В лифте ехали молча. Хотелось хоть на время забыть Проводника, выбросить его слова из головы.
«Они построили это место, заперли вас по жилым ячейкам…»
Я крутил между пальцами папиросу, которой меня угостила Полина, и никак не решался прикурить.
Сегодня впервые за долгое время тетя сама приготовила завтрак для нас двоих. Я смотрел, как она шкрябает по краю миски, собирая жидковатую кашицу, как дует на дымящуюся ложку. Следил молча, будто боялся спугнуть проснувшийся в Полине аппетит. Лицо ее было спокойным, круги под глазами выделялись меньше обычного; казалось, ей удалось наконец выспаться.
Доев, тетя достала папиросы, протянула мне одну.
– Ого! – Я присвистнул, взглянув на пачку. – «Армения»! Где такие нынче дают?
Курево с пометкой «Первый сорт №1» на распределители почти не завозили, даже в Гнилонете его было проблематично найти.
– Дают, да не всем, а где взяла, там уже нет.
Тетя слабо улыбнулась. Как же я скучал по ее редким, скупым улыбкам! На какое-то время меня даже согрела приятная надежда, что материнская боль, выпившая из Полины жизнь, наконец отступила, притупилась хоть ненадолго. Что самое страшное уже позади.
Но было нечто еще, то ли в этой мимолетной улыбке, то ли в легком блеске зрачков, нечто настораживающее, непривычное. На меня смотрела женщина больше не слабая, не придавленная горем, женщина с затаенной решимостью в глазах, той, что выжигает последний страх в самом человеке, но так пугает окружающих.
Мне хотелось, чтобы все это было выдумкой, игрой моей фантазии, чтобы Полина на самом деле нашла дорогу из темноты, в которую превратилась ее скорбь. Пусть бы даже полоской света для нее стал таинственный ухажер, подаривший пачку «Армении» в знак внимания. Пусть. Я был готов поддержать любой путь, который не заведет еще глубже во мрак.
Спросить Полину я не успел, на кухню заглянул Вовчик и позвал меня в прихожую «по делу». Тогда я и узнал, что «Труселя В Горошек» получили на форуме ответ.
– Люди Багдасара хотят пообщаться. Лично.
Больше тельняшка ничего не добавил. Я смотрел в его покрасневшие, будто даже трезвые глаза, и у меня закрадывалось смутное подозрение: неужто бывалый ликвидатор волнуется перед встречей с каким-то барыгой?
Мы вышли на двести пятьдесят восьмом, миновав до этого пять распределителей и сделав около десятка пересадок. Так и не прикуренную папиросу я сунул за ухо, дымить почему-то не хотелось, несмотря на гадостное предчувствие в груди.
Вовчик беспокойно оглядывался, держа руки в широких карманах мастерки. Наверное, в одном из них был пистолет.
– Держись ближе ко мне и не отсвечивай. Говорить буду я, – сказал тельняшка тихо.
Этаж производил впечатление заброшенного. Лампочки горели не все, с черного потолка капало. По словам Вовчика, выше начинались фермы и тянулись не меньше чем на тридцать этажей. Некоторые из них частично затапливают, сделав предварительную гидроизоляцию – плесень и грибы лучше растут в сырости. Но в Гигахруще никогда и ничего не работает как должно. Я взглянул на темные подтеки на стенах и попробовал представить, какой, должно быть, кошмар творится в квартирах, если здесь все-таки кто-нибудь живет.
– Сюда, – позвал Вовчик.
Я догадался, куда мы идем. Ну почему все важные разговоры в моей жизни происходят у мусоропровода? О чем я не мог догадаться, так это о направленных в лицо автоматах, которыми нас встретили.
– Медленно… – сказал Вовчику бугай в черном противогазе. – Руки из карманов.
Тельняшка выругался сквозь зубы, но подчинился.
Нас вычислил Сетьнадзор. Или Корпус следил за людьми Багдасара. А может, это все очередной маскарад и теперь у каждого вшивого барыги есть доступ к снаряжению ликвидаторов. Я перебирал в голове варианты, думал о многих вещах сразу. О Полине с Ирой, которые, возможно, так никогда и не узнают, куда мы пропали. Размышления помогали отвлечься от простой истины: в нас целятся.
И ни навыки Вовчика, ни пистолет в его кармане, ни его протез нас уже не спасут.
Автомат в мощных лапах громилы казался игрушечным. По слухам, такая игрушка могла выстрелом пробивать бетон.
Напарник громилы, не опуская оружия, обошел нас по дуге и остановился за нашими спинами.
– Нагнись, – сказал он Вовчику.
– Чего?
– Нагнись. Повторять не буду.
Скрипнул то ли Вовин протез, то ли его зубы. Я недоуменно переводил взгляд с одного бойца на второго, но обо мне они, похоже, забыли, даже руки поднять не заставили. Все их внимание было приковано к Вове, который медленно нагибался, держа руки по швам.
И тогда ликвидатор ударил. Тяжелый сапог прилетел тельняшке по заду, и от этой картины у меня самого заныло в копчике. Вова заорал и отскочил, держась за ягодицы, бешеным глазами уставился на ударившего.
Здоровяк опустил автомат и заржал во весь голос. Его напарник закричал:
– А я тебе говорил, что тебе срака стальная понадобится, а?! Теперь держись!
И одной рукой стянул противогаз.
– Сука! – Вовчик все еще пытался отдышаться. – Хохол! Сука!
Он повернулся к здоровяку, тот уже успел повесить автомат на плечо и стоял теперь с открытым лицом. Вова его будто бы тоже узнал, но ничего говорить не спешил. Какое-то время они молча пялились друг на друга. Я смотрел на выражения их лиц, и на какую-то секунду мне показалось, что все не разрешится так просто. Было что-то между этими двумя там, в прошлом, что тянуло к ним свои темные лапы, что могло заставить Вову вспомнить о пистолете в кармане, а здоровяка вновь схватиться за автомат.
Но мгновение спустя громила подошел к Вове двумя огромными шагами и сгреб его в охапку. Мне даже показалось, что я расслышал хруст позвонков.
– Вовчик… Живой, падла!
Я ничего не понимал. На меня никто так и не обратил внимания. Когда с объятиями было покончено, мы все расселись на каких-то старых трухлявых ящиках, сваленных около мусоропровода. Сырость тотчас дотянулась до задницы через штаны.
– Так вы все-таки ликвидаторы? Или как? – решился спросить я.
Вдаваться в долгие объяснения никто не собирался. Здоровяка звали Гаврилой, Хохла – Лёшей. Оба служили раньше с Вовчиком. Это всё, чем со мной поделились.
– Как? – только и спросил тельняшка, прикуривая.
– Да тут поди разбери, с чего начать, – замялся Хохол. – Ты же не помнишь, как я тебя на горбу к железкину тащил?
– Смутно.
– Нас тогда на выходе встретили. Чекист и пара бойцов из его роты. Дело ясное: слишком много мы внутри повидали. Да и операторы успели передать, что к нам подключиться не могут. Приговор один: в расход. Если бы…
– Если бы не что?
– Если бы не Гавр. Он всех положил. И чекиста тоже.
Вова удивленно посмотрел на Гаврилу, тот махнул рукой.
– А-ай! Я потом эти диски сраные в мусоропровод выбросил. Но сначала в рюкзак пенобетонную гранату положил, хех.
Гаврила широко улыбнулся. Вовчик молчал, о чем-то задумавшись, Хохол достал из кармана флягу, открутил скрипнувшую крышечку и сделал большой глоток.
– Я ведь потом вспоминать начал, – продолжил Гаврила. – Медленно, не сразу. Семисменку за семисменкой. Много всякого дерьма, зачистки, приказы… Жену свою вспомнил, пацана своего. Я ведь когда на службу шел, он только-только первое слово сказал.
Здоровяк принял протянутую флягу, отхлебнул.
– Я их отыскал. Вернулся. Жена про меня и позабыть успела, сын из школы пятерки таскает. У них новый муж. Новый отец. Старый я там нахер никому не сдался. И знаешь, я вот все думал, почему вы, уроды, мне раньше ничего не сказали? Вроде ж не последние люди…
Фляга оказалась у меня. После первого осторожного глотка язык будто онемел, я закашлялся. Спирт! Бывшие ликвидаторы хлебали его, даже не поморщившись.
– А потом понял: всё правильно сделали. Я бы вам эти ампулы в жопы запихнул, не сомневайся. Тот я, с промытыми мозгами.
Вовчик, к всеобщему удивлению, от фляги отказался. Спросил угрюмо.
– А здесь-то вы как?
– Мы потом случайно встретились, – ответил ему Хохол. – Оба были в розыске, не знали, что дальше делать…
– Я и про квартиру ту вспомнил. Про которую ты говорил, – добавил Гаврила. – Мы туда, а там дед какой-то живет, сказал, предыдущих жильцов перестройкой закинуло далеко. Ну мы так и поняли, что тебя это не остановит, что пойдешь искать. Ну а как сюда добрались, это отдельная история.
– Добрались-то добрались, а вот где дальше тебя шукать, так и не узнали. – Хохол покрутил в руках флягу, раздумывая, и сунул ее в карман. – Четыре блока по семьсот этажей в каждом – не шутки. Да и не ясно было, сам-то ты дошкандыбал или нет.
– Я знатно заплутал, – признался Вовчик. – Чтобы найти этот килоблок у меня почти цикл ушел. Тоже историй хватит.
Он потер свой шрам.
– Вижу. Краса-авец! Ну что, Вовчик, теперь и я могу о твоей роже шутки выдумывать?
– Так для этого думать надо, Лёшка, тебе-то куда?
– Шел бы ты в сраку… Зато железку тебе отгрохали, конечно, залюбуешься! Не зря прижали железякина…
Хохол потянул Вову за протез, разглядывая механические суставы.
– Ты вот что скажи, – подался вперед Гаврила. – Нашел свою милую или как?
Вовчик покосился на меня, ответил сухо:
– Там… Все сложно.
Бойцы переглянулись, но приставать с расспросами не стали. Я ткнул Вову локтем. Сейчас я сам себе напоминал ребенка, который ждет очереди, чтобы вмешаться в разговор взрослых. Тельняшка понял мой взгляд, повернулся к сослуживцам.
– Тушняк у вас откуда?
– На дело ходили, – уклончиво ответил Гаврила.
– В подвал? – спросил я.
Гаврила с Хохлом снова переглянулись.
– Вопросы к вам накопились, мужики, – сказал Вовчик. – Как так вышло, что вы на Багдасара работаете? И откуда снаряга такая?
– Мы, когда тебя тут искали, в передрягу попали. – Гаврила почесал бороду. – Багдасар выручил. Разрешил отработать долг. Ну а там само как-то завертелось.
– Он мужик толковый, – подтвердил Хохол.