Блейкли: Ты скотина.
Тут я согласен.
Я полная скотина.
Прошлым вечером я резко оборвал попытки Пенни поболтать, и с тех самых пор не написал ей ни слова. Судя по всему, Пенни это расстроило.
Я начинаю набирать сообщение.
Илай: Я знаю.
Я подцепляю омлет вилкой, не сводя глаз с трех точек на экране: Блейкли пишет ответ.
Блейкли: Как ты можешь игнорировать ее в такое время? Ты совсем ненормальный, Хорнсби. И каждый раз, когда ты разбиваешь ей сердце, мне потом приходится собирать ее по кусочкам.
Я тру переносицу и тяжело вздыхаю.
Черт!
Илай: Это не то, что ты думаешь.
Блейкли: Ты не хочешь знать, ЧТО я про тебя думаю. Мне вообще не следовало оставлять вас вдвоем в том баре. Никогда себе не прощу.
Илай: В принципе, ты права.
Блейкли: Да что с тобой не так?
Илай: Сам пытаюсь понять.
Блейкли: Сделай мне одолжение, позвони ей хотя бы сегодня. Дальше делай что хочешь, но сегодня ей позвони.
Позвонить ей.
Услышать ее голос.
Позволить себе то, о чем я так сильно мечтаю… Нет. Нельзя.
Я откладываю телефон в сторону и доедаю омлет. Надо сосредоточиться на игре. Сегодня мы обязаны победить.
Нам нельзя проиграть. Если проиграем, то сезон для нас кончится. А если сезон для нас кончится, мне придется разбираться со своими чувствами к Пенни, а это то, чем я сейчас не хочу заниматься ни при каких обстоятельствах.
В раздевалке царит тревожная тишина. Мы молча готовимся к игре, которая начнется всего через час: проверяем экипировку, разминаемся, пытаемся настроиться на нужный лад.
В последний раз я говорил с Пенни вчера вечером, и я не могу перестать об этом думать. Может, мне стоило быть разговорчивее? Я вообще правильно поступил? Нужно было позвонить ей, как сказала Блейкли?
Пэйси заходит в раздевалку. В последнее время у него болят мышцы и связки, так что он старается проводить больше времени за растяжкой в тренажерном зале.
Вместо того, чтобы пойти к своему шкафчику, он садится рядом со мной и вытягивает ноги.
– Что ты сегодня приготовил для Пенни?
Чего?
– Приготовил? – спрашиваю я. – Ты о чем?
Пэйси медленно ко мне поворачивается.
– О Пенни, – говорит он.
Я отчаянно пытаюсь понять, что он имеет в виду, и вспоминаю разговор Блейкли. Что сегодня за день такой, черт возьми? У нее прием у врача, и она забыла сказать?
– Ну, ты ведь должен был что-то ей отправить, – добавляет Пэйси.
По спине у меня бегут мурашки, во рту становится сухо.
– Приятель… Я, э-э… Я не понимаю, о чем ты.
Пэйси хмурит брови.
– У нее сегодня день рождения, а ты ей даже подарок не передал? Ты же сказал, что она для тебя важна.
– У Пенни сегодня день рождения? – спрашиваю я. Кровь отливает у меня от лица. – Она мне ничего не сказала. Я понятия не имел.
Возможно, потому что вчера ты оборвал ее, не дав и слова сказать.
Она несколько раз пыталась завязать с тобой разговор, а ты, долбаный придурок, ее игнорировал.
– Твою мать. – Я кидаюсь к шкафчику, чтобы найти телефон, и вылетаю из раздевалки. За спиной у меня остается кипящий от злости Пэйси. Оказавшись в комнате, специально предназначенной для того, чтобы члены команды могли позвонить своей семье в тишине и спокойствии, я закрываю за собой дверь и быстро набираю номер Пенни. В трубке раздается гудок.
Еще один.
И еще.
«Здравствуйте, это Пенни. Простите, но сейчас я не могу подойти к телефону. Оставьте сообщение, и я перезвоню вам, как только освобожусь. Спасибо».
Бип.
Я вешаю трубку – автоответчик мне тут не поможет – и набираю номер Блейкли, нервно меряя шагами комнату. В трубке раздаются гудки, затем – еще один автоответчик.
Черт.
Когда я снова пытаюсь позвонить Пенни, на телефон приходит СМС.
Блейкли: Мы с Пенни в кинотеатре. Какого хрена тебе нужно?
Я стремительно набираю ответ.
Илай: У нее что, день рождения? Я не знал. Пожалуйста, попроси ее мне позвонить.
Блейкли: Эм… Нет. Она тебе позвонит, когда сама захочет. Если захочет. И да, у нее день рождения, а ты заставил ее плакать. Ты не мужчина, ты полное ничтожество.
Илай: Блейкли, клянусь, я не знал. Твою мать! Мне надо с ней поговорить.
Блейкли: Я тебе серьезно говорю, оставь ее в покое. Мы еле-еле смогли ее отвлечь. Если начнешь ей писать, то все испортишь. Иди лучше сосредоточься на игре. Ты же это ей вчера сказал?
Илай: Я правда просто пытался сосредоточиться.
Блейкли: Не вешай мне лапшу на уши. Кстати, если я узнаю, что ты там с девчонками развлекался, я тебя собственноручно закопаю.
Илай: Ни с кем я не развлекался! Я бы никогда не поступил так с Пенни. Она для меня важна.
Блейкли: Да, поэтому ты просто забил на ее день рождения. Это, конечно, гораздо лучше. Надеюсь, тебе сегодня ребра сломают. Удачки.
– Твою мать! – ору я. Дверь открывается, и я вижу Пэйси. – Слушай, чувак…
Он заходит в комнату и захлопывает дверь, приваливается к ней спиной. Складывает руки на груди:
– Нет, это ты слушай. Игра начнется меньше чем через час, и нам надо, чтобы ты выложился на полную. О Пенни сейчас и думать не смей.
Чувство такое, словно меня грузовиком переехало.
– Я сильно облажался.
– По крайней мере, ты это понял. Умолять ее о прощении будешь потом.
– Ты не злишься?
– Как мудро заметила Винни, я не могу влезать в ваши отношения с Пенни. Вы сами должны во всем разобраться. Я уже сказал – обидишь ее, и ты труп. Я знаю, что сегодня ты сделал это не специально, и я жду, что ты исправишь свою ошибку.
– Обязательно. – Я с трудом сглатываю. – Клянусь, я все исправлю.
– Отлично. Прямо сейчас нас ждет игра. На нас рассчитывает хренова куча людей, так что соберись, Хорнсби. Мы должны выиграть.
– Понял.
Пора взять себя в руки. Я не могу снова всех подвести.
А потом, надеюсь, я наконец смогу все исправить.
Глава 29
Дверь открывается, а затем я слышу тихий щелчок закрывающегося замка.
Я бросаю взгляд на часы – час ночи. Сегодня вечером мы проиграли и выбыли из плей-офф. Сама я игру не смотрела – просто не могла себя заставить. Узнала, что мы проиграли только потому, что мне на телефон автоматически приходят все новости, связанные с «Агитаторами». Я тут же написала Пэйси короткое сообщение – мол, очень жаль, что вы проиграли. Он в ответ извинился за то, что это случилось прямо в мой день рождения и сказал, что поздравит меня как следует, когда вернется.
Винни и Блейкли провели со мной весь день. Первую половину дня я хандрила и периодически начинала плакать. Я не понимаю, что я сделала не так. Он себя так ведет только потому, что я подарила ему мармеладных мишек? Я же просто пыталась вести себя дружелюбно. Все утро я силилась понять, что же пошло не так, что я должна была сделать по-другому, и все, о чем я могла вспомнить, – это о мармеладных мишках.
Хотелось бы, конечно, сказать, что мне совершенно все равно на то, что Илай меня игнорирует, но это будет неправдой. Как бы я ни пыталась это отрицать, он очень мне нравится. И, кажется, чувства эти уже не исчезнут – что печально, потому что я, судя по всему, влюбилась не в того мужчину. Он так легко забыл обо мне, а мне тяжело представить без Илая свою жизнь. И хуже всего, что он даже не понимает, насколько больно мне видеть, как он от меня отдаляется.
Я слышу, как он ходит по гостиной. Возможно, он собирается спать на диване, решаю я. Мне почти хочется, чтобы он ушел, чтобы мне больше не приходилось лежать и изнывать от беспокойства, гадая, что он будет делать дальше.
А потом… Он идет в спальню.
О боже.
Меня охватывает паника. Мне притвориться, что я сплю? Держать глаза открытыми? Начать с ним ругаться? Попросить его уйти?
Прежде чем я успеваю принять решение, он уже распахивает дверь спальни. В свете луны я вижу, что он уже снял пиджак и расстегнул рубашку, выставив на всеобщее обозрение свой потрясающий пресс.
Слезы наворачиваются у меня на глазах, и я ненавижу себя за то, что так из-за него переживаю. За то, что позволяю ему весь день – каждый день – занимать мои мысли, действовать мне на нервы, будоражить эмоции, от которых у меня перехватывает горло.
Я наблюдаю за тем, как Илай осторожно приближается к кровати. Наши взгляды встречаются, и он замирает.
– Ты не спишь? – тихо спрашивает он.
– Нет, – отвечаю я, сдерживая слезы.
– Пенни… – Он делает еще шаг. – Почему ты мне ничего не сказала?
– Я не хочу об этом говорить, – произношу я дрожащим голосом. – Думаю, тебе стоит уйти.
Он подходит к кровати вплотную и встает надо мной.
– Я никуда не уйду.
Ну конечно. Он не любит, когда ему указывают, что делать. Он все делает только так, как ему захочется.
Я откидываю одеяло и сажусь, чтобы лучше его видеть. Взгляд Илая быстро опускается на мою ночную рубашку – ту самую, которая так ему понравилась, – но через мгновение он снова смотрит мне в глаза.
– Я с трудом могу держать себя в руках, Илай, – говорю я. – Пожалуйста, просто уйди.
Он не двигается.
Стоит и молчит, только медленно обводит взглядом каждый сантиметр моего тела. Его взгляд падает на мою грудь, затем на ключицы, шею… губы. Дыхание Илая становится все тяжелее, воздух в комнате словно застывает, повисает густая тишина.
В чем дело?
Почему он ничего не говорит?
И почему он продолжает рассматривать мои губы?
Прежде чем я успеваю все это спросить, Илай делает шаг вперед. Я успеваю только ахнуть, прежде чем его ладонь ложится мне на затылок, и он впивается в меня неожиданным, страстным поцелуем.
Этот поцелуй длится всего несколько секунд – затем я отталкиваю Илая прочь.
– Ты что делаешь? – спрашиваю я.