Да что за… Я не храплю!
– Ты когда-нибудь слышал, чтобы я храпел? – спрашиваю я Тейтерса, закрывая блокнот. Сегодня утром мы целый час катались на льду, а потом перекусили и сели посмотреть несколько видео с другими командами. Реми, разъезжающий по катку, словно какой-то бог хоккея – то еще тошнотворное зрелище.
– Что? – спрашивает Тейтерс, вставая со своего места.
– Мы как-то жили в одном номере. Я храпел?
– Почему ты спрашиваешь?
– Да просто так, – небрежно отвечаю я, хотя чувствую себя совсем не в своей тарелке. Мне просто нужно знать. Я не понимаю, дразнила меня Пенни или говорила правду. Когда я решил уточнить это у нее самой, она просто ушла в ванную и включила душ.
Это привело меня в бешенство.
Тейтерс рассматривает меня, пока мы идем к парковке.
– Она сказала, что ты храпишь, так?
– Да, – вздыхаю я. – Но я не понимаю, то ли она это специально сказала, чтобы меня разозлить, то ли я действительно храплю. Я теперь вообще в себе не уверен.
– Никак нельзя допустить, чтобы ты стал неуверенным в себе. Это нанесло бы непоправимый ущерб твоему самолюбию.
– Вот именно, – говорю я, заставляя его рассмеяться. – Так я храплю?
– Как целая лесопилка.
– Что? – чуть ли не кричу я. – Твою мать! Серьезно?
– Жутко храпишь, чувак. Реально жутко. Я подумывал сказать тебе, но в тот сезон тебе и так было тяжело, так что я решил, что не стоит портить твою самооценку. Но да, ты храпишь. Громко.
Вот же черт!
Тейтерс хлопает меня по спине.
– Ты красив и талантлив. У тебя должен быть хоть какой-то недостаток. – Он открывает дверь на парковку и салютует. – Увидимся завтра.
Я сую блокнот под мышку и иду прямиком к своей машине. Сев за руль, я достаю телефон.
Следующие полчаса я провожу, читая про то, как перестать храпеть. Черта с два – и я дальше буду мешать Пенни по ночам.
– Я просто не понимаю, зачем они сделали снег таким синим? – Пенни встает и потягивается. Ее рубашка приподнимается, и мой взгляд тут же падает на обнажившуюся полоску кожи. – Не видно же ничего. Они что, сами не смотрели, что сняли? Почему они не подумали: «Ой, что-то у нас слишком мощный синий фильтр, надо бы его приглушить»?
Я отвожу взгляд от ее живота и тоже встаю.
– Думаю, с помощью синего фильтра они пытаются создать психотическую атмосферу.
– Что ж, у них это вышло на славу. – Она вздрагивает и обхватывает себя руками. – Боже, я весь день потом обливалась, а теперь замерзла.
– Хочешь, я приготовлю чай?
Она качает головой.
– Нет, спасибо. Думаю, я просто залезу под одеяло.
– Хорошо.
Она идет в спальню, и я следую за ней по пятам. Когда мы подходим к двери, Пенни оглядывается на меня через плечо.
– Тебе необязательно тоже идти спать.
Я пожимаю плечами.
– Я устал.
– Ладно. Тогда иди в ванную первым. Я хочу переодеться во что-нибудь потеплее.
Она направляется к шкафу, а я иду в ванную, где привожу себя в порядок и чищу зубы. Последние два часа мы смотрели «Озарк», и я поймал себя на том, что время от времени поглядываю на Пенни, наблюдая за ее реакцией. Она очень погружена в шоу и бурно реагирует на происходящее. Все это время она крепко прижимала к себе темно-синюю подушку, а на самых впечатляющих моментах тихо ахала. Это было мило.
Пенни действительно стала вести себя более оживленно в моем присутствии, и я этому рад. Общаться с ней стало куда легче, более того, я понял, что мне очень нравится проводить время вместе. Пенни – веселый человек, и теперь, когда она не волнуется из-за случайных СМС и чувствует себя уверенно, я хочу узнать о ней как можно больше.
Я выхожу из ванной и вижу Пенни, сидящую на кровати в длинных кальсонах и теплой рубашке с длинными рукавами.
– Готова отправиться на Аляску? – спрашиваю я ее с улыбкой.
– Ну, Аляска не так уж и далеко. – Она встает, чтобы пройти мимо меня в ванную. – Заранее могу сказать, что ночью мне снова станет жарко. Так что не пугайся, если моя рубашка упадет тебе прямо на лицо, – это просто гормоны.
– Можешь хоть всю одежду снять.
Она закатывает глаза и удаляется в ванную.
Я подхожу к своей стороне кровати и достаю из-под нее специальные полоски пластыря на нос, которые должны помешать мне храпеть. Я клею полоску на нос, и как раз в тот момент, когда мне удается правильно ее закрепить, Пенни выходит из ванной и ныряет под одеяло.
Мы одновременно поворачиваемся друг к другу. Как только Пенни замечает на моем носу пластырь, она запрокидывает голову и так громко хохочет, что я морщусь.
– Знаешь, нехорошо смеяться над человеком, который пытается над собой работать, – говорю я, придерживая пластырь, чтобы он не сполз.
– Боже мой. Это ты из-за храпа?
Я киваю.
– Да, и если это не сработает, я уже нашел врача, который может помочь.
Еще один взрыв хохота.
Она вцепляется в одеяло, и по щекам ее начинают течь слезы.
Она так сильно смеялась, что у нее глаза заслезились. Вот уж, действительно, мощный удар по самолюбию.
– Да уж, умеешь ты лишить человека всякой воли к жизни.
Она смеется только громче и хватается за живот.
– Боже мой, я ничего лучше в жизни не видела.
– Это гребаный пластырь от храпа. Я же не маску Дарта Вейдера надел.
Она обмахивается рукой, пытаясь отдышаться.
– Дело не в этом.
– А в чем? Эти пластыри бывают только белого цвета. Хотя было бы неплохо сделать их телесными – не так сильно будет бросаться в глаза.
– Это тут ни при чем. – Она вытирает глаза. – Дело в том, что ты правда пошел и купил эти штуки.
– Э-э, ну да? Я не хочу мешать тебе спать по ночам. Ты и так вскакиваешь рано утром, потому что тебя тошнит.
Пенни снова заходится смехом и кое-как выдавливает:
– Я… пошутила, Илай. Ты не храпишь.
– Что? – спрашиваю я, резко садясь. – Ты пошутила?!
– Да, – она продолжает рыдать от смеха, и чем больше усилий она прилагает к тому, чтобы успокоиться, тем сильнее ее сгибает пополам от хохота.
Я хватаю с тумбочки телефон и набираю сообщение Тейтерсу.
Илай: Кретин! Я купил пластырь от храпа.
Я срываю пластырь с носа и бросаю его на пол, глаза слезятся от боли. Возможно, следовало снимать его осторожнее. Телефон звенит, сигнализируя о новом сообщении, и я читаю текст под аккомпанемент взрывного хохота Пенни.
Тейтерс: АХАХАХАХАХА! Черт возьми, вечер не мог стать лучше.
Илай: Иди-ка ты на хрен.
Я снова ставлю телефон на зарядку и поворачиваюсь к Пенни, которая наконец-то начинает успокаиваться.
– Ну ты и задница.
Она хихикает, затем поднимается с кровати, стягивает через голову рубашку и отбрасывает ее в сторону, оставшись в одной майке. Это просторная майка, так что она не обтягивает ее грудь.
Скорее, через нее просто проступают ее твердые соски.
– Ух, жарко. Видишь, я же говорила, что еще сниму рубашку.
Ага. Вот бы под ней еще ничего не было.
– Рад, что я снова тебя разгорячил и взволновал. – Я ложусь в постель и поворачиваюсь к Пенни лицом, поудобнее устраиваясь на подушке.
– Ты сейчас намекаешь на ночь, которую мы провели вместе? – спрашивает Пенни.
Я киваю, и, поскольку Пенни не погасила на ночь свой ночник, тянусь через всю кровать и выключаю свет, погружая нас в темноту. Света огней ночного города как раз хватает, чтобы я видел ее лицо.
– Да, я намекаю на ту ночь.
– По-моему, это я тебя тогда разгорячила и взволновала.
– Мы точно об одной и той же ночи говорим? Я отчетливо помню, как ты ела у меня с ладони.
– Ты что, бредишь?
– А ты?
– Нет, я помню это так отчетливо, будто это случилось вчера. Мы ели пирог, и я облизывала твой палец. Мысленно ты представлял, что у меня во рту твой член. – Из груди у меня вырывается смешок – да, описание вполне точное, хотя я никогда ей об этом не рассказывал. Она просто знает, как устроены мужчины. – Ты чуть ли не пищал от восторга. Потом я села к тебе на колени, а дальше – сам знаешь.
– Я не пищал.
– Я слышала твой мысленный писк.
– Так ты у нас телепатка?
Пенни с улыбкой кивает.
– Именно. Специализируюсь на том, чтобы различать мысленные стоны.
– Ух ты, какой у тебя талант. Но горячая и волнующая часть ночи началась совсем не так.
– Ты думаешь, что было что-то еще?
С дерзкой ухмылкой я говорю:
– Я точно это знаю.
– Ах, ну тогда просвети меня. Я должна знать.
– Когда мы сидели в баре.
– Ну нет. В баре царила атмосфера неловкого напряжения. Ничего горячего.
Я качаю головой.
– Нет, кое-что произошло.
– И что это?
Все еще улыбаясь, я отвечаю:
– Я наклонился и укусил тебя за ухо.
Пенни хочет возразить, но затем замолкает и задумывается. Когда она отводит в сторону взгляд, я понимаю, что был прав.
– Вот видишь. Это я тебя разгорячил и взволновал. Ты всего лишь последовала моему примеру.
– Так это из-за тебя мы оказались в таком затруднительном положении? И теперь нам приходится по-дружески делить постель, пока я испытываю резкие перепады эмоций и температуры тела?
Я качаю головой.
– Нет, во всем виноваты производители презервативов. Если бы они нормально делали свою работу, ничего этого бы не случилось. Вообще-то, нам стоит начать против них кампанию. Их следует отстранить от обязанностей, с которыми они явно не справляются.
– Там на коробке написано предупреждение.
– Я прекрасно об этом знаю.
– Так что тебе следовало надеть еще один презерватив. Возможно, тогда бы мы не оказались в этой ситуации.
– Если бы я надел еще один презерватив, то ничего не почувствовал бы.
Она поправляет подушку.
– Поверь мне, судя по тому, как неистово ты отдался процессу, что-нибудь ты бы почувствовал.
Я усмехаюсь.
– Неистово, а?
– Ой, заканчивай. Я не могу одарить тебя еще одним комплиментом. Твое самомнение и так достаточно велико.