Этажи — страница 48 из 62

– Да не зыркай ты так, Вовчик! Знаю, о чем думаешь. Мол, ликвидаторы, которые под присягой клялись искоренять «всякие преступные элементы», сами с барыгой спутались. Но мы больше не под присягой, и здесь всё не так. Багдасар Иванович может быть жестоким, и дорогу ему лучше не переходить. Но, поверь, с нашим предыдущим руководством и рядом не стоит.

– Дело ваше, – отмахнулся тельняшка. – Судить вас не мне, это уж точно. А со снарягой что?

– Тут сложнее.

Даже с бывшим сослуживцем, судя по всему, никто не собирался откровенничать. Но догадка уже успела забраться мне под кожу, ползала там, тянула жилы. Я поерзал на ящике и будто невзначай пододвинулся ближе к Вовчику, коснулся его плеча своим. Сказал задумчиво:

– Вы ведь вместе служили, Вова. Подумай сам, какой единственный способ забрать у ликвидатора снаряжение?

Все молча уставились на меня.

– Правильно. Снять с трупа.

У Вовиной мастерки очень удобные, широкие карманы, поэтому выхватить пистолет я смог без труда. Вскочил, направляя ствол на Гаврилу с Хохлом.

– Сидеть на месте!

Они и так сидели, даже не дернулись.

– Вовчик, это он чего? – спокойно спросил Гаврила, не сводя с меня взгляда.

– Да хрен его знает. Малой… Серег, что ты творишь?

– Слух, пацан, ты давай без этого…

Я целился то в одного, то в другого. Не знал, стоит ли мне брать на мушку еще и Вову. Ствол заметно подрагивал.

– Те ликвидаторы, которых вы убили в подвале… Тот отряд. Там был мой брат. Его звали Дима!

Мой голос дрожал в такт пистолету. Я не знал, хватит ли у меня духу. Если они действительно убийцы… Допросить их под дулом пистолета казалось хорошее идеей, но что делать потом, я придумать не успел.

– Дима… Дикий – твой брательник, что ль? – удивился Хохол.

– Знаешь его?

– Конечно, он в меня стрелял.

От его улыбки мне стало нехорошо.

– И этот сейчас в тебя стрелять будет, – хохотнул Гаврила. – У них, видимо, такая семейная традиция – в Лёшку нашего стрелять!

Я прицелился в него.

– Рассказывайте.

– Серый, завязывай! – рявкнул Вова. – Тебя же сейчас убьют на хрен!

Убьют? Нет, у меня был пистолет, и я стоял всего в каких-то двух шагах, промахнуться сложно… Нажать на спуск быстрее, чем потянуться к автомату, ведь так?..

– Рассказывайте. Всё.

– Ладно, – хлопнул себя по коленям Гаврила. – Я скажу тебе две вещи.

Он показал два пальца. И повторил.

– Две.

А затем рванул ко мне, будто его подбросили с места невидимые пружины. Нажать на спуск я все-таки успел, но выстрела не последовало. В следующее мгновение лапа Гаврилы с болью вывернула мое запястье с пистолетом, второй рукой здоровяк схватил меня за шкирку и хорошенько встряхнул, как батя нерадивого сына. Сопротивляться хватке сил не хватало, все еще зажатый в моей ладони пистолет оказался у самого моего лица.

– Вещь первая. Такое положение курка называется полувзвод, или предохранительный взвод. – Голос Гаврилы был мягким, почти заботливым. От боли в запястье мне хотелось выть. – Из такого положения Токарь не выстрелит. Курок надо отводить до конца.

Бугай легким движением швырнул меня на пол, но прежде вырвал из руки пистолет.

– А из Димки-то стрелок получше был, – лыбился Хохол.

– Больше так не делай, – серьезно сказал Гаврила, вернувшись на место. Он крутил в руке Токаря, но возвращать его тельняшке не спешил. – Вещь вторая: не убивали мы никаких ликвидаторов, ликвидаторы из этого килоблока вообще не спускались в подвал. Дима твой с нами был.

Я прижимал к себе пульсирующее от боли запястье, казалось оно уже начало распухать. Ничего не понимал: если этот двухметровый бородач врет, то зачем? А если нет, то как вообще…

– Где он сейчас? Что с ним?

Спустя минутную паузу Вовчик не выдержал:

– Да что вы пацану яйца крутите? Скажите как есть.

– Слух, Вовчик, такое дело… – замялся Хохол.

– Мы сейчас другой вопрос должны решить, – продолжил за него Гаврила и показал пистолет. – Вот это и всё, что вы достали в квартире нашего человека, вам не принадлежит.

– Ну начина-ается…

– Да ты не перебивай, Вова. И нам тоже не принадлежит. Все это собственность Багдасара Ивановича. Будь наше – не вопрос, решили бы по старой дружбе. Но вы взяли чужое.

– Да как чужое-то, ё мое? Че твой Багдасар сам за своим добром в запечатанную ячейку не полез?

– Так-то ты прав. Но по понятиям рассудили иначе. Сейчас дела идут скверно, с другими килоблоками сообщения нет, все перекрыто…

– Это из-за чекиста этого плешивого.

– Из-за чекиста, – кивнул Гаврила. – Но вам сейчас стоит волноваться не о нем.

Я почти не вслушивался. Сидел с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Мои мысли блуждали далеко, рвались по коридорам, сквозь бетон и металл, к неизведанному «гипотетическому краю Хруща», прочь от этих рож и этих разговоров, от ликвидаторов и тех, кто ими притворяется, прочь от «барыги всех барыг» и беглых чекистов. Прочь ото всех.

– Да у нас и половины не осталось… – летел мне вслед обреченный голос Вовчика.

– Я догадался, – догонял его бас Гаврилы. – Есть вариант. Одно дельце, над которым мы голову уже пару смен как ломаем. А у тебя башка всегда хорошо работала. Подсобишь – и забудь о долге. Может, и сверху добавим.

И лишь голос Хохла вернул меня назад, на холодный грязный пол.

– И про Диму вашего расскажем. Немного, много мы и сами не знаем. Но расскажем.

– Ну что, – Гаврила протянул Вовчику пистолет, – по рукам?


***

Вернувшись в цех, первым делом я отыскал Вадика, хотелось расспросить его, куда делся вчерашний ученый. Но Вадик лишь пожал плечами: Лазарева он потерял, когда толпа разделила их и разнесла по разным лифтам. Где теперь искать ученого, никто из нас не знал.

Мишаня не вышел на работу. Мужик он ответственный, загулять не мог; скорее всего, его этаж просто накрыло Самосбором и он отсыпается сейчас за закрытой гермой в объятиях жены. Мне хотелось так думать.

К моей смене накинули еще часов, пока Мишаня не вернется.

Чем мне нравится работа шлифовщика, так это возможностью довести ее до автоматизма. Конечно, одну и ту же болванку можно отшлифовать сильно по-разному: класс точности, шероховатость, плоскостность, параллельность и еще множество нюансов нужно уметь соблюдать так, как написано в чертеже. С чем-то справится вчерашний пэтэушник, для чего-то нужен опытный оператор высокого разряда вроде меня. Но после сотой болванки по одному и тому же чертежу даже ювелирная работа становится рутиной.

Глаза смотрят, руки делают, голова занята чем-то еще.

Сегодня моя голова была занята поручением от бывших сослуживцев Вовчика. Им понадобился пропуск к лифтам ликвидаторов. «И без силовых решений», – подчеркнул Гаврила. Связываться с Корпусом в открытую не решались даже люди Багдасара.


– Снаряга есть, а пропусков не достали? – удивлялся Вовчик.

– Был один. Да сплыл, считай.

Вову такая недосказанность не устраивала, он наотрез отказался что-либо делать, пока не получит больше объяснений. Гаврила какое-то время молча буравил его взглядом, и я уже подумал, что мы в очередной раз останемся без ответа, но здоровяк неожиданно сдался.

– Первый этаж. Помните, что там раньше было?

– Жилой. Сквозной, вроде через все четыре блока проходил, – сказал я. – И еще медпункт.

– Вот, медпункт. И склад медикаментов.

– И что ты лечить собрался? – оскалился Вова.

– Нам там нужен всего один препарат.

– Какой?

– Тот самый, Вовчик, ты знаешь.

Тельняшка помрачнел.

– После нашего… дембеля его запретили по всему Хрущу, – продолжил Гаврила. – Списали, уничтожили запасы. Но есть у нас инфа, что на первом этаже не успели. Накрыл Самосбор. Все проходы забетонированы, но наш лифт туда все еще может спуститься. Пропуск – ваша задача. Дальше уже мы сами, на зараженный этаж за собой не зовем.

Вовчик долго о чем-то думал, грызя ногти. По его лицу было видно, что он хочет задать еще один вопрос, очень важный, но никак не решается. Наконец бывшие ликвидаторы ударили по рукам. Мне не оставалось ничего больше, кроме как тоже согласиться.

– Как вы выбрались? – спросил я, когда мы уже собирались уходить.

– Нашли выход через другой килоблок, – расплывчато пояснил Хохол. – Сейчас и его наверняка в пенобетон…

– Кстати, дурачок там один на ваших этажах ошивается, – припомнил Гаврила напоследок.

– Лёлик?

– Ага, он. Держитесь от него подальше. К нему операторы подключаются.

– К гражданскому? – засомневался Вовчик.

– Причуды местного чекиста…

Я не понимал половину слов. Операторы, лифты ликвидаторов, какой-то препарат… Стоя за станком несколькими часами позже, чувствовал, будто мой мозг – это болванка, которую старательно шлифуют новой, опасной информацией. Вот только у меня нет чертежа, и что получится в итоге, можно только гадать.


…После полуторной смены казалось, что рабочие ботинки стали на пару размеров меньше. Доковыляв до своего этажа, я услышал звук запираемого гермозатвора. В коридоре стоял Боря, мялся около квартиры, не так давно сменившей хозяина. Заметив меня, он что-то поспешно спрятал в карман. Очередной подарок от нового жильца?

Я поздоровался. Боря молча отвернулся и пошел к себе.

С соседями мы в последнее время не ладили. Меньше двух недель назад Борин брат, не выдержав голодовки, прихватил товарища и попытал счастья на седьмом, но вместо биоконцентратов оба получили по пуле от Сидоровича. Теперь о жене брата заботился тихий Борис с одутловатым, вечно не выспавшимся лицом.

Я не услышал ни одного упрека, но теперь все соседи косо поглядывали на нашу квартиру. И пусть никто не мог знать наверняка, но сложить одно с другим и догадаться, из-за кого этаж лишили продовольствия, было несложно.

Дома я аккуратно прикрыл за собой дверь, ожидая, что все уже будут спать в такой час. На кухне горел свет. Вовчик сидел за столом с дымящейся папиросой в руке. Пил. Я подошел поближе и заглянул к нему в кружку. Вода?