Все мы каким-то образом запрограммированы нашими родителями.
Мама и папа ничего не могут с этим поделать (и обычно это делается из лучших побуждений). Они формируют наши убеждения, наши социальные ценности, то, как мы относимся к другим людям, как мы ведем себя в отношениях, даже за какие спортивные команды болеем. Больше, чем что-либо другое, они программируют наш образ самих себя. С первых дней пребывания в кроватке – до того, как мы научимся ползать, ходить или говорить, – они внимательно изучают наше поведение в поисках подсказок о талантах и потенциале. Это наиболее очевидно, когда речь идет о братьях и сестрах. Со временем, при наличии достаточного количества «доказательств», родители разделяют нас на отдельные личности: умные, симпатичные, сильные, хорошие, ответственные – в зависимости от того, какое из множества описаний кажется подходящим в данный момент. Как будто они невольно пытаются превратить нас в архетип человеческого существа, стирая все нюансы. Если мы не будем осторожны, то не только примем программу, но и приспособим к ней свое поведение. Умный полагается на ум, а не на опыт, красивая полагается на внешность, сильный предпочитает грубую силу, хорошая слишком быстро соглашается на все предложения, ответственный слишком многим жертвует во имя долга.
Чью жизнь мы проживаем, если решающие ее части, запечатленные любимыми людьми в годы нашего становления, уже созданы для нас?
Хорошая новость заключается в том, что мы имеем право перепрограммировать себя, когда захотим. Наше программирование становится проблемой только тогда, когда оно становится препятствием для жизни. Мы рассматриваем возможность попробовать что-то новое – поворот в карьере, новую стрижку, – а затем отвергаем это с такими оправданиями, как «Я никогда не был хорош в ________» или «Это мне несвойственно __________». До тех пор, пока мы (или кто-то другой) не ставим под сомнение обоснованность оправданий («Кто это сказал?»), мы не можем представить, как навязываем свою волю убеждениям, которые привыкли принимать как Евангелие. Самое большое влияние нашего программирования заключается в том, насколько умело оно закрывает нам глаза на потребность отвергнуть его.
Возможно, вы знакомы со сценой в фильме Рона Ховарда «Родители» 1989 года: в конце фильма, после того как мы узнаем, что у их старшего ребенка, Кевина, психологические проблемы и что Гил только что уволился с работы, которую он ненавидит, Карен сообщает Гилу, что она беременна их четвертым ребенком. В середине напряженного разговора об их новой ситуации Гил собирается выйти из дома, чтобы вывести команду младшей лиги своего сына «на последнее место». На что Карен его внезапно спрашивает: «Тебе действительно нужно идти?» На полпути к двери Гил оборачивается к ней с безумным видом и резко произносит: «Вся моя жизнь – это одно сплошное “должен”».
Прелесть обязательства в том, что оно предписывает выполнять обещания, данные другим, – подразумеваемые или явные. Негативная сторона обязательств заключается в том, как часто эти обещания вступают в противоречие с теми, которые мы дали самим себе. В такие моменты мы склонны переусердствовать, выбирая между крайностями бескорыстия и эгоизма, – и в конечном итоге мы разочаровываем либо самих себя, либо тех, кто от нас зависит. Обязательства заставляют нас расставлять приоритеты в наших обязанностях. Это серая зона, где мало норм, которые могли бы вывести нас за рамки Золотого правила[8] и «поступать правильно».
По моему опыту, нет никаких правил для того, чтобы иметь дело с обязательствами, – каждая ситуация индивидуальна.
Иногда правильно и благородно быть бескорыстным. Мы присоединяемся к семейному бизнесу, вместо того чтобы заниматься более интересной карьерой. Мы остаемся на скучной или ненавистной работе за зарплату, которая покрывает семейные счета. Мы отказываемся от перспективной должности в другом городе, потому что не хотим разрушать семью. В выполнении обязательств перед нашими близкими есть некое удовлетворение.
Тем не менее иногда это нормально – ставить себя на первое место, несмотря на то что думают другие. Такие жертвы и компромиссы могут быть утомительными и дорогостоящими. Их нелегко принять, но они также почитаемы и необходимы. Как сказал великий журналист Герберт Байярд Своуп (лауреат первой Пулитцеровской премии за репортаж в 1917 году): «Я не могу дать вам безошибочную формулу успеха. Но я могу дать вам формулу неудачи: старайтесь все время всем угождать».
Выбор между двумя или тремя обоснованными идеями о жизни, которую вы хотите вести, является законным источником путаницы для многих людей. С другой стороны, некоторые люди не могут представить себе ни одного пути, не говоря уже о двух или трех вариантах.
Раньше я думал, что креативность – это когда берешь две слегка непохожие идеи и объединяешь их во что-то оригинальное, например, подаешь лобстера со стейком и называешь это блюдо Surf ’n’ Turf[9]. Вы складываете A и B и получаете D. Потом один успешный художник сказал мне, что я задаю слишком низкую планку. Творчество больше похоже на то, как если бы мы взяли A, F и L и придумали Z. Чем больше расстояние между частями, тем больше воображения требуется, чтобы сделать их цельными. Лишь очень немногие из нас креативны настолько, что могут сложить A, F, L и получить Z. Некоторые из нас креативны настолько, что, сложив A и B, получат D. И, к сожалению, некоторые из нас даже не могут представить себе мир, в котором А и В находятся в одной ком– нате.
Чтение этой книги – доказательство того, что вам интересно заниматься самосовершенствованием. Любопытство – это то, как мы готовимся включить свое воображение и представить что-то новое.
Если вы относитесь к числу 30 процентов американцев, имеющих высшее образование, вы уже с подросткового возраста знаете, каково это – стремиться к перезагрузке личности, к новому представлению о себе, которое повысит ваши шансы занять свое место в мире. Вы уже знаете, как представить новый старт. Лауреат Пулитцеровской премии романист Ричард Руссо, автор книги «Падение Империи», вспоминая свои студенческие годы, писал: «Колледж в конце концов это то место, куда мы идем, чтобы заново открыть себя, разорвать наши связи с прошлым, стать теми, кем мы всегда хотели быть, но нам мешали люди, которые знали как лучше». Руссо сравнил колледж с «попаданием в программу защиты свидетелей». Вы должны примерить на себя пару новых образов. На самом деле, было бы не только нецелесообразно, но и очень опасно покидать программу таким же человеком, каким вы были, попадая в нее.
Вспомните свой выпускной год в средней школе. Я бы рискнул сказать, что поступление в колледж – это первый раз, когда вы почувствовали контроль над своим будущим. Несмотря на то что процесс жестко регламентировался картелем консультантов по профориентации, компаний по тестированию и сотрудников приемной комиссии колледжа (не говоря уже о ваших родителях), в восемнадцать лет вы, тем не менее, «командовали парадом». Вы оценили свои сильные и слабые стороны. Вы ответили на основные вопросы, чтобы определить критерии для школ: расстояние, размер, престиж, избирательность, социальная жизнь, обстановка внутри школы, стоимость, финансовая помощь и другие факторы. Вы сами выбрали, во сколько школ подавать документы. Вы написали эссе и заручились рекомендациями. Затем вы ждали решения. Если третий или четвертый выбранный вами колледж предложил значительно большую финансовую помощь, чем тот, который вы выбрали, вы адаптировались к их решению, либо уладив проблему затрат (взяв кредит и проложив себе путь в колледж), либо согласившись на менее привлекательное учебное заведение и забрав деньги[10].
Затем вы поступили в колледж и обнаружили, что, независимо от того, были ли вы королевой выпускного бала или классным клоуном в старшей школе, светской львицей или ботаником, колледж – это ваша возможность забыть о подростковом возрасте и написать новый сценарий. Как предполагает Руссо, вы могли бы точно измерить успех или неудачу ваших студенческих лет по тому, насколько узнаваемым вы были на выпускном по сравнению с тем человеком, который появился на сцене четырьмя годами ранее. Вы сделали это однажды, вы можете сделать это снова.
Если бы громкие заявления об обществе были частью моей работы (это не так), вот одно заявление, услышанное мной от Роба Нейла из Университета сингулярности, которое я бы сделал с уверенностью:
«Темпы перемен, которые вы переживаете сегодня, – это самые медленные темпы перемен, которые вы когда-либо испытаете за всю оставшуюся жизнь».
Другими словами, медленно сегодня, быстро завтра. Вы обманываете себя в бессмысленной ностальгии, если думаете, что, независимо от ситуации, в какой-то момент в ближайшем будущем – когда вы закончите проект «спешка» или когда дети подрастут и ваша семейная жизнь придет в спокойное русло – вы сможете вернуться к более медленному времени, когда темп, взгляд на жизнь и скорость, с которой она менялась, будут более расслабленными и спокойными. Этого не произойдет. Вы и ваши коллеги по работе не успокоитесь, когда закончите срочный проект. Появится еще одно срочное задание (рассчитывайте на это), и вы узнаете, что «ускоренный темп» – это ваша новая норма. То же самое и с вашей беспокойной домашней жизнью: она не станет спокойнее, когда дети подрастут или покинут родительский дом. Это колесо, которое не перестает вращаться. Всегда есть что-то, с чем нужно разобраться прямо сейчас.