. Стоявшая у двери пожилая женщина, вздохнув, покачала головой. Бабич беспомощно посмотрел на нее.