Я поскальзываюсь и падаю.
Последнее, что я вижу, – надо мной возвышаются Лорен и Арчер.
17
Когда просыпаюсь, кажется, что в голове туман, а каждая клеточка тела болит так, что шевельнуться страшно. Неподалеку на стуле сидит мама с книгой на коленях. Аппараты пищат в такт ударам моего сердца. Я опускаю взгляд: меня переодели в хлипкую больничную сорочку. В тыльной стороне кисти – одна иголка капельницы, в локтевом сгибе – другая.
– Ханна! – Мама кладет книгу на тумбочку и пересаживается на краешек моей койки. – Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, – отвечаю я, стараясь прогнать туман из головы, осторожно двигаю пальцами ног и заставляю себя сесть на постели. Мышцы забиты от перенапряжения, но, похоже, я цела. – Вроде бы нормально. Что случилось? Какой сегодня день?
Сквозь занавески сочится яркий солнечный свет.
Мама встревоженно морщит лоб.
– Вчера ты попала в аварию. Неужели не помнишь?
Ее слова, как динамит, прорывают дамбу, и воспоминания несутся бурным потоком. Я отвезла Джемму на репетицию, чтобы извиниться перед Морган. Горячий румянец заливает лицо. Мы целовались в заднем ряду концертного зала. Потом вспоминаются яркие фары и огромный внедорожник, скрежет металла и холодная вода, льющаяся в окно со стороны соседнего сиденья.
Джемма!
Медицинские аппараты отчаянно пищат в такт участившемуся пульсу.
– Как Джемма? Что сейчас с ней?
– У Джеммы все будет хорошо. – Мама убирает с моих глаз волосы и кладет руку мне на плечо. – Сейчас она отдыхает. Ей почти целую ночь ногу оперировали.
Сознание заполняют крики Джеммы. И ее страх. Кровь, красящая реку, в которой мы тонули. Слез в глазах у меня столько, что мама расплывается в цветную кляксу.
– Это Охотник, – говорю я хриплым, дрожащим голосом. – Он столкнул нас с дороги. Они столкнули. Детектив и Лорен. Я их видела.
– Твоя начальница?
– Мама, она там была. Вместе с детективом. Они наблюдали за нами, сидя в ресторане на берегу. Они, кто же еще!
Значит, они столкнули нас с моста, а потом вернулись убедиться, что задача выполнена.
Мать качает головой.
– Лорен позвонила нам и рассказала о случившемся. У них с детективом было свидание. Они заказывали ужин, когда твоя машина упала в реку. – Мама содрогается. В глазах у нее блестят невыплаканные слезы. – Это не их рук дело.
– Но…
– Ханна, это не их рук дело, – повторяет она. – Охотника мы найдем, обещаю. Папа сейчас в полиции: добивается гарантий, что расследование будет проведено, но бережет при этом тайну ковена. – Мама целует меня в лоб и встает с койки. – Я должна кое о чем тебя спросить.
– О чем?
– Джемма в курсе? – Мать испытующе заглядывает мне в глаза.
Глупый кардиомонитор отмечает страх, ускоряющий пульс. Никто не должен знать, что действительно заметила Джемма в тот момент.
– Нет, не в курсе. Она потеряла сознание, когда машина упала в воду.
Мама шумно выдыхает.
– Вот и отлично. Одной проблемой меньше.
Чувство вины вонзает острые когти в грудь, аккурат между ребрами. Подруга пострадала из-за меня. А если кто-то каким-то образом догадается о том, что именно стало известно Джемме, будет еще хуже. Я машинально тянусь к телефону, чтобы отправить ей эсэмэску, но вспоминаю, что он в автомобиле, то есть покоится на дне реки.
– Можно мне ее увидеть?
– Конечно. – Мама вызывает доктора, чтобы он осмотрел меня и разрешил выписку.
Врач велит мне побольше отдыхать. Родители привезли в больницу чистую одежду, и я безумно рада облачиться в брюки для йоги и мягчайшую футболку.
Но мы не успеваем проведать Джемму: в дверь палаты громко стучат. Мама открывает ее, и я вижу детектива Арчера. Сегодня на нем плотно облегающий костюм, совершено не похожий на свободные джинсы и рубашку-поло, в которых он был вчера вечером с Лорен.
Я нащупываю мамину руку, чтобы притянуть к себе.
– Не хочу с ним говорить.
– Ханна, я ведь уже объяснила, – шепчет она. – Детектив здесь ни при чем.
– Неужели? А вдруг он действовал через сообщника?
Мать вздыхает и смотрит на Арчера. Тот кивает.
– Можете сказать ей, Мари.
– Что?.. – Я отступаю на шаг. – Откуда он знает, как тебя зовут?
– Ханна, детектив Арчер – агент Совета.
Мамины слова гремят у меня в сознании, как камешки на дне консервной банки.
– Накануне твоя бабушка встречалась с ним и его помощником.
– Но ведь он… – Я осекаюсь, мысленно собирая все свои встречи с детективом с тех пор, как он приехал в лес, где был устроен костер. Его интерес к ведьмовским символам. Вопросы после пожара в доме Нолана… Арчер искал недисциплинированную Стихийницу? Он меня прорабатывал? – Не понимаю…
– Простите, мисс Уолш, что ввел вас в заблуждение. – Детектив Арчер, который на самом деле агент Арчер, достает из внутреннего кармана блокнотик. – Что вы можете сообщить о вчерашней аварии?
Качаю головой, гадая, из какого клана этот Арчер. Он явно не Стихийник, иначе я сразу почувствовала бы его магическую силу. Среди членов Совета всегда есть как минимум одна Кровавая Ведьма, иногда две. Он Кровник? И нарисовал те руны, чтобы выкурить Охотников на ведьм?
Арчер отрывает взгляд от блокнота.
– Я Заклинатель.
– Ой, я и не…
– Заподозрили, мисс Уолш, заподозрили. Так что с аварией? – Арчер стучит ручкой по блокноту.
В душе вспыхивает раздражение, но я его гашу. Этот человек – агент Совета. Одно неверное движение, и он порекомендует Старейшинам лишить меня магической силы. Поэтому я рассказываю об аварии, подчеркивая, что Джемма ничего не видела. И добавляю, что она ни в чем не виновата. Моя подруга – такая же жертва, как и я, даже больше, поскольку пострадала из-за моей принадлежности к клану, о существовании которого и не подозревала.
Не озвучиваю я и то, что камнем лежит на сердце: в случившемся виноват он, Арчер.
Совет должен защищать нас от Охотников на ведьм. А где был Арчер, когда Охотник столкнул мою машину с моста? Где он находился, когда Охотник вломился в дом к Веронике? Строил глазки моей начальнице, вместо того чтобы выполнять задание?
– Можно мне к Джемме? – спрашиваю я маму.
Я должна ее увидеть! И выяснить, что она помнит. В животе урчит. Не представляю, сколько приемов пищи я пропустила. Два как минимум, а то и три.
Арчер кивает, словно вопрос адресовался ему.
– Разумеется. Да и мне нужно с ней побеседовать.
– Можно поговорить с ней тет-а-тет? – спрашиваю я, надеясь не выдать чувство вины, которое меня гложет. – Хоть несколько минут? Джемма – моя лучшая подруга.
Арчер смотрит на маму, и та кивает.
– Даю вам пять минут. Позже мне придется ее допросить и выяснить, что она помнит об аварии. – Арчер не уточняет, но мне ясно, какие именно воспоминания его интересуют.
Я иду следом за ним, стараясь сделать невозмутимое лицо. Тело ноет, в голове теснятся тревожные мысли, но я не отстаю от детектива. Свернув за угол, Арчер останавливается и показывает в конец коридора.
– Мисс Гудвин в палате четыреста восемь. Я подожду здесь. У вас пять минут, мисс Уолш.
– Спасибо! – отвечаю я высоким, писклявым голосом и со взмокшими от волнения ладонями медленно пробираюсь к указанному месту.
Страх разъедает душу: через приоткрытую дверь палаты я вижу родителей подруги. Миссис Гудвин вполне сошла бы за старшую сестру Джеммы: лицо абсолютно то же, хотя от дочери ее отделяет тридцать лет житейского опыта и стресса. Она сидит на краю больничной койки, совсем как моя мама сидела на краешке моей.
Нога у Джеммы в ярко-розовой гипсовой повязке и зафиксирована над койкой матерчатыми ремнями.
Сердце екает. Мама сказала, что Джемма в порядке, но при виде пострадавшей подруги на глаза наворачиваются слезы.
Мистер Гудвин стоит рядом. Если его супруга воплощает хладнокровие и изящество, то он сама соль земли: здоровяк во фланелевых брюках и в хипстерских очках с толстыми линзами, которые носит с незапамятных времен. С дохипстерской эпохи определенно. Знакомым мне нервным жестом он приглаживает бороду, бросает взгляд в коридор.
И замечает меня.
Взгляд мистер Гудвина тяжелеет, и я стучусь в приоткрытую дверь.
– Привет! – говорю я, растеряв остальные слова. Как объяснить случившееся родителям Джеммы? Они весь учебный год боялись, что я превращу их дочь в лесбиянку. А я оказалась ведьмой и довела девчонку до больничной койки.
– Ханна! – Джемма тянется ко мне, из глаз у нее текут слезы. – Ты в порядке! Никто мне ничего не говорил!
Я делаю шаг вперед, чтобы обнять лучшую подругу, но миссис Гудвин встает у меня на пути.
– Я же попросила медсестер не пускать сюда посетителей.
– Мама! – рявкает Джемма, но удар уже нанесен.
Я пячусь и кладу руку на дверное полотно.
– Простите, – бормочу я. – Я пойду.
– Никуда ты не пойдешь, – заявляет Джемма.
– Вот и хорошо, – в эту же секунду говорит ее мать, и Джемма пронзает ее злым взглядом.
– Вчера вечером Ханна спасла мне жизнь. Из палаты ты ее не выкинешь. Я погибла бы, если бы не Ханна.
– Я твоя мать, – напоминает миссис Гудвин так строго, что мне хочется исчезнуть. – И имею полное право не пускать сюда девушку, которая подвергла твою жизнь опасности.
– Боже мой, прекрати! Я ведь объясняла: нас столкнули с моста. Нас! Ханна не виновата.
– Она плохо на тебя влияет. Так было всегда. Повторяю еще раз: держись от нее подальше.
– Чушь собачья! И ты прекрасно это понимаешь.
– Следи за языком, Джемма! – осаживает дочь миссис Гудвин и подбоченивается. – Вот чего я боялась – ты подхватила от нее ругательства.
– Ругательства? – уточняет Джемма фальшиво сладким голосом. – Или ты боишься, что я подхвачу от нее квирность?
В палате воцаряется тишина. Полная. Мертвенная.
– Раньше ты обожала Ханну, – тихо продолжает Джемма. – А после ее каминг-аута такое началось… Я приняла твои новые правила, думая, что тебе нужно время приспособиться. Но ты не приноравливаешься, а гайки закручиваешь.