етыре, и когда он гостит в Ванкувере, то просто каждый день надевает новую.
– Боже, ты только посмотри! – Мама заключает меня в объятия. – Выглядишь просто фантастически.
– Я и чувствую себя фантастически, – честно признаюсь я. Впервые за долгое время тошнота прошла, и я чувствую себя так, словно сияю изнутри. Я раньше слышала, что так говорят о беременных женщинах, но только сейчас почувствовала это на самом деле.
Папа подходит к Илаю и протягивает руку.
– Рад тебя видеть, Илай.
– И я рад, мистер Лоус, – говорит Илай взволнованным голосом.
– Можно просто Джозеф.
Затем мама заключает Илая в объятия.
– Ох, я и забыла, какой ты высокий. И давай сразу договоримся: называй меня Тина. Никаких миссис Лоус.
Он усмехается.
– Рад вас видеть, Тина.
Мама отстраняется и принюхивается.
– Кто-то приготовил ужин?
– Я приготовил, – Илай поднимает руку, а затем прячет ее обратно в карман джинсов. – Надеюсь, вам нравится лазанья.
Папа воспроизводит свой типичный жест, похлопывая себя по животу:
– Для лазаньи место найдется всегда.
– Отлично, я приготовил большой противень.
Папа хлопает Илая по спине, и они вместе отправляются на кухню. Мама остается со мной.
– Он приготовил ужин? – шепотом спрашивает она. – Впечатляет.
Я тихо отвечаю:
– Он хотел показать, что он, цитирую: «умеет не только в хоккей играть».
– Он такой милый. – Мама смотрит, как папа обсуждает с Илаем сезон. Про хоккей он готов говорить сутками. – И боже мой, милая, какой же он красивый, – и не говори. – Вы точно просто друзья?
– Точно, – говорю я. В этот момент Илай поднимает голову, и наши взгляды встречаются. Он улыбается мне, а затем снова возвращается к нарезке чесночного хлеба.
– Ты уверена? А то его взгляд сейчас говорил далеко не о дружбе.
– Мам, только не начинай. Блейкли постоянно несет эту чушь.
– Ну что ж, прости, что мы видим больше, чем ты.
– Вы выдумываете.
– Ага. Значит, это платье ничего не значит?
Она оглядывает меня с головы до ног.
– Я что, не могу надеть красивое платье?
– Пенни, дорогая, ты знаешь, что я тебя люблю, но твое платье не особенно подходит для семейного ужина. Оно предназначено для более интимной обстановки, если ты понимаешь, к чему я клоню.
– Не знала, что такая любительница водолазок, как ты, разбирается в моде, мам.
Она хихикает и берет меня за руку.
– Хочешь сказать, гормоны второго триместра еще не заработали на полную?
Я сглатываю.
– Я, э-э, не понимаю, о чем ты.
Она только улыбается.
– Как скажешь, милая.
И мы идем в столовую, где Илай ставит на стол корзинку с хлебом, а папа – миску с салатом.
Словно радушный хозяин, Илай просит всех сесть, затем отодвигает для меня стул. Мама подозрительно на меня смотрит, но я решаю это игнорировать. Прежде чем отойти, Илай сжимает мое плечо, и это не помогает развеять ее подозрения. Вот вообще.
Следующие несколько минут он тратит на то, чтобы принести всем напитки. От любой помощи он отказывается. Просто непринужденно двигается по кухне, подает каждому порцию лазаньи и ждет, пока все не примутся за еду, прежде чем самому сесть за стол.
– Лазанья просто восхитительна, – хвалит мама. – Боюсь, мне придется украсть у тебя рецепт.
Илай подмигивает, и мои внутренности трепещут.
– Я обязательно вам его запишу.
– Это говядина? – спрашивает папа, тыкая мясо вилкой.
– Да, сэр.
– Очень вкусно, – говорит он, прежде чем отправить вилку в рот.
– И чесночный хлеб у него не подгорел. Илай, ты просто чудо! – Мама берет кусочек хлеба.
Посмеиваясь, Илай спрашивает:
– Как долго вы останетесь в городе?
– Уезжаем после завтрашней игры, – отвечает папа. – Дольше остаться не можем. К сожалению, через несколько дней у меня операция по замене колена.
– Ничего себе. Звучит серьезно. Какая-то старая травма? – спрашивает Илай.
– В молодости я играл в хоккей и получил удар клюшкой по колену во время товарищеского матча. В результате у меня развился посттравматический артрит, и эта операция должна обеспечить большую подвижность сустава и уменьшить боль.
– Пэйси говорил, что вы раньше тоже играли.
– Да, это было еще в те времена, когда у нас не было такой мощной защитной экипировки. Мы были настоящими мужчинами.
Мама принимается хохотать.
– Скорее, настоящими идиотами.
Мы с Илаем одновременно усмехаемся и конечно же тут же переглядываемся. Илай смотрит на меня с таким теплом, что мои губы растягиваются в улыбку.
– А вы двое? – спрашивает мама, влезая туда, куда не следует. – Уже решили, что будете делать, когда родится ребенок?
– Не совсем, – отвечаю я. – Потихоньку пытаемся разобраться. Из-за плотного графика Илай не смог сходить со мной на прием к врачу. Конечно, я и сама ходила всего несколько раз, но для меня это все в новинку.
– Тебе уже делали УЗИ? – спрашивает мама.
Я морщусь.
– Делали.
– Правда? – удивленно спрашивает Илай.
– Да, но… – я глубоко вздыхаю. – Боже, это так унизительно. Я сидела в парке, рассматривала снимки и ела крендель. Хочу заметить, что я весь день ничего не ела из-за тошноты, так что крендель пришелся как раз кстати. В общем, подул порыв ветра, и снимок вырвало у меня из рук и унесло к заливу.
– Что? – Илай посмеивается. – Ты мне об этом не рассказывала.
– Ну, во-первых, мне стыдно. Какая из меня вообще выйдет мама, если я даже снимок УЗИ умудрилась потерять? А во-вторых, я не хотела тебя расстраивать, поэтому я ничего не сказала.
Илай поворачивается ко мне и накрывает мою руку своей.
– Пенни, ты будешь замечательной мамой. – Мама громко вздыхает. – И если так подумать, главное – что ты удержала крендель, потому что он, по крайней мере, содержит питательные для ребенка вещества.
– Ух ты, – говорит папа. – Здорово ты придумал, сынок. Молодец.
Илай не сводит с меня глаз.
– Я серьезно. Ты будешь замечательной мамой.
Ладно… Я уверена, что в глазах у меня сейчас пляшут сердечки. Мои тело и разум излучают глубокую любовь и привязанность к этому сидящему рядом мужчине. Если бы рядом не было родителей, моя рука бы уже была у него в штанах, и я бы вовсю демонстрировала, как сильно я ему благодарна.
Илай ставит передо мной вазочку, полную мороженого, сливочной помадки и вишен.
Он что, пытается вызвать у меня слабость в коленях? Потому что именно это у него выходит просто отлично.
– Знаю, не слишком изысканный десерт, – говорит он. – Но Пенни очень хотелось мороженого, так что я решил не обманывать ее ожидания.
– Очень заботливо. – Мама берет ложку. – Когда я была беременна, я обожала макать чипсы в молочный коктейль. Джозефа каждый раз тошнило.
– Это было незабываемое зрелище. Я на секунду отвернусь, а когда повернусь назад – у нее уже молочные усы и крошки чипсов на губах. – Папу передергивает. – Настоящая красавица.
Мама шутливо пихает его локтем.
– По крайней мере, у меня было оправдание. Я была беременна. А вот как ты оправдаешь то, что у тебя сыр застревает в бороде каждый раз, когда мы едим французский луковый суп?
– У меня плохие манеры, – пожимает плечами папа, и Илай начинает смеяться. – Смейся-смейся, сынок. Скоро ты станешь старше и тоже потеряешь всякое самоуважение. Тогда и у тебя будет полная борода сыра.
– Не могу дождаться, – улыбается Илай.
– Ты планируешь когда-нибудь остепениться? – спрашивает папа, и в комнате повисает напряжение.
– Папа, – говорю я, наклоняясь вперед. – Я же сказала – мы просто друзья.
– Я понимаю, но я отец, и меня это беспокоит. Разве не для этого мы сегодня собрались? Чтобы как следует все прояснить?
– Да, – кивает Илай.
– Тогда мне хотелось бы узнать вот что: у тебя есть… определенная репутация. Ты уже думал, что будет с твоей личной жизнью после появления ребенка?
Илай промокает рот салфеткой.
– Я понимаю ваше беспокойство. Я не буду говорить, что слухи, которые вы слышали, ложны, потому что это было бы неправдой. Да, у меня была определенная репутация, но с тех пор, как я познакомился с вашей дочерью, меня это все больше не интересует. Сейчас я сосредоточен на том, чтобы помочь Пенни и убедиться, что у ребенка будет нормальное детство. У меня его не было. Не знаю, говорила ли вам Пенни, но отец нас бросил, а мама умерла, когда мне было двенадцать. В моей жизни были моменты, когда я чувствовал, что меня любят, и моменты, когда мне было по-настоящему одиноко, – эта искренность и дрожь в его голосе… Я ничего не могу с собой поделать. Я протягиваю руку и сжимаю его ладонь, и, к моему удивлению, он крепко сжимает мою в ответ. – Я хочу, чтобы нашему ребенку никогда не пришлось такое пережить. Независимо от того, что нас ждет в будущем, мой главный приоритет – это ребенок. Чтобы он всегда чувствовал себя в безопасности и знал, что его любят.
Папа одобрительно кивает.
– Это замечательно, сынок.
Мама конечно же вытирает глаза.
– Мы ничего не знали, Илай. Тебе, наверное, было тяжело расти без родителей, на которых можно положиться.
– Это преподало мне несколько ценных уроков. Я научился упорно трудиться и достигать поставленных целей. Скорее всего, если бы не это, я бы не смог столь многого достигнуть.
– И ты планируешь всегда поддерживать Пенни, независимо от того, куда вас заведет будущее? – спрашивает папа.
– Да, – отвечает Илай. – Я говорил со своим психотерапевтом о нашей ситуации, и мы решили, что для того, чтобы растить ребенка в здоровой обстановке, мои отношения с Пенни должны всегда быть на первом месте. Поэтому я сейчас здесь, чтобы показать ей, что она для меня важна, я забочусь о ее благополучии и, несмотря ни на что, всегда буду рядом. Я хочу, чтобы между нами было нерушимое доверие, связь, которую мы могли бы всегда поддерживать как родители.
Папа кивает, а мама продолжает смотреть то на меня, то на Илая, то на наши переплетенные руки, лежащие на столе. Я знаю, о чем она думает. У нее все на лице написано. Она считает, что между нами есть что-то большее, чем просто дружба.