Пенни: Ты в курсе, насколько это бесполезное утешение?
Блейкли: Ничего себе. Добро пожаловать в третий триместр. Надеюсь, Илай морально подготовился.
Пенни: Черт… Прости, ладно? Я просто… Я постоянно думаю о том, что он делает для меня все эти милые вещи, но я не могу понять почему. Зачем ему заморачиваться?
Блейкли: Потому что, дорогуша, ты ему нравишься, но он не знает как это сказать. Поэтому показывает делом. Я ведь только что это объяснила.
Пенни: Меня это просто убивает. Вся трагедия этой ситуации в том, что я не хочу, чтобы он делал для меня что-то милое. Я хочу, чтобы он меня любил.
Блейкли: Некоторым людям для этого требуется больше времени.
Пенни: А может быть, я ему просто не нравлюсь, и все, что он хочет – это быть поближе к своему ребенку. Ну и регулярно заниматься сексом.
Блейкли: Ты правда считаешь, что он бы так поступил?
Пенни: Я уже без понятия. Единственное, что я знаю – это то, что с каждым днем я все более раздражительная и злая. И еще… Мне грустно.
Блейкли: Пенни, пожалуйста, не надо грустить. Просто дай ему немного времени.
Пенни: Сложно не грустить, когда чувствуешь себя инкубатором. Просто кем-то, с кем он может время от времени заняться сексом. Средством для достижения цели.
Блейкли: Может, встретимся? Поговорим? Ты звучишь совсем убито.
Пенни: Со мной все нормально. Пойду схожу в душ. Напишу тебе позже.
Блейкли: Пенни, пожалуйста, не пытайся сбежать. Давай поговорим.
– Ты такая сексуальная. – Илай подходит ко мне на кухне и целует в плечо.
– На мне спортивный лифчик пятилетней давности и трусы. Объясни, каким образом это сексуально?
Он перестает целовать меня в шею и отстраняется.
– Все в порядке?
– Просто прекрасно, – отрезаю я, запихиваю брауни в рот целиком и направляюсь в гостиную.
– Я достаточно умен, чтобы понимать: когда женщина говорит «просто прекрасно», она имеет в виду совсем другое.
Он идет следом за мной и садится напротив, примостившись на краю журнального столика.
С набитым брауни ртом я хватаюсь за свой огромный живот и спрашиваю:
– Ты считаешь, это сексуально?
– Детка, ты самая привлекательная женщина, которую я когда-либо видел.
– А, конечно. Хорошо. – Я закатываю глаза и тянусь за пультом от телевизора, но Илай меня останавливает.
– Кажется, у нас возникла какая-то проблема, но я не понимаю, в чем дело. Может быть, ты мне поможешь?
– С чем тебе помочь? Дать тебе экспресс-курс «Как понять женщину»? А почему это я должна тебя этому учить? Почитай книгу.
Он слегка отстраняется, ошалело моргая.
– Пенни, что, черт возьми, происходит? Я что-то сделал не так?
– Ого, ты наконец-то понял, что сделал что-то не так? Ничего себе, Илай. У тебя на это ушла всего-то семь долбаных месяцев.
– О чем ты вообще говоришь?
Может, это гормоны, а может, защитные системы моей психики наконец-то отреагировали на то, как ужасно я себя чувствую, но я больше не могу себя контролировать.
Я его люблю.
И ненавижу.
Я так сильно его ненавижу за все, через что он заставил меня пройти. За то, что был таким заботливым, внимательным и признательным, но на этом все. Это все ничего не значит, и именно это меня огорчает.
Вот почему я плачу каждый раз, когда он уходит.
И вот что подливает масло в бушующий внутри меня огонь.
– Если ты не понимаешь о чем я, то я ничем не могу тебе помочь.
Он замолкает, несколько раз моргает, и это почти комично – наблюдать, как он пытается понять, что происходит. Разве не должно быть ясно как божий день, почему я так зла? Как так вышло, что никто этого не понимает?
– Прости, Пенни, но я правда не понимаю.
– Типично, – говорю я, оттягивая вниз лифчик. Ему, конечно, уже пять лет, но выглядит он совсем как новый и так сильно сжимает мою грудь, что я больше не могу этого выносить. Я срываю лифчик через голову и отбрасываю в сторону, оставшись в одних трусах.
Я наблюдаю, как взгляд Илая скользит по моей груди, затем быстро возвращается обратно.
– Ты из-за лифчика злилась? Может, мне принести тебе рубашку?
– Ты что, хочешь сказать, что я должна прикрыться?
– Нет, – медленно говорит он. – Я просто хочу, чтобы тебе было удобно.
– Ну а мне удобно сидеть тут в одних трусах. Что на это скажешь?
Он трет подбородок.
– Ну, честно говоря, это довольно сексуально. У тебя классная грудь.
Опять он об этом.
Я всплескиваю руками.
– Я для тебя что, кусок мяса?
– Ничего подобного я не говорил, – его робкий тон становится все более раздражительным.
Что ж, добро пожаловать. Приятно знать, что не только я тут бешусь.
– Почти что сказал. Я что, просто сосуд для удовлетворения твоих сексуальных потребностей, Илай?
– Конечно, Пенни, – с сарказмом говорит он. – Ты просто дырка, в которую я могу сунуть свой член.
Я наставляю на него указательный палец.
– Я так и знала.
– Господи… Да ты с ума сошла.
– Что ты сказал?
– Ты прекрасно меня слышала. Ты совсем с катушек слетела. Последние две недели – с тех самых пор, как ты переехала, – я был самым что ни на есть паинькой. Был в полном твоем распоряжении, делал для тебя все, что попросишь, даже трахался с тобой каждый раз, когда ты запрыгивала ко мне на колени…
– Ой, ну прости меня за весь наш секс. Несчастный миллионер с лицом Аполлона, вынужденный трахаться с похотливой женщиной. Как ты так живешь.
– Ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду. Перестань приписывать мне слова, которых я не говорил.
– Да ты вообще ничего нормально сказать не можешь.
Я встаю с дивана, но Илай успевает схватить меня за руку. Он тоже поднимается на ноги, нависает надо мной вплотную.
– Пенни, что, черт возьми, происходит?
– Как я уже сказала, если ты не понимаешь, то я ничем не могу тебе помочь. – Я вырываю свою руку и ухожу в спальню. – Пойду надену рубашку, чтобы тебе не пришлось страдать от вида моих женских прелестей.
– Да, Илай. Сильнее. Сильнее.
– Черт… – выдыхает он, сжимая мои бедра. – Детка, я сейчас кончу.
– Илай! – кричу я, когда меня пронзает оргазм. В голове больше не остается места ни для мыслей, ни для эмоций. Илай замирает позади меня, глухо стонет, и я опускаю лоб на столешницу, чтобы перевести дыхание.
– Черт возьми, – бормочет он, наклоняясь вперед и целуя меня в щеку. – Ты в порядке?
– Да, – отвечаю я.
Он механически отстраняется от меня, и я выпрямляюсь, поправляя свою новую ночнушку для беременных – старые на меня уже не налезали. Эта конкретная модель явно была создана дизайнером с крайне затейливой фантазией. Когда я впервые в нее переоделась и вышла из спальни, взгляд Илая тут же остановился на глубоком вырезе, оставляющим открытой мою грудь. Его глаза потемнели от желания.
Меня разрывало на части. Сердце мое стремилось к Илаю, разум хотел его оттолкнуть. Прошло несколько секунд, прежде чем сердце – и либидо – одержали верх. Я подошла к нему, сунула руку в шорты и вытащила наружу член, наклонилась, чтобы лизнуть. Почти сразу же Илай осторожно развернул меня, и я облокотилась на столешницу.
Все это конечно же случилось после того, как мы поругались из-за посуды. Я убежала, раздраженная тем, что он отказывается уступить мне место у раковины, и надела свою новую ночную рубашку.
– Хочешь, я принесу тебе влажных салфеток? – спрашивает он.
– Я и сама могу о себе позаботиться, – говорю я.
– Я и не говорил, что не можешь.
– Ты это подразумевал, – отрезаю я.
– Вообще-то это называется «быть хорошим парнем».
– Знаешь, ты в последнее время часто разыгрываешь эту карту. Что ты, дескать, хороший парень. Откуда мне знать, может, ты просто пытаешься запудрить мне мозги, чтобы запастись доказательствами.
– Какими еще доказательствами? – недоуменно спрашивает Илай. Актер из него отменный.
– Которые можно было бы использовать против меня.
– Для чего? – почти кричит он.
– Чтобы что-то доказать.
– Да что доказать?
– Ну… Ты и сам знаешь. – Я скрещиваю руки на груди и киваю.
– Да твою же мать! Нет, не знаю.
Но я не собираюсь его слушать. Я иду в ванную и моюсь, затем чищу зубы. Думаю, не пойти ли в постель, но решаю, что совсем не устала. Я возвращаюсь и вижу, что Илай заканчивает мыть посуду.
Оперевшись на стену, я спрашиваю:
– Ну что, ты удовлетворен?
Он поднимает голову. Волосы спадают ему на лоб, что делает его лицо еще более сексуальным.
– Удовлетворен? В каком смысле?
– Ну, допустим. Во-первых, удовлетворен ли ты сексуально? Во-вторых, удовлетворен ли ты тем, что смог помыть посуду?
Он выключает воду и вытирает руки, затем складывает их на столе. Падающий свет лампы подчеркивает рельеф его мышц.
– Удовлетворен ли я сексуально? Да, я едва могу за тобой угнаться. Познал ли я с тобой новые вершины блаженства? Тысячу раз да. Отныне и навеки – я твой раб и сделаю все, что ты попросишь, – хороший ответ. – Удовлетворен ли я тем, что помыл посуду? Для меня это не имеет значения. Я просто хочу, чтобы ты немного успокоилась.
– Почему это? Я что, дышу как-то не так, когда беспокоюсь?
– Что? – спрашивает он, морщась и растерянно моргая одновременно. – Как, черт возьми, ты вообще пришла к этому умозаключению?
– Ты это сам сказал.
Илай качает головой и бросает на стол кухонное полотенце.
– Я не знаю, что с тобой делать, Пенни.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. – Он выключает на кухне свет, подходит ко мне. Останавливается, целует меня в лоб и идет в спальню.
– Куда ты идешь?
– В кровать, – отвечает он и скрывается за дверью.
В кровать? Он что, не хочет побыть со мной? Обычно по вечерам мы вместе смотрим телевизор.
Я прислоняюсь спиной к стене и откидываю назад голову. Господи, я так себя ненавижу. Я сама на себя не похожа. Да, я эмоциональный человек, можно даже сказать, страстный. Но это… Непредсказуемое, раздражительное поведение – это для меня ненормально. И я ненавижу то, во что превратилась.