Идеально.
Я наклоняюсь за пакетом, и в этот момент мой телефон снова жужжит. На экране высвечивается имя Пенни. Она что, проснулась? И зачем она мне пишет? Может, ей что-то понадобилось.
Держа в одной руке пакет, я открываю сообщение и читаю его.
Пенни: Боже мой, Блейкли. Мне очень хотелось пукнуть, и Илай наконец-то вышел из комнаты. Ну почему это со мной происходит?
Я фыркаю так сильно, что из носа брызнуло. Она же в полный ужас придет, когда поймет, кому именно она отправила это сообщение. А мы ведь только преодолели нашу неловкость… Боюсь, это может отбросить наш прогресс.
Но…
Я смеюсь.
Почему она просто не вылезла из постели и не пошла куда-нибудь в уединенное место? Зачем ждала, пока я выйду из комнаты?
Этого я, вероятно, никогда не узнаю, потому что ни за что на свете не собираюсь поднимать эту тему.
Ну нет. Я просто притворюсь, что никаких сообщений не читал. Счастье в неведении.
Я отношу еду на кухню, когда телефон снова жужжит. Ухмыляясь, я читаю новое сообщение.
Пенни: Я только что снова пукнула. Чувствую себя как воздушный шар. Как думаешь, может, меня из-за газов так по утрам тошнит? Наверное, нужно спросить доктора Большие Мускулы.
Доктор Большие Мускулы? Это еще кто?
Она никогда не рассказывала, что у ее доктора большие мускулы. Хотя зачем бы ей об этом говорить? Я прекрасно знаю, это не мое дело, если у ее доктора большие мускулы, но все-таки… О каком именно размере мускулов идет речь?
Они больше моих?
У меня довольно внушительные мускулы. Я знаю, что без рубашки выгляжу отлично. Так они больше моих или нет? Наверное, да, раз уж Пенни дала этому доктору такое прозвище. Так значит, этот доктор с большими мускулами сидит и целый день рассматривает женские интимные части? Я всегда думал, что ее доктор – это какой-нибудь сухой старикашка, которому приходится каждые пять секунд поправлять сползающие с носа очки, потому что он так и не удосужился подобрать оправу правильного размера. И где, спрашивается, доктор Старикашка? И кстати, этот доктор Большие Мускулы – у него есть жена или девушка?
Я, конечно, сказал, что счастье в неведении, но…
Теперь меня так и подмывает пойти и спросить Пенни об этом докторе, но ведь тогда она поймет, что я читал ее сообщения, и захочет умереть от стыда. Я не хочу, чтобы ей было стыдно, но боже ты мой… Мне нужны ответы! У него настоящие мускулы? Она их трогала? Он предлагал ей их потрогать?
А мне, черт возьми, можно их потрогать?
Господи боже. Одно-единственное упоминание чьих-то мускулов, и я уже с ума схожу.
Ну нет. Мои желания тут не главное. Пенни гораздо важнее, и хотя мне сложно забыть обо всей этой истории с большими мускулами, я не собираюсь ставить себя во главу угла – ну-ка, восславьте меня за мой стоицизм! – и просто перестану об этом думать.
Я вытаскиваю из пакета три коробки – две булочки с корицей и фруктовое ассорти, более чем достаточно для завтрака нам обоим. Еще я смешиваю себе протеиновый коктейль, потому что даже в выходные нужно заботиться о своем здоровье.
Порывшись в шкафчиках в поисках тарелок, чашек и столовых приборов, я достаю еду из коробок, раскладываю ее по тарелкам и выставляю на стол. Я подумывал было приготовить Пенни попить чего-нибудь горячего, но я не знаю, что она любит и что ей можно, поэтому с этим лучше подождать до ее прихода.
Кстати, а когда она придет?
Я знаю, что она проснулась.
Может, она снова в ванной? Может, она… сражается с газами?
Не хочу мешать этому процессу.
А что, если ее снова тошнит?
Может, мне стоит ее проведать.
Но что если она переодевается или принимает душ?
Если я застану ее голой, это может свести на нет весь прогресс, которого мы успели достигнуть за последние дни. Особенно после ее сегодняшних сообщений. Я лучше останусь тут и подожду, пока она выйдет сама.
Я принимаюсь просматривать вчерашние новости. У «Полярников» все идет на удивление неплохо, так что с ними придется считаться. Через несколько дней они приезжают на игру, и я точно знаю, что матч будет жесткий. Я бы назвал их нашими главными соперниками, потому что у нас есть ребята, у которых отношения с ними откровенно не задались.
Включая меня.
Я играл с парнем из Американской хоккейной лиги, Реми Гаспером.
Черт, как же сильно я его ненавидел, и чувства эти были взаимными. Мы никогда не ладили.
Черт. Я никогда об этом не говорю, но в ту ночь, когда скончался Холден Холмс, брат-близнец Холси, мы пошли в бар выпить пива. В зал вошел Реми. Я разозлился, стоило мне только его увидеть. Я знал, что он всегда играет грязно. Тот вечер исключением не стал. Он принялся нас подкалывать, нес какую-то чушь о том, что мы плохие игроки… Я не мог позволить ему безнаказанно нас оскорблять. Очень быстро в ход пошли кулаки, и не успел я опомниться, как нас вышвырнули из бара. Холден, впрочем, остался – он в драке не участвовал. Всего через несколько часов после этого он попал в автомобильную аварию. Если бы мы с Реми не подрались, Холдену не пришлось бы ехать домой на этой машине…
Черт.
Даже думать об этом тошно, ведь мы с Холденом были довольно близки.
Я до сих пор живу с чувством вины, и это еще одна тема, над которой я работаю вместе с психотерапевтом.
Я надеялся, что Реми серьезно пострадает на льду и наконец уберется из хоккея, но нет, вместо этого он получил место защитника у «Полярников». Каждый раз, когда мы вместе оказываемся на льду, случается драка.
Фанаты, конечно, от этой ситуации просто в восторге. Меня же это ужасает.
Я увлеченно читаю о вчерашних успехах «Полярников», когда слышу, как в конце коридора кто-то вежливо откашливается. Я поднимаю взгляд от телефона и вижу Пенни, закутанную в длинный махровый халат, клетчатые брюки и, кажется, какую-то водолазку с высоким горлом. Видны только ее руки и лицо: даже на ногах у нее черные тапочки.
Никакого сравнения с ее ярко-розовым платьем.
– Привет, как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я.
– Хорошо. – Она принимается ковырять носком пол, избегая смотреть мне в глаза. – Я, гм, вижу, что у тебя с собой телефон.
О черт, она все поняла.
– Да, – говорю я. И как мне поступить? Признаться, что я прочитал ее сообщения? Или сделать вид, как будто ничего не случилось? Наверняка я знаю только одно…
Не сметь.
Ржать.
Неважно, насколько это смешно. Не смей ржать.
А еще не стоит спрашивать о докторе Большие Мускулы.
– Вот как. – Она делает шаг вперед. – Значит, телефон у тебя был с собой все утро?
– Ну да, – отвечаю я.
– Ну конечно, разумеется. – Еще один шаг вперед. – А ты, случайно, не получал никаких сообщений этим утром?
Ну и что мне теперь делать? Прикинуться дурачком? Или сказать ей, что я читал все – начиная с ее пуканья и заканчивая доктором с большими мускулами? Было бы здорово, конечно, сделать вид, что ничего этого не было, но не думаю, что она мне поверит. К тому же мы договорились быть честными друг с другом. Так что, думаю, придется как-то с этим справляться.
– Я действительно получил несколько сообщений. Довольно информативных.
Она поджимает губы и нервно сжимает руки.
– Они, случайно, были не от меня?
Я торжественно киваю.
– Боюсь, что так.
Она закрывает глаза и резко выдыхает.
– Прости, но я пойду суну голову в унитаз и предамся мечтам, что всего этого не было.
Она поворачивается, чтобы направиться обратно в спальню, но я мгновенно вскакиваю со стула и останавливаю ее.
– Эй, тебе нечего стыдиться. И уж точно не нужно совать голову в унитаз.
Она смотрит мне в глаза.
– Правда? Ты не думаешь, что в моих сообщениях было что-то стыдное?
Уголки моих губ дрожат, рот отчаянно пытается расплыться в улыбке, но мне удается подавить порыв. Держи себя в руках.
– Нет, – выдавливаю я. – Самые обычные сообщения.
Не смейся, черт возьми. Она никогда, ни за что больше не посмотрит тебе в глаза, если ты сейчас засмеешься. Она тебя никогда не простит. Вот так. Сохраняй спокойствие.
Пенни скрещивает на груди руки.
– Ты сейчас хочешь сказать, что мое, гм, сообщение о метеоризме было совершенно обычным?
И зачем ей понадобилось использовать слово «метеоризм»? Я прекрасно владел собой, пока она не произнесла это чертово слово. Теперь я чувствую, как на моем лице расползается улыбка, и я изо всех сил пытаюсь ее подавить.
– У всех есть газы, – говорю я.
Она долго изучает меня взглядом.
– Мне это все не нравится.
– Ты о чем?
– Ты пытаешься делать вид, как будто все нормально, но давай называть вещи своими именами, Илай. Я прислала тебе сообщение, о котором ты никогда не должен был узнать, и теперь мне хочется провалиться сквозь землю.
– Слушай, все в порядке. Если хочешь, давай просто об этом забудем.
– Вот не надо! Я знаю, что ты об этом никогда не забудешь. День, когда мать твоего ребенка написала, что она ждала, пока ты выйдешь из комнаты, чтобы она смогла пукнуть. Это момент, который каждый мужчина будет помнить до самой своей смерти.
Я тяжело вздыхаю.
– Хорошо, ладно, ты права. Этот момент действительно надолго останется в моей памяти, но это даже хорошо.
– И что в этом хорошего? – спрашивает она. – Ты что, думаешь, я хочу войти в историю как Пенни-пердунья?
– Ну, мы перешли черту и назад уже не вернуться. Теперь тебе не нужно ждать, пока я выйду из комнаты. Если хочешь пукнуть, то на здоровье.
Ее глаза сужаются, и она тычет пальцем мне в грудь.
– Да я лучше умру, чем пукну в твоем присутствии.
Затем она разворачивается в сторону кухни и резко останавливается, когда видит стоящий на столе завтрак. Она вскидывает руки, словно сдаваясь, а затем поворачивается ко мне.
– И посмотри, что ты сделал!
Теперь я начинаю волноваться, что сделал что-то не так: например, воспользовался изысканным семейным сервизом, который ни в коем случае нельзя было доставать из шкафчика. Я бросаю взгляд на стол поверх ее плеча.