пять этажей. Замереть, задрав головы, ликвидаторов заставило другое.
Последствие.
Все поверхности заросли биомассой, бесформенные комья розоватой плоти свисали со стен и потолка уродливыми наростами, их тугие волокна сочились прозрачным соком, местами сквозь них просвечивали фиолетовые жилки. Между наростами тянулись упругие сухожилия, уходили под углом вверх, образуя сложное переплетение мостиков в нескольких метрах от пола.
Забраться выше. Будет проще пройти.
Вова раздраженно передернул плечами. Раньше мысли оператора воспринимались легко, как свои собственные, но чем дольше он принимал препарат, тем сильнее чувствовалась неестественность, чужеродность такого вмешательства. Как холодная капля, попавшая за шиворот, как слюнявый поцелуй беззубой старухи.
Гаврила уже начал подниматься по сухожилию, дал команду остальным. Тугие мышцы поблескивали в свете нагрудных фонариков, едва заметно подрагивали, слегка провисая под ликвидаторами, но держали.
Вове казалось, что они пробираются через внутренности гигантской твари, и он задумался, сколько же людей должно было накрыть Самосбором, чтобы осталось столько биомассы. Хватило бы целой рабочей смены завода?
Ефрейтор не слышал, чтобы биомасса разрасталась; если ее не сжигают ликвидаторы, она костенеет со временем. Плоть вокруг казалась живой, пульсировала, из глубины доносилось бульканье. Вова удобней перехватил гранатомет.
Чтобы что-то выросло, его надо хорошо кормить.
– Самосбор мне в… – вздохнул Хохол за спиной Вовы.
Ликвидаторы стали попадаться на середине пути. Другой отряд. Тот тут, то там, вросшие в биомассу так, что торчали лишь черные противогазы или черные сапоги.
– Ускоряемся… – успел сказать Гаврила.
А потом нарост над ними раскрылся, обдав тягучим соком, ощетинился кольцом крючкообразных зубов. Вова первым успел нажать на спуск, граната рванула внутри гигантской пасти, химхалаты забрызгало склизкими ошметками. В то же время совсем рядом чавкнуло, из биомассы отовсюду потянулись гибкие отростки.
Грохнули Ералаши, срезали первые щупальца. Следующие оказались ловчее, метнулись тонкими плетьми, успели хлестнуть одного из ликвидаторов, сбить с тропы. Вова не заметил, кого именно, прыгнул следом, упал на гору мяса, заскользил вниз, к морщинистой воронке, напоминающей сфинктер. Она уже засосала бойца, упавшего первым.
Ефрейтор выругался, пополз обратно, то и дело соскальзывая и норовя скатиться на дно воронки. Гранатомет пришлось бросить.
Сверху летели гильзы и розовые капли, напоминающие блевотину от красного биоконцентрата. Ликвидаторы перепрыгивали от одного сухожилия к другому, уворачиваясь от плетей. Гаврила успевал отдавать приказы и материться одновременно, но даже его голос заглушали автоматные очереди. Ревели огнеметы, кукожились и осыпались отростки под их раскаленными струями.
Вова ухватился за что-то, торчащее над головой, подтянулся. Это были ноги. Две железки, которые он ни с чем бы не перепутал.
– Башка-а! – заревел он, срывая с плеча Ералаш.
Прыгнул на ближайшее сухожилие, вжал приклад в плечо.
Целиться в основания щупалец. Проще попасть.
Парой метров выше припал на колено Гаврила, прикрывая отход. Оглушительно стрекотала Анка, пулеметная очередь вырывала из биомассы куски размером с детскую голову.
Вокруг горела, шипела, стонала разрываемая пулями плоть. Вова чуть не выронил новый магазин из скользких пальцев, автомат будто прирос к руке, иначе его бы тоже потерял.
Вперед.
Ефрейтор добежал до конца сухожилия, прыгнул на соседний, обгоревший до черноты, мостик. Мышца под ногами лопнула, не выдержав веса, но ликвидатор не упал, его потянуло вверх. Живот стянуло до тошноты.
Вова трепыхался, как таракан, пойманный на нитку, обвитое чуть выше пояса щупальце сжималось сильней. Не получалось извернуться, выстрелить в зубастую пасть на потолке, из которой оно росло. Ефрейтор увидел Гаврилу и вспышку из дула пулемета. Натяжение ослабло, и Вова полетел вниз.
Шмякнулся в упругое, липкое, сверху упал поток розовой жижи, накрыл с головой. Вова полз, не различая направления, стиснув зубы, все еще сжимая Ералаш. Его подхватили за шиворот, потянули, придерживая, как ребенка, который учится ходить. За розовой пеленой ничего невозможно было увидеть. Выстрелы стихли.
Вова опомнился, лишь когда за спиной щелкнули замки гермодвери. Попытался протереть стекла противогаза, но на пальцы в перчатках тоже налипла розовая дрянь.
– Газа нет, можешь снимать, – услышал он голос Гаврилы.
Вова с облегчением стянул противогаз. По носу ударил запах сырого мяса, совсем как перед Самосбором, и едва уловимый – гари. Снова подступила тошнота. Подумав, ефрейтор сбросил химхалат, на котором не осталось сухого места. Гаврилу с Хохлом забрызгало куда меньше, но противогазы они тоже сняли.
– Только мы? – спросил Вова, доставая из вещмешка сухую тряпку.
Хохол молчал. Сержант кивнул. Вова уже вытер руки и протирал Ералаш. Тщательно. Бросил короткий взгляд на лестницу, потом на герму.
– Какой мы по счету отряд?
– Вовчик, был приказ… – нехотя начал Гаврила.
– Сколько их было?
– Мы третьи из нашей роты. Еще столько же пыталось из четвертой.
Вова кивнул. Не хотелось ничего говорить. Не хотелось возвращаться к мысли, что там, за спиной, осталась тварь, через которую они прошли, но не убили. Которая впитает, переварит тела его сослуживцев и залечит свои раны. Чтобы встретить следующий отряд, если их троица не справится.
Хохол сверлил Вову взглядом. Ефрейтор снова кивнул. Гаврила этого не заметил, сказал:
– Перекур и выдвигаемся.
***
Тварь никак не хотела подыхать. Даже Анка ее не брала, пули лишь выбивали пыль из толстой шкуры, будто покрытой бетонной крошкой, не причиняя вреда. Голову твари закрывал массивный шлем из темного от крови металла, пневматические челюсти клацали с такой силой, что, казалось, могли перекусить арматуру.
Впервые они встретили этого нунахера еще на лестницах, потом, дважды, в коридорах. Каждый раз тварь отступала, не решаясь приблизиться под обстрелом на расстояние прыжка, бежала вглубь лаборатории.
Лампы горели ярко, в их белом свете не составляло труда разглядеть останки сотрудников. Растерзанные, выпотрошенные, обглоданные. Их тела разорвали с той же легкостью, как и некогда белые халаты. Кровь засохла беспорядочными разводами, будто пол и стены изрисовал ребенок, дорвавшийся до краски без присмотра родителей.
Попадались и ошметки черных противогазов. Бойцов четвертой роты было легко опознать по бесполезному снаряжению: сетям, шокерам, ружьям с дротиками. Ликвидаторы из второй роты умирали с автоматами в руках. Отряд Гаврилы не первым сюда пробился.
Среди человеческих останков валялись и расстрелянные твари, с виду мясо. Или бывшие мясом раньше…
– Впервые вижу такую погань. – Хохол осторожно поддел носком сапога свисающий из рогатой головы шланг. Стальную оплетку разорвало пулей, из шланга продолжала сочиться мутная, похожая на слюну слизь. Второй конец торчал из спины между выступающих под тонкой кожей позвонков.
Вросшие в плоть металлические пластины, механические лапы, шланги и провода… Над тварями поработали железякины, над всеми по-разному. Объединяли их лишь грубые швы, зашитые толстыми черными нитками на головах и шеях.
– Здесь не было Самосбора, – сказал Вова задумчиво. – Только его последствия, которые вырвались из-под контроля.
П-пров-верить лев-н-ое помещ-ш-ш-ение.
Ефрейтор прислонился к стене, заглянул в проем с открытой настежь гермодверью. Заметив движение между столами, швырнул гранату. Короткий хлопок разлетелся со звоном стекла и битой плитки, с тихим шорохом сыпалась с потолка штукатурка. Из проема лениво выглянуло пыльное облачко.
Чекист не подумал бы сам о выживших, не верил, что они здесь есть. Вова теперь тоже не верил, на пути попадались только твари.
Ликвидаторы спустились на два пролета, прошли длинным коридором, потом еще одним. Оператор вел их шаг за шагом самым коротким путем, знал здесь каждый поворот, каждую ступеньку. Лишь иногда давал команду замедлиться, проверить боковое помещение, заглянуть в какую-нибудь каморку. Предупреждал о тех, кто может выпрыгнуть из-за угла.
Он вел каждый из предыдущих отрядов, смотрел глазами тогда еще живых бойцов. Используя их опыт, предсказывал, где могла затаиться очередная выжившая тварь, откуда наброситься. И Вова понимал: если они не дойдут, последнее, что увидят перед смертью, сможет пригодиться следующим отрядам.
Впр-еди лестн-тн-ица.
С оператором что-то было не так. Никто не знал его расположение, но одно было известно точно: ему не помеха ни расстояние, ни толща бетона, он достанет даже в отдаленных углах килоблока, там, куда не дотягивают мощнейшие радиостанции. Но сейчас голос в голове трещал, ломался, будто из неисправной рации.
Вова заметил, что Хохол тоже это чувствует, трясет головой от каждого подключения, будто норовя избавиться от попавшей в ухо воды. Гаврила, напротив, будто и не чувствовал изменений.
Новенькие, блестящие гермы и аккуратно выложенная плитка, белая настолько, что болели глаза, сменялись старыми, в потеках ржавчины, дверями и заваленными рухлядью коридорами с тусклыми лампочками в пыльных плафонах. Вдоль стен тянулись трубы с желтыми табличками «ОГНЕОПАСНО».
Ликвидаторы прошли мимо распахнутых клеток. Вова обратил внимание, что замки на них целые. Твари не вырвались сами.
Следующее помещение, судя по размерам, раньше было цехом, пусть и не таким громадным, как предыдущий, где обосновалась ожившая биомасса. Стояли ли тут раньше станки или конвейеры сборки, определить было невозможно, сейчас помещение представляло собой два ряда операционных, разделенных полупрозрачной пленкой. У самого входа, огороженные железной сеткой, стояли баллоны с едва различимой маркировкой «О2». Под ногами валялись гильзы и кисти чьих-то рук. Металлический запах крови и горьковатый пороха отчетливей чувствовались в еще не так давно стерильном воздухе.