: Мне даже слышать об этом больно. Звучит просто ужасно.
Тейтерс: Да, ситуация определенно неудобная.
Хорнсби: ДА ЗНАЮ Я! Что делать-то?
Холмс: Я бы просто почитал книгу. Дай ей время прийти в себя.
Тейтерс: У тебя и личной жизни-то нет.
Поузи: Не думаю, что дистанцироваться эмоционально – это хорошее решение проблемы, Холмс. Прости. Он вынужден с ней жить. Очевидно, что сейчас между вами чувствуется неловкость и напряжение. Тебе надо это преодолеть.
Тейтерс: Мне больно признавать, что Поузи прав. Но он прав.
Хорнсби: И как мне это преодолеть?
Поузи: Это Пенни Лоус, Хорнсби. Это не какая-то девчонка, с которой ты только что познакомился. Она обожает хоккей, она мастерски управляется с социальными сетями, и с любым другим человеком она всегда будет милой и забавной, безо всякой неловкости.
Хорнсби: То есть проблема во мне?
Тейтерс: Да, придурок. Но если ты до сих пор ничего не понимаешь, попробуй воспользоваться интернетом. Бесценный источник знаний. Найди там подходящий список вопросов и задай их Пенни. И когда она будет отвечать, то действительно ее слушай, а не думай о том, куда бы засунуть свой член.
Холмс: Она правда очень милая. И умение слушать – это главное.
Поузи: И не совать в нее свой член. Это тоже важно.
Я уже собираюсь ответить, как дверь спальни со скрипом открывается и в комнату заходит Пенни с тремя костюмами в руках. Заметив меня на краю кровати в расстегнутой рубашке, она громко ахает, отворачивается к стене и упирается в нее лбом.
– О боже, я забыла постучать. Мне так жаль. Ты, наверное, очень испугался.
Вообще-то, нет.
– Пенни. Ты сидела на моем члене. Я видел, как ты извиваешься у меня на коленях. Уверен, что застать меня в расстегнутой рубашке – ничто по сравнению с этим.
– Это с-совсем другое дело, – возражает она, так и уткнувшись в стену. – Тогда ты хотел, чтобы я увидела тебя обнаженным.
Я громко вздыхаю.
– Не могла бы ты, пожалуйста, ко мне повернуться?
Она нерешительно оборачивается. Я встаю с кровати, подхожу к ней и забираю костюмы.
– Нам нужно научиться жить друг с другом. Прятаться – не лучший способ этого достичь. Ты будешь видеть меня без рубашки. Мне нравится спать без рубашки. Прошлой ночью мне пришлось ее надеть, потому что я не хотел тебя пугать, но это было неудобно. Я уверен, что ты захочешь ходить по дому в полотенце, или что там делают женщины, и я думаю, что, если мы хотим, чтобы у нас все получилось, нам нужно стараться вести себя как можно более нормально.
Она с трудом сглатывает.
– Я не знаю, как рядом с тобой вести себя нормально без алкоголя, и я не могу пить из-за Пегги-Легги…
– Господи, пожалуйста, не зови ее так.
– Так что вот кто тебе достался. Я неловкая и странная, а еще я начинаю убираться и отпаривать все вокруг, чтобы снять стресс.
Я поджимаю губы, пытаясь придумать, как все исправить. Ребята правы. Это Пенни. Я знаю ее несколько лет, и все это время она мне ужасно нравилась. Она сказала, что нервничает из-за меня – так как мне помочь с этим справиться?
– Что я могу для тебя сделать?
– Ничего. Я просто странная, и вот так вот странно себя веду.
Ладно, возможно, нам стоит поговорить об этом в другой раз. Сейчас не лучшее время.
– Ладно, тогда… – Я оглядываюсь по сторонам. – Что еще мы можем, э-э, отпарить? Ты закончила со всеми костюмами?
– Ты ведь на самом деле не хочешь ничего отпаривать.
Не хочу.
Я только хочу, чтобы этот кошмар закончился.
Хочу сидеть дома со своим любимым сэндвичем в руках и смотреть последний сезон «Озарка». Но вместо этого я нахожусь в совершенно чужой для меня квартире и пытаюсь разобраться в тонкостях совместного проживания с человеком, которого я едва знаю.
– У меня нет опыта в отпаривании – или в уборке, если уж на то пошло. Но ты можешь меня научить. У меня есть джинсы, можем их отпарить.
– Джинсы не отпаривают.
– Ладно. А что насчет моих трусов? Хочешь, отпарим их?
Это заставляет Пенни улыбнуться, и ее напряженные плечи наконец расслабляются.
– Вообще-то я очень устала. Думаю, пора ложиться спать.
– Согласен. – Я стискиваю руки и оглядываюсь по сторонам. – Тогда, наверное, сначала повесим костюмы?
– Да.
Она идет к своему шкафу и принимается развешивать костюмы, которые только что у меня забрала. Закончив, она молча идет в гостиную за новыми.
И это моя новая жизнь.
Вот черт.
Глава 9
– Сможешь съесть бублик? – спрашивает Блейкли. Ее голова возникает в дверном проеме моего кабинета.
Я отрываюсь от экрана компьютера. К счастью, утренняя тошнота уже прошла, и я готова позавтракать.
– Да, вообще-то бублик мне бы сейчас совсем не помешал.
Блейкли садится напротив меня, выгружает на стол обернутые в салфетку бублики, рядом ставит мягкий сыр и кладет ножи.
– Когда пришло СМС о твоих страданиях в туалете, я решила, что стоит принести что-нибудь поесть. Вдруг проголодаешься, когда приедешь.
– Меня снова тошнило. Ну, как тошнило, просто рвотные позывы, я же ничего не ела. Но мне уже лучше, так что время самое подходящее.
Мы разламываем наши бублики, намазываем их сыром и принимаемся за еду. Я откидываюсь на спинку стула.
– Большое спасибо.
– Всегда пожалуйста, – она делает паузу. – Как у тебя идут дела? Скучаешь по Хорнсби, пока ребята в отъезде?
Нет.
Вообще ни капельки.
И не потому, что он плохой гость, или неряха, или еще что. Ничего подобного. Вообще-то он довольно аккуратный и не делает ничего, что могло бы меня взбесить. Он вообще старается не привлекать к себе внимания.
На следующий вечер после той самой ужасной игры, в которой ребята потерпели крупное поражение, Илай попытался завести разговор о снеге. Беседа, правда, оборвалась, когда он сказал, что снег ему очень нравится, потому что он белый.
В другой день он спросил, люблю ли я хлеб. Я сказала, что люблю. Он кивнул, и на этом все. Я начинаю предполагать, что единственный язык, на котором Илай умеет общаться с женщинами – это язык флирта.
Я была так рада, что вчера они уехали, но потом Илай позвонил мне из гостиницы…
– Нет. Он, конечно, милый и все такое, но ты не представляешь, насколько неловкая вся эта ситуация.
– Он все еще не тот великий собеседник, каким бывает, когда пытается подцепить кого-нибудь на ночь?
– Ну, в этом виноват не только он. Я тоже довольно плоха. Я не знаю, что ему сказать, и совершенно очевидно – он не знает, что сказать мне. Куда подевалось все очарование, Блейкли? Мы так хорошо ладили, смеялись, занимались сексом, а теперь понятия не имеем, как себя друг с другом вести? Слушай, я однажды увидела его в расстегнутой рубашке и чуть не взвизгнула. – Я наклоняюсь и шепчу: – Я ему соски облизывала, Блейкли, а теперь я в шоке, потому что голую мужскую грудь вижу? Что со мной не так?
Она хихикает, но замолкает, когда я бросаю на нее недовольный взгляд.
– Прости. Знаю, это все нелегко, но ты должна признать – это довольно смешно.
– Нет в этом ничего смешного, Блейкли. Это просто ужасно. Никогда в своей жизни я еще не была такой неуклюжей и косноязычной. Когда он рядом, у меня в голове становится пусто. А еще… Он мне звонил прошлой ночью.
– Из гостиницы? – Блейкли выпучивает глаза.
– Да. Сказал, что хочет узнать, как я, и сообщил, что планирует остаться в номере на ночь. Я сказала ему, что я не его няня, так что ему не нужно мне ни о чем докладывать. А он странным голосом ответил, что он это знает.
– Что значит «странным»?
– Э-э… Ну, как будто он съел столовую ложку корицы и теперь просто пытается не умереть.
– Очень подробное и оригинальное описание. Что еще более странно – я отлично могу себе это представить. А что случилось дальше?
– Последовала долгая пауза. Прямо-таки оглушительная. Я нервничала, ломая голову, чего бы такое ему рассказать. Все, о чем я могла в то время думать – это то, что у меня в последнее время покалывает соски, и об этом я ему говорить не собиралась. В общем, он рассказал мне о пачке бесплатных крендельков, которые нашел в номере. Все, что он сказал – это то, что они бесплатные и с солью.
Блейкли, к полному моему неодобрению, начинает хохотать.
– Это не смешно.
– Прости. – Она вытирает глаза. – Но боже мой! Вы самая кошмарная, но в то же время самая уморительная пара, которую я когда-либо видела! Мне неприятно это признавать, потому что я знаю – ты проходишь через тяжелое испытание, но я каждый раз с нетерпением жду новых историй.
Я откусываю большой кусок от своего бублика и жую, уставившись в окно.
– Думаю, я попрошу его съехать. Это никому не идет на пользу. Мы попробовали, мы потерпели сокрушительную неудачу, время двигаться дальше.
– И что конкретно вы пробовали?
На телефон приходит новое сообщение.
– Старались быть приветливыми и дружелюбными, но это просто кошмар. Мы не знаем, как вести себя друг с другом. Не знаем, о чем разговаривать. Мы оба слишком стараемся друг друга не беспокоить… Я не переживу еще восемь месяцев в таком режиме.
Я беру в руки телефон и вижу, что мне написал Илай.
Просто отлично.
Я открываю сообщение.
Илай: Я съел яблоко.
Я жду, не добавит ли он еще что-нибудь, но время проходит, и я понимаю, что сказать ему больше нечего. Я даже не удивлена. Это уже стало привычным.
– Это Хорнсби? – спрашивает Блейкли.
Я киваю.
– Говорит, что съел яблоко.
– И все?
Я снова киваю.
– Да быть такого не может. Дай посмотреть.
Я показываю ей экран телефона, и она прищуривается, читая сообщение, затем откидывается на спинку стула.
– Ого. Знаешь, я бы не удивилась, если бы нечто подобное написал Холси Холмс. Он такой замкнутый и тихий, что сообщение «Я съел яблоко» в его исполнении выглядит даже уместно. Но получить это от такого общительного парня, настоящего дамского угодника… Никогда бы не подумала. Что ты ему ответишь?