— Это я, — сказала Таня и села рядом.
— Зачем? — спросил Сергей, не подавая виду, что растерян.
— Мне нужна ваша помощь. Мне и Алешке.
— Кому?
— Алешке Пирогову.
Одинцов встал из кресла и неторопливо оглядел ее с головы до пят — платиновые волосы в короткой стрижке, красивое загорелое личико, легкое платье из матово-черной материи на двадцать сантиметров выше колен, длинные стройные ноги в полосатых гольфах, тупоносые туфельки на высоком каблуке. Лицо его было непроницаемо.
— При чем тут вы? — произнес он наконец. — Какое отношение вы имеете к нему теперь?
— А вот имею, — сказала Таня чуть рассерженно. — И вы отлично знаете, какое. Иначе зачем бы мне к вам приходить?
— Пирог… Он был в отношении вас с приветом — любил до умопомрачения.
— Он и сейчас любит.
— То есть?..
— Он жив.
— Кто вам это сказал?
— Я это точно знаю.
Одинцов прошелся по комнате, задвигая пустые кресла в промежутки между столами.
— Его что — нашли?
— Нет.
— Если вы думаете, что я позволю вам глумиться над памятью моего лучшего друга, как вы это делали при его жизни…
— Мне это надоело, — злым голосом проговорила Таня. — Сил нет слушать, как все говорят о его памяти и никто не хочет ему помочь. А он там один, в разбитом планетолете, среди холода и тьмы.
— Я где-то видел нечто похожее, — усмехнулся Одинцов. — Помнится, в кино. Паршивенький такой фильмец.
— Это не кино! — с обидой воскликнула Таня. — Каждую ночь он появляется у меня в комнате. Он сидит на полу и разговаривает со мной. Он в скафандре, без шлема, у него на лбу ссадина!
— И было ей видение, — с иронией прокомментировал Одинцов. — Долго вы будете морочить мне голову? Если вы перепутали свои сны с реальностью, то хотя бы имейте совесть, не навязывайте свои галлюцинации другим.
— Почему? Почему вы не верите мне?
— Да потому что в школе вы прогуливали уроки физики! За мальчиками пробегали! Пояс Астероидов отстоит от нас на сумасшедшие миллионы километров, а скорость света составляет все те же триста тысяч километров в секунду, и вы еще говорите мне о беседах с человеком, до которого радиосигнал тащится несколько минут! Или теперь, по размышлении, вы вдруг вспомните, что было запаздывание? Ну — было?
— Не было, — устало сказала Таня. — Он говорил со мной, а я с ним…
— Извините меня, — безжалостно произнес Одинцов, — но вы ведете себя словно галлюцинирующая истеричка. А может быть, вы и впрямь… не в себе?
— Я-то в себе, — вздохнула Таня. — Еще как в себе. А вот вы все — в ком? Или в чем? Умные-разумные, ничему и никогда не верящие… Я, глупая, думала, вы захотите мне помочь. Почему мне? Ему, ему помочь! Да ну вас к бесу, — она резко поднялась и опрокинула кресло, с ожесточением наподдав его ногой.
— Подождите! Куда вы, в таком состоянии?
— К нему! — почти выкрикнула Таня. — Каждому свое! Вы пойдете лить слезы подле его портрета с муаровой ленточкой, а я — разговаривать с ним, покуда он еще жив! Ну как мне его спасти? Как, если мне ни одна гадина не верит?!
Дверь за ней захлопнулась.
Одинцов поднял кресло и сел, снова уронив голову на кулаки. “Удавиться, что ли? Противно… Вообще все опротивело”. Потом он вернулся мыслями к Тане. “Дура, — подумал он раздраженно. — Вот же стерва”. И на душе у него стало еще поганее.
10.
— Все, все, — шептала Таня, чувствуя, как высыхают на ее горящем лице капельки дождя. — Не могу больше! Не умею!
Она почти бежала, стягивая ворот платья на груди, и встречные прохожие оборачивались ей вслед.
Пояс Астероидов? Пусть себе крутится, как крутился миллиарды лет! Разбитый планетолет? Наплевать, не жалко, запустят еще! Алешка Пирогов? Погиб, нет его больше, вообще никогда не существовало человека с таким именем на белом свете! Хватит, сил уже нет, и так сделано слишком много глупостей. Физика… Правильная, беспощадная, безошибочная наука, вот во что надо верить, а не в ночные видения взвинченной непривычными переживаниями взбалмошной девчонки, не в примятый зеленый грасс!
Таня метнулась к укрытой в подворотне кабинке видеофона с запотевшими от сырости стеклами. Срывающимися пальцами набрала привычный код. Маленький, с карманное зеркальце, экранчик тускло засветился.
— Андрей, — позвала Таня. — Что ты сейчас делаешь?
— Переживаю, — помолчав, ответил тот. — Сурово стиснув зубы, роняя скупую слезу. Мужчинам надлежит переживать в одиночку. А ты?
— Я устала.
— Как там твои проблемы?
— Отвратительно. Все кругом плохо, никто никому не верит, все разучились верить.
“Почему этот дурацкий зеленый грасс никак не идет из головы?”
— Ты хочешь утешений? — спросил Андрей, красиво заломив густую соболью бровь.
— Кажется, да.
— Ма-аленькая, — ненатурально ласковым голосом, нараспев, произнес Андрей. — Ла-апонька, бедненькая… Достаточно?
“Грасс, зеленый грасс, примятый зеленый грасс…”
— Какой ты жестокий, — пожаловалась Таня. — Мне нужна твоя поддержка, хотя бы чуть-чуть поддержки.
— Знаешь ли, милая, я в своей богатой актерской биографии никогда еще не играл роль костыля, который можно взять под мышку, когда плохо, и отставить за ненадобностью, когда хорошо.
“ГРАСС!”
— Все, — резко сказала Таня. — Я уже в порядке. Благодарю за сочувствие, оно было весьма кстати.
— Танька! — перепугался Андрей, внезапно уяснив, что переиграл. — Я хочу тебя видеть, приезжай немедленно, в любое время дня и ночи, я не костыль, я просто бревно…
Таня вдавила мокрой ладошкой клавишу прерывания и на миг ощутила холод заледеневшего на сыром промозглом сквозняке металла.
11.
Вторые сутки Пирогов пытался увидеть Таню. Он силой принуждал себя спать, но теперь ему снилась одна лишь густая, вязкая темнота. Или абстрактные пейзажи в два цвета, черный и белый. Что-то мешало. Быть может, осознание того, что это — больше, нежели просто сон? Но в последний раз он видел Таню не во сне. Просто закрыл глаза — и очутился на Земле.
А теперь ничего не получалось.
Пирогов слонялся по планетолету, как неприкаянная душа. В самых неожиданных местах закрывал глаза и мысленно твердил: “Хочу видеть Таню. Хочу видеть Таню”. Потом досадливо махал рукой и, шепча ругательства, продолжал свои блуждания по отсекам. Вскоре до него дошло, что каждый раз он попадал на Землю, в Танину комнату, именно из приборного отсека. То ли до Земли отсюда было ближе на несколько метров, то ли еще что. Поэтому он запасся тубами с какао и устроился на насиженном месте.
Он представил себе, как Таня мечется от одного человека к другому, пытаясь убедить их, что он жив, ожидает помощи. А ей никто не верит. Одни сердятся, другие смеются. И вот у нее опускаются руки, ею овладевает отчаяние, разочарование, и она — отступается.
Если бы Таня догадалась зайти к Одинцову! Вдвоем они чего-нибудь и добились бы. Сережка должен поверить ей. Впрочем- почему должен? Он такой же человек, как все.
Сидя с закрытыми глазами, Пирогов откупорил тубу с ледяным какао и приложил ее к губам.
До него донесся тихий женский смех.
Таня сидела прямо на грассе, совсем рядом. Она смеялась, а на щеках виднелись еще влажные дорожки.
— Я думала, что больше не увижу тебя, — проговорила она. — Представляешь, два вечера тебя не видеть!
— Неужто ты из-за меня плачешь? — удивился Пирогов. — Надо же. Вот теперь и умереть не жалко.
— Только посмей, — сказала Таня, гоня с зареванного лица счастливую улыбку.
— Зато у меня было много времени на размышления, — заметил Пирогов. — Я даже сочинил кое-какие объяснения нашим чудесам. Фантастика, разумеется.
— Не нужны мне твои объяснения, — заявила Таня. — От тебя ничего нельзя ждать, кроме всяких глупых объяснений! Что тут объяснять? Ты хочешь увидеть меня. Я хочу увидеть тебя. Как только наши желания совпадают, ты нежданно-негаданно переносишься ко мне в комнату.
— Ну, примерно. Хотя почему бы тебе не перенестись ко мне в гости?
— Ты же не хочешь этого. И я тоже! Очень нужно мне твое дырявое корыто!
— Вот что я надумал. Природой не зря созданы отдельно мужчины и женщины. Какую-то цель она этим непременно преследовала — она же ничего не делает зря. Должно из соединения двух половинок возникнуть новое качество.
— Ребенок, — хмыкнула Таня.
— Подожди, не перебивай. Все возлюбленные в идеале обязаны подходить друг дружке. Но не всегда так получается, хотя и недаром подмечено, что хорошие супруги понимают один другого с полуслова. Точнее, это почти всегда не удается, потому что вероятность счастливого совпадения исчезающе мала, идеальные пары разбросаны в пространстве и во времени. Но если уж они встретятся, то и начинаются настоящие чудеса. Это самое новое качество.
— Как много ты говоришь! — возмутилась Таня. — Просто ужас.
— И ты можешь не любить меня, можешь ненавидеть, можешь гнать меня прочь, но мы с тобой и есть то идеальное совпадение, тот единственный шанс на миллиард миллиардов, ради которого природа и затеяла древний эксперимент с Адамом и Евой. И если ты снова бросишь меня, то пойдешь наперекор самой природе, а это к добру не приведет.
— Вздор, — тряхнула головой Таня. — Что за идеализм? Значит, ничто никогда не сможет разлучить нас с тобой, счастливую идеальную парочку? Никакие силы?
— Думаю, что никакие… если выживу.
Таня снова засмеялась.
— Представь, я все это сама отлично знаю, — объявила она. — И даже лучше тебя. Поэтому одна только я во всем мире могу спасти тебя.
— Ну, это не открытие, — вставил Пирогов.
— Не шути, пожалуйста. Хочешь, спасу?
— Чтобы потом погубить на Земле?
— Поглядим на твое поведение.
— Я же люблю тебя. И никому не отдам. Я тебе уже сто раз об этом говорил.
Таня перестала улыбаться.
— Говорил, говорил, — промолвила она со вздохом. — Не обращай внимания. Мне просто страшно. Я до смерти боюсь, что ничего не выйдет. Это же всамделишные чудеса, небывальщина.