Я еще раз подталкиваю его в спину, и, к моей радости, он наконец выходит из спальни. Спасибо тебе, Господи, за твои чудеса.
– Ну, было бы неплохо, если бы ты завила вторую половину волос, но ничего страшного. Так тоже сойдет.
Я делаю паузу. Что он только что сказал?
– Это правда то, что ты хочешь сказать эмоционально нестабильной женщине?
– Кажется, нет.
– Ты слышишь нотки безумия в моем голосе, Илай? – Он кивает. – Тогда подбирай слова с умом.
Его ноздри раздуваются, и он снова кивает.
– Понял. Ничего не говорить о внешности. Или о том, что у тебя в уголке рта осталась зубная паста.
Что?
Меня охватывает ярость.
– Вон! – кричу я, указывая на дверь.
– Ага, этого я ожидал. – Он поворачивается чтобы выйти, но тут же щелкает пальцами в воздухе и останавливается. – Черт, чуть не забыл дезодорант.
И прежде чем я успеваю схватить его за руку и удержать, он проходит мимо меня в ванную.
«Не-е-е-е-ет», – думаю я, пока смотрю, как он останавливается у раковины.
Илай оглядывается на меня, затем указывает на свой ботинок.
– Почему мой ботинок лежит в раковине?
Ради всего святого, ну почему?
Почему это со мной происходит?
Особенно в такой день, как сегодня, когда я выгляжу как уродливая подружка Шрека с третьим глазом.
Ну почему?!
А я скажу вам почему, черт возьми. Потому что в последнее время моя гордость принимает один жестокий удар судьбы за другим. Строго говоря, с тех самых пор, как Илай меня оплодотворил, от моей гордости вообще ничего не осталось. Нет, у меня ее отняли. Очевидно, на мне лежит ответственность не только за то, чтобы выносить ребенка, но и за то, чтобы все эти девять месяцев испытывать дикий стыд.
Отлично.
Я смирюсь с этим.
Что дальше, вселенная? Должна ли я буду описаться на глазах у этого мужчины?
О боже, нет, я беру свои слова обратно. Я этого не говорила, ясно? Пожалуйста, пожалуйста, пусть ничего такого не произойдет. Этого я не переживу. Пуканье – конечно. Блевануть в ботинок – ладно. Но описаться… Нет, после такого мне не оправиться.
Я мгновенно возвращаюсь в реальность, когда слышу:
– Черт, чем это воняет?
Моей рвотой.
Это воняет моей рвотой, великолепный ты идиот!
– Ты о чем? – спрашиваю я, изображая безразличие. Спокойно, Пенни. Спокойно. Настал твой звездный час. Время проявить себя. Время придумать историю. Мы вернем себе нашу гордость! – Если ты чувствуешь какой-то запах, то это, скорее всего, грибок. Ты ведь ботинки без носков носишь. Грибок в таких условиях просто обязан появиться. Может быть, стоит выбрать другую обувь – менее броскую и более практичную.
Вот это я молодец! Не только осадила, но еще и вдобавок оскорбила этого до смешного великолепного мужчину, стоящего передо мной с недоуменным выражением лица. Я выхожу из ванной, довольная своим ответам, и надеюсь, что Илай выйдет вслед за мной. Когда он остается стоять на месте, я понимаю: кажется, существует небольшая вероятность, что на мою историю он не купился.
– Это не грибок. – Я оглядываюсь через плечо как раз в тот момент, когда он присматривается повнимательнее. Его взгляд встречается с моим, и он спрашивает: – Это рвота в моем ботинке?
Он у нас что, Эркюль Пуаро? Господи.
Кажется, он не только красив, но и умен.
– Знаешь, наверное, я просто соберу волосы в пучок. Пора на работу. Если ты меня извинишь…
– Пенни, почему в моем ботинке рвота?
Уперев руки в бока, я разворачиваюсь к нему спиной.
– Не знаю, Илай. Может быть, тебе стоит разобраться в себе, чтобы понять, почему у тебя в ботинке рвота.
Я пытаюсь уйти, но Илай проворно оказывается передо мной, преграждая путь к отступлению. Он кладет свои большие руки мне на плечи и слегка сгибается в коленях, так что мы смотрим друг другу в глаза. С серьезным, но в то же время сочувствующим взглядом он спрашивает:
– Пенни… Сегодня утром тебя вырвало в мой ботинок и ты его спрятала, чтобы я ничего не заметил?
– Ха! – я хохочу так громко, что мы оба вздрагиваем. – Какая притянутая за уши, совершенно дурацкая теория.
– Пенни… – Он пронзает меня взглядом.
Что толку?
Меня поймали с поличным, и мне остается только смириться с последствиями.
Я вскидываю руки вверх и сдаюсь, метафорически размахивая белым флагом.
– Ладно. Да, меня вырвало тебе в ботинок, и ты должен радоваться, что не в чехол для костюма. Потому что он тоже был рядом. И прежде чем ты разозлишься, потому что это твоя счастливая обувь, я настоятельно рекомендую тебе остановиться и подумать о том, что я ношу ребенка, и все, что происходит со мной во время беременности, нельзя использовать против меня в суде.
Я складываю руки на груди и вскидываю подбородок. Вот так-то.
Внутренне я готовлюсь к тому, что он разозлится. К тому, что он будет стенать и жаловаться из-за того, что его любимые туфли теперь заляпаны моей – господи боже! – рвотой. Я уже обдумываю контраргументы, мысленно встаю в защитную стойку, готовлюсь отразить любую его эмоцию и нанести ответный удар. Даже не пытайтесь шутить с этими гормонами, дорогой сэр.
Его руки придвигаются ближе к моей шее, и я сразу понимаю, куда это все идет. В моем затуманенном мозгу нет ни единого сомнения в том, что сейчас должно произойти. А именно: он собирается задушить меня за то, что я испортила его ботинки. Шокирующе, я знаю. Но я это чувствую. Ощущаю всем телом. Он злится из-за своих ботинок. Он собирается меня задушить. Я вижу это в его свирепом взгляде. К сожалению для его мужественности, я на шаг впереди. Он собирается свернуть мне шею, но еще не знает, что его ждет хороший такой удар в пах.
Потому что надо всегда быть готовым к обороне, приятель.
И прежде чем я успеваю остановиться, я отвожу ногу назад, а затем с силой выбрасываю колено вперед, целясь прямо в его причиндалы.
– Не смей душить меня из-за ботинок! – кричу я вместо боевого клича.
Громкий булькающий звук эхом отражается от стен, а затем Илай медленно оседает на пол. Сначала он падает на колени, а затем с грохотом заваливается на бок.
Ура!
Ибо никто не смеет посягать на жизнь и здоровье беременной женщины.
Может, ее и тошнит, может, по ночам у нее такая изжога, что впору пламя выдыхать, но она сильная, и она знает, куда бить негодяя, который загнал ее в угол.
– Твою… мать, – стонет Илай, держась за пах. – За что?
– За что? – Я моргаю, глядя на него сверху вниз. – Ну, я не хотела, чтобы ты задушил меня из-за ботинок.
– Задушил… тебя? – спрашивает он, все еще постанывая. – Черт возьми, Пенни. Я хотел спросить, все ли в порядке. Зачем мне тебя душить?
Э-э… Что это было?
Я снова моргаю.
Он хотел спросить, все ли у меня в порядке?
Хм… Где-то я допустила ошибку.
– Господи боже, – снова стонет он и прикрывает лицо рукой.
Что ж, теперь я чувствую себя очень неловко. Я легонько подталкиваю его ногой в плечо.
– Ты там в порядке, морячок?
– Похоже, что я в порядке?! – рявкает он в ответ, ярость и боль чувствуются в каждом его слове.
– Нет. Но я не знаю, может, ты просто очень хороший актер и притворяешься.
Лицо у Илая красное, вены на шее вздулись. Он смотрит на меня сверху вниз:
– Ни хрена я не притворяюсь.
Я начинаю быстро кивать, нервно переплетая руки.
– Хорошо, принято к сведению. Не притворяешься. Поняла. Что ж, тогда ладно. Думаю, это было просто глупое недоразумение.
Я пытаюсь рассмеяться, но смех выходит сдавленным. Илай делает еще несколько глубоких вдохов, затем медленно садится, все еще держась за промежность.
– Черт, – бормочет он и снова глубоко вдыхает, затем поднимает на меня взгляд. – С чего бы я стал тебя душить?
– Э-э… – Я начинаю ковырять носком пол. – Потому что ты разозлился из-за ботинка?
– Ты думаешь, я стал бы душить беременную женщину из-за ботинка?
– Я не знаю! – Я всплескиваю руками. – Откуда мне знать, насколько ты разозлился! Мы все еще плохо знакомы, и, честно говоря, судя по тому, как ты играешь в хоккей, характер у тебя вспыльчивый. Откуда мне знать, ведешь ли ты себя по-другому в жизни? Нам еще столько нужно друг о друге узнать, Илай.
Он потирает лоб, явно все еще страдая от боли.
– Пенни, на будущее, пожалуйста, поверь – я никогда не попытаюсь тебя задушить или причинить тебе вред любым другим образом. Понятно?
Я постукиваю себя по виску.
– Да. Запомнила и приняла к сведению. Приятно слышать.
– Господи. – Он поднимается на ноги, двигаясь, на мой взгляд, слишком уж медленно. Это правда так больно? Или мужчины просто слабаки? Сделав еще один глубокий вдох, он смотрит мне в глаза и немного обеспокоенно говорит: – Пенни, тебя вырвало мне в ботинок. Ты в порядке?
– Это всего лишь ботинок, Илай. Меня же не на твою собаку вырвало… Так, погоди… – Я склоняю голову набок. – Ты спросил, в порядке ли я?
– Да. – Он подходит ближе, несмотря на очевидную боль, которую все еще испытывает. – Тебя вырвало, раньше такого не было. Я хочу убедиться, что ты в порядке.
Он не беспокоится о своем ботинке?
Он не думает, что я только что обрекла его на неудачу?
Он правда заботится обо мне больше, чем о своих ботинках?
Это… Ну… Он так добр ко мне.
По моим щекам начинают течь слезы.
– Я важнее, чем твой ботинок, – говорю я.
– Черт возьми, Пенни, естественно ты важнее. – Он раздраженно вздыхает. – Почему ты думаешь, что мой ботинок может быть важнее тебя?
– Но это же особенный ботинок. Ты всегда надеваешь эти ботинки, когда вы играете против «Полярников», а я все испортила. Не просто испортила – совершила немыслимые вещи с этим самым ботинком!
– Это всего лишь ботинок. – Он протягивает руку и стирает с моих щек слезы. – Меня больше волнует, как ты себя чувствуешь.
Ну конечно! Потому что он не только невероятно красив, но и ужасно заботлив.
Отлично. Ну просто замечательно!