Он был прекрасным политиком и хозяином в своей стране. Жители многих областей Пенджаба раньше платили налоги захватчикам, теперь Ранджит стал получать налоги со всей страны сам. Он создал двор, реорганизовал суд и благоустроил города. Не желая ущемлять самолюбие своих властолюбивых военачальников, он называл двор дарбаром (то есть советом) хальсы и свое правительство – правительством хальсы. Он участвовал в праздниках каждой религиозной общины, показывая этим, что Пенджаб должен быть един, вне зависимости от веры, которую исповедуют его жители. Он послал многих юных солдат служить в англо-индийской армии, чтобы перенять опыт дисциплины и организации; создал пехоту в своей армии, ту самую пехоту, которую всегда презирали сикхи, называя ее марши танцами дураков; стал производить огнестрельное оружие и порох. Усилившись и окрепнув, его государство стало оплотом независимости пенджабцев и реальной силой, которую не могли сломить даже англичане.
Богатства Ранджита были сказочны. В его руки попал и легендарный бриллиант Кох-и-Нур – «Гора света», прославленный на весь мир. Когда-то он был найден в рудниках Голконды и оказался во владении Моголов. Когда Надир-шах вторгся из Персии в Индию, он отнял у Моголов этот бриллиант вместе с драгоценным Павлиньим троном. После того как Надир был убит, алмаз Кох-и-Нур был захвачен Ахмед-шахом Абдали Афганским и оставался в руках его династии вплоть до времени правления Ранджита Сингха, который в 1813 году стал владельцем несравненного камня.
В непрерывных войнах протекала его жизнь. Был захвачен Кашмир и пограничные с Афганистаном земли, один за другим падали под натиском войск Ранджита вражеские форты. Одной из славнейших его побед было взятие города Мультана в 1818 году – города, где правили афганцы и через который шли караванные и военные пути в Пенджаб.
И особой доблестью отличались в этих битвах нихáнги – орден сикхов, которые не должны умирать своей смертью, но должны искать гибель в бою. Этот орден возник еще при жизни гуру Говинда. По преданию, он был основан одним из его сыновей. Ниханги отказывались от семейной жизни, от всякой хозяйственной деятельности, от всего, что не было связано с боем или с подготовкой к бою. В битвах они шли первыми в строю хальсы, бросались в бой там, где все готовы были отступить, пробивали брешь в рядах наступающих врагов, устилая своими телами путь остальным сикхам к решающему и победному удару. Бывали случаи в истории сикхских войн, когда перед небольшими отрядами нихангов, налетавшими в слепой и безудержной ярости, в панике рассеивались превосходящие их по численности и вооружению силы врагов. Славным был путь нихангов до воцарения Ранджита Сингха, и новые лавры стяжали они себе в годы его правления; имена их вождей Пхулá Сингха и Сáдху Сингха знает каждый сикх в современной Индии.
Сложную политику вел Ранджит Сингх. Он привлекал к себе на службу и брахманов, и низкокастовых и гималайских жителей – гурков, и представителей одного из кашмирских народов, догра, и европейских офицеров – французов, англичан, итальянцев, венгров и американцев Он шел на все во имя упрочения своей власти и своей армии.
В это время англичане поняли, что Ранджит успел отвоевать почти все земли Пенджаба и захватить многие из соседних с ним земель и что теперь он может обратить свои взоры и на Дели, и на остальную Индию. Ранджит стремился захватить побережье и выйти к Аравийскому морю, он искал в этом предприятии поддержки англичан, но они упорно отклоняли все его обращения о помощи.
В 1838 году его разбил паралич, а в 1839 году он умер.
Жизнь этого человека, его яркая натура, его безудержная страстность во всем, его ум и решительность – все это воспевается современными пенджабцами так живо, как будто он правил всего каких-нибудь десять лет тому назад. Много книг, стихов и песен написано о нем и о годах его царствования. В памяти народа он остался как самодержавный властитель, умный политик и человек, любивший жизнь во всех ее проявлениях: он умел ценить красоту, хотя сам был лицом темен, ряб и одноглаз; он умел любоваться ярким блеском чужих нарядов, но сам носил скромные однотонные одежды; он был привязан к жизни, как к самой любимой жене, но без колебаний рисковал собою в каждом бою; сам был гостеприимен и щедр, но равнодушно относился к дарам и подношениям… Убивая людей в бою, он ни разу не изрек смертного приговора тем, кто представал перед его судом, – так о нем пишут, поют, рассказывают в Пенджабе.
После его смерти начался распад его государства. В армии участились раздоры между выборными старшинами и офицерами, судопроизводство больше не следовало букве закона, крестьяне отказывались платить налоги землевладельцам, потому что те произвольно завышали налоги и враждовали из-за земель и власти.
Шестилетний сын Ранджита, Далúп Сингх, был наконец возведен на трон в 1842 году, а его мать стала регентшей Пенджаба. Но страна была уже обречена. Англичане стали стягивать войска к границам Пенджаба и возводить понтонные мосты на реке Сатледж. В последний раз сикхская армия сделала попытку отбросить врага – отряды сикхов перешли Сатледж и воззвали к своему правительству, прося немедленно прислать подкрепление. Но им никто ничего не прислал. Мать Далипа и ее советники уже сговаривались с английским командованием о сдаче колонизаторам половины Пенджаба. Преданная высокими государственными чиновниками армия была разгромлена в неравной битве. Маленький Далип Сингх попал под «охрану» колонизаторов, и они стали воспитывать из сына непобедимого Ранджита своего преданного слугу и сторонника. Бесславно стал влачить свои дни сын славного отца: повторилась трагедия Орленка, сына Наполеона…
Каким я увидела Пенджаб, когда приехала сюда в первый раз? Что сразу врезалось в память? Золотые поля цветущей горчицы, залитые солнцем; каналы, широкие и узкие, много каналов, полных сверкающей воды; синяя кромка гор по горизонту; глиняные деревни в полях и форты, форты в городах, возле городов и у дорог.
Дома с плоскими крышами, почти лишенные архитектурного убранства, города с коленчатыми узкими улицами. Стены выходят из-за стен, стоят под углом к другим стенам, обрамляются невысокими балюстрадами по краю плоских крыш. Часто кажется, что проезжаешь не по улицам города, а по крепости. Только на базарных улицах, где-нибудь в центре города видны балконы, галерейки, резьба по дереву и камню.
Кирпич, кирпич повсюду. Почти все дома красные, но есть и побелка прямо по кирпичу. Старые здания от новых можно отличить по размеру кирпича – у старых кирпичики маленькие, а у новых – большие, толстые. В кирпичных стенах узкие дверные проемы, и за ними узкие крутые лестницы прямо в толще стены.
Внутренние дворики, как и везде в Индии, днем – царство женщин, а ночью – спальня всей семьи. Впрочем, спят и на улицах. Тихо. Темно. Луна плывет над углами и балюстрадами крыш, а на узких затененных улицах сплошь стоят чарпои, и на них мирно спит мужское население города, раскинув усталые руки и обратив к звездному небу бородатые лица.
А из фортов мне больше всего запомнился форт в Бхатúнде, в маленьком городе на песчаном юге Пенджаба. Он грандиозен и выглядит непобедимым. Его стены – метров сорок высотой – расширяются книзу, а от этого кажется, что они туго упираются в землю своим подножием. В щербинах стен гнездятся голуби, летают под солнцем, воркуют. Внизу лежат большие осыпи кирпича. Пыль, сухая колючая трава. И внутри форта пусто, тихо. Говорят, в древности здесь протекала река Сатледж, и форт был обеспечен водой. Были в нем и подземные ходы, которые вели в город и к воде. Были, вероятно, и колодцы. А сейчас – зной, развалины, спекшаяся земля.
Если минуту молча посмотреть на все это, то без особого усилия можно представить себе, какая, жаркая, напряженная жизнь кипела когда-то за этими стенами.
Воины средневековых фортов не знали пощады, знали они также, что и им не будет, пощады, и стояли в таких стенах насмерть, отбиваясь от врагов.
Единственным слабым местом фортов были ворота. Хотя они и кованые, и усажены железными шипами, и тяжелы, и огромны, но по сравнению со стенами кажутся непрочными. А ведь чтобы их раскачать, на них гнали слонов, и слоны с разбегу били головами по воротам и наваливались на них боками. Они насаживались на шипы и, зверея от боли и обливаясь кровью, бросались иногда и обратно, топча и подминая под себя эту воющую, ревущую толпу людей, которая безжалостно гнала их на приступ. А сверху, со стен, лилась горячая смола, сыпались железные стрелы, катились раскаленные камни, падали кобры, вытрясаемые сверху из корзин, летели горящие факелы. Все это жгло, слепило, пронзало, жалило, терзало.
Каждая пядь земли была в те далекие годы пропитана кровью, каждый город, каждый камень в городе помнит ярость осаждавших и мужество обороняющихся.
У Пенджаба сложная судьба – горькая и кровавая. Народ хранит в легендах и песнях память о каждом событии прошлых веков, о каждой битве, о всех победах и утратах. Так умеют рассказывать о подвигах героев, живших 200–300 лет назад, что кажется, будто рассказчик был дружен с ними и знает не только их воинскую жизнь, но и каждого члена их семьи и рода. Все упомянуто в рассказе – рост, цвет глаз, костюм и украшения, привычки и манеры каждого из них, и перед слушателями встает нарисованное невидимой кистью яркое полотно той ушедшей жизни, той эпохи.
И всюду сейчас – в городах, в деревнях, на дорогах – сикхи – члены воинской религиозной общины.
В завершение следует сказать, что в XX веке – и особенно после освобождения Индии в 1947 году от британского колониального гнета – сикхи, будучи, если только можно так сказать, генетически нацелены на победу в любой борьбе, будь это воинские сражения или конкурентные столкновения – стали упорно стремиться к получению образования, к занятиям, связанным со службой в армии, к разным видам технической и торгово-предпринимательской деятельности и т. п. И не случайно в Индии можно услышать, что многие пилоты, армейские командиры, инженеры и даже водители такси в северных ее областях – это сикхи.