Блейкли: И что ты сделала с ботинком?
Пенни: Это худшая часть истории. Илай ищет как раз именно эти ботинки, чтобы надеть их на игру. Он сказал, что это его специальные счастливые ботинки для игры с «Полярниками».
Блейкли: И ты отдала ему заблеванный ботинок?
Пенни: Нет! Ты что, спятила? Я не могла рассказать ему, что меня вырвало в его ботинок.
Блейкли: Что ты тогда сделала?
Пенни: *морщится* Выбросила ботинок в окно.
Блейкли: ЧТО?
Пенни: Знаю, знаю. Я просто запаниковала. Когда он ушел, я забрала ботинок, но его нужно почистить, и я понятия не имею, как полностью смыть блевотину.
Блейкли: Так ты поэтому не пришла на работу?
Пенни: Верно. Заблеванный ботинок лежит в раковине в ванной, а я хожу взад-вперед, пытаясь понять, как все исправить.
Блейкли: У тебя нету кислородного очистителя? Я слышала, он неплохо помогает.
Пенни: А он не отбелит ботинок?
Блейкли: По-моему, в составе нет ничего отбеливающего… Или есть? Я не уверена.
Пенни: Не очень полезно… погоди! Господи боже, он здесь! ОН ЗДЕСЬ!
Блейкли: Вот это сюжетный поворот!
Пенни: Ты не помогаешь.
Блейкли: Давай устроим видеозвонок. Я должна увидеть его лицо.
Пенни: Ты мне больше не подруга.
– Пенни, ты тут? – по квартире разносится голос Илая. Обычно его рокочущий тембр меня успокаивает, но прямо сейчас от него у меня по спине пробегает холодок.
Какого черта он тут делает?
Разве он не должен быть на арене и делать эти свои хоккейные штуки? Готовиться к игре? Тягать штангу – никогда в жизни раньше не использовала это выражение! – или, может быть, перематывать лентой хоккейную клюшку? Почему он здесь? В этой квартире, в самый разгар моего рвотного кризиса!
Может, у него есть специальный радар, который подает сигнал, когда я оказываюсь в неловкой ситуации, и именно так он каждый раз оказывается в самом неподходящем месте в самый неподходящий момент?
– Пенни?
Паника охватывает меня, когда его голос становится громче. О боже, он не собирается отступать. Он не должен увидеть меня такой испуганной, и уж тем более, он не должен увидеть свой ботинок!
– Пенни?
Аааааа! Его голос с каждой секундой становится все ближе. Думай… Думай же!
Остановившись посреди спальни, я поворачиваю голову налево, потом направо, думаю о том, чтобы спрятаться под кроватью… Возможно, это даже могло бы сработать, но ботинок все еще лежит в раковине…
И шаги Илая становятся все ближе.
Я или ботинок.
Я… или ботинок.
Я не успеваю ничего сделать. Мне не хватает времени, чтобы кинуться к кровати и спрятаться – дверь спальни начинает открываться.
Он здесь.
Страх пробирает меня до костей.
Мой желудок скручивает приступом, напоминающем об утренней тошноте, но ощущения совсем другие. Это тошнота, которая появляется, когда тебя ловят на месте преступления.
Он увидит ботинок.
Он увидит мою панику.
Он почувствует запах рвоты…
Я не могу избежать неминуемого, но я могу придумать чертовски убедительную историю.
Верно. Я отлично умею врать.
Мысленный хруст костяшек пальцев – так, для разминки… Приступаем к делу. Надо всего лишь придумать самую замысловатую историю в моей жизни.
Дверь полностью распахивается, и как только Илай меня видит, в его глазах тут же появляется облегчение, а затем – замешательство.
– Ты в порядке? – спрашивает он. – На арене тебя не было. Я зашел к тебе в кабинет, чтобы узнать, не нужно ли тебе что-нибудь, но мне сказали, что на работу ты не приходила. Я хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
Ну разумеется, он решил проведать меня как раз в тот день, когда я не пришла на работу. Поскольку нам часто приходится работать по ночам и выходным, график у нас довольно гибкий, поэтому никто не стал бы поднимать шумиху только из-за того, что я не пришла с утра. Но Илаю, конечно, надо было узнать, где я. Он, видите ли, был обеспокоен. Стараясь вести себя как можно непринужденнее, я говорю:
– А, да. Я в порядке. Знаешь, гибкий график, все такое. – Я улыбаюсь, но улыбка получается неестественной. Любой мог бы понять, что я только пытаюсь изобразить невозмутимость. Илай – не исключение.
– Тогда почему платье ты надела наизнанку, а волосы завила только наполовину?
Наизнанку? Серьезно?
Я опускаю взгляд на платье… Вы только посмотрите. Надето наизнанку. Боже, я что, так бы и вышла на улицу в таком виде? Хочется верить, что я и сама заметила бы, но недавно я пыталась почистить зубы лосьоном вместо зубной пасты, так что кто знает.
Но нельзя показывать Илаю, что я вот-вот окончательно потеряю самообладание.
– Необходимость одеваться самостоятельно иногда прямо-таки ошеломляет. Ошибки неизбежны. – Я подхожу к нему и пытаюсь увести его от ванной. – Если это все, пожалуй, нам следует отправить тебя по делам. У тебя должен быть очень плотный график.
Сегодня Илай одет в темно-зеленый костюм с черными пуговицами – две верхние, кстати, расстегнуты. Такой уж он человек. Ему нравится демонстрировать миру свои грудные мышцы. Нет, «демонстрировать» – не совсем то слово, потому что они всего лишь изредка мелькают в расстегнутом воротнике его рубашки. Это сводит с ума. Либо показывай все, либо не показывай ничего.
Любимых ботинок на нем, естественно, нет – вместо них он щеголяет в бархатных мокасинах с золотыми пряжками, которые далеко не каждый мужчина позволил бы себе надеть. Илай – с его-то лодыжками – может носить практически любую обувь.
Его чувство вкуса абсолютно безупречно. Я не знаю, как ему это удалось. Его стиль, его неприкрытый сексуальный магнетизм, его эти чертовы костюмы – все это отточено до такого совершенства, что взрослые женщины – и даже бабушки – заливаются слезами счастья, когда он проходит мимо. И вот она я – с наполовину завитыми волосами, в платье наизнанку, шея все еще блестит от пота, выступившего после приступа тошноты. Не говоря уже о том, что на лбу у меня вскочил отвратительный прыщ, который в ближайшее время явно не собирается никуда уходить. Мне кажется, что у меня вырос нос. До конца я в этом не уверена, но он выглядит как-то неправильно. А еще сегодня я выдернула у себя из щеки черный волосок. Черный волосок! Я чувствую себя уродливым огром с торчащим изо рта единственным зубом, особенно рядом с этим красивым, обходительным, элегантным мужчиной.
Боже… Мне прямо хочется его ударить.
– Почему ты так странно себя ведешь? – спрашивает он, когда я принимаюсь толкать его в спину, безуспешно пытаясь выставить из спальни.
Он привлекательный и сильный… Очень сильный.
– Я не веду себя странно. Это ты ведешь себя странно, – отвечаю я, как абсолютно нормальный взрослый человек.
– Я не веду себя странно. – Он поворачивается ко мне. – А ты как будто что-то скрываешь. – Тут ему в голову приходит какая-то мысль, и глаза его расширяются. – О, черт, ты… Гм. Ты тут не одна?
Он что, серьезно? Чем бы я сейчас вообще могла заняться с мужчиной? Познакомить его со своим прыщом? Сказать, что это впервые, когда у меня пытается вырасти третий глаз? Попросить его помочь мне заплести косу из волос на щеке? Или еще можно показать ему мой раздутый живот. Да, я бы продемонстрировала этому зашедшему в гости мужчине свой выпирающий живот – и я полагаю, что выпирает он из-за газов, потому что ребенок до таких размеров за два месяца вырасти не мог. Можно зайти дальше и наглядно продемонстрировать все мои проблемы с газообразованием. А еще лучше – провести подробную экскурсию по месту, где меня вырвало сегодня утром, и, возможно, воссоздать для него этот незабываемый опыт.
– Ты совсем спятил, если думаешь, что я могла пригласить сюда мужчину, – говорю я. – Я не в том ментальном и физическом состоянии, чтобы интересоваться общением с джентльменами. – Я взмахиваю рукой, указывая на свое тело. – Ты хоть понимаешь, как сильно меня тошнит по утрам? Или какая сильная у меня ночью бывает изжога? А как насчет постоянного и крайне раздражающего покалывания в сосках – в котором, я хочу заметить, нет ровным счетом ничего возбуждающего? Этот секс-шоп закрыт. Так что выброси подобные мысли из головы. К тому же как ты себе это вообще представляешь? Знаешь ли, когда мужчина видит женщину, беременную от другого парня, он обычно не воспринимает это как приглашение к знакомству.
Илай принимается растирать заднюю часть шеи.
– Да, но если бы тебе вдруг захотелось…
– Ты вообще слышал, что я только что сказала?
– Слышал. Конечно, слышал, просто на всякий случай говорю.
– Не надо. Я даже думать не хочу о мужчинах, свиданиях и сексе. Или вообще хоть о чем-то романтическом. Я даже не хочу смотреть на то, как влюбленная пара держится за руки. Вот какое отвращение я ко всему этому испытываю. Этот корабль, – я вновь указываю на свое тело, – сейчас плывет по скалистым рифам. Никто не хочет к нему приближаться. И я точно знаю, что не хочу, чтобы кто-то затыкал пробоины в моем корпусе, если ты понимаешь, к чему я клоню.
– Отлично понимаю. – Илай отводит взгляд в сторону, явно желая поскорее закончить этот разговор. – Тогда что происходит?
– Ничего, ясно? Просто странные вещи, которые случаются с беременными и о которых я не хочу говорить. Имею я право на приватность? – Я снова его толкаю. – А теперь, извини, но мне нужно привести в порядок волосы, чтобы хоть сколько-нибудь прилично выглядеть на работе.
Он замолкает и оглядывает меня с головы до ног.
– Знаю, ты мне не поверишь, но ты прекрасно выглядишь.
Я делаю глубокий вдох чтобы успокоиться и закрываю глаза. Через сжатые зубы я говорю:
– Я в платье наизнанку, Илай. Как, черт возьми, я могу прекрасно выглядеть?
Нельзя на нем срываться. Он просто никак не может понять, что время сейчас не самое подходящее. Это не его вина, что он идиот. Таким его задумала природа.