Мой пульс убыстряется.
– Мы идем куда-то конкретно? – Морган вглядывается в чащу, а большим пальчиком чертит круги на моем запястье. – Лес напоминает Миннесоту, только у нас сосен больше. Наверное, здесь красиво, когда листья меняют цвет.
– Да, очень красиво. Обязательно приедем сюда осенью. Алого и золотого столько, что ты словно в закате растворяешься.
Именно по этой причине я полдюжины раз выбиралась сюда рисовать. Перехватываю корзину: плечо устало, только вида я не покажу.
– Впереди полянка, перекусить можно там.
Тропа приводит нас к старому узловатому дереву, искореженному весенними грозами. Схожу с проторенного маршрута и помогаю Морган пробираться сквозь плотно растущие деревья и кустарник. Вдвоем тут не протиснешься: не хватит места, поэтому я иду первой, следуя за потоком энергии воды, которую чувствую впереди. Когда мы подбираемся ближе, я резко сбавляю шаг.
– Мы на месте? – Морган оглядывается по сторонам и сутулится. Ясно, она слегка разочарована. Ничего необычного здесь нет. Пока нет.
– Не совсем, но ты должна остановиться. – Ставлю корзину на поваленное дерево, тянусь к ладоням девушки и осторожно кладу их ей на глаза. – Чур, не подглядывать, пока я не вернусь.
Морган недовольно сопит.
– Только, пожалуйста, не подкрадывайся ко мне, когда вернешься.
– Не буду. Я быстро.
Взяв корзину, я через небольшую купу деревьев пробираюсь на поляну. Такой энергетики, как здесь, в этом лесу я больше нигде не чувствовала. Вот бежит речушка – естественный баланс земли, воды и воздуха проникает в самые глубины души.
Поставив корзину на землю, направляюсь поближе к речушке и погружаю пальцы в прохладную воду. Другая рука на теплой земле, волосы треплет ветерок: на меня нисходит умиротворение. Не хватает лишь огня.
Морган ждет с другой стороны купы, а я выкладываю из корзины одеяло, которое лежало сверху. Участок я выбираю совершенно сухой, однако слышу журчание воды. Затем я достаю еду. Убедившись, что Морган меня не видит, упрашиваю землю удержать тоненькую свечку. Кажется, она просто воткнута в почву, но я-то знаю, что восковой столбик не опрокинется. Чиркнув спичкой, я зажигаю свечу – даю жизнь четвертой стихи – отступаю на шаг и оцениваю проделанную работу. Получилось прекрасно.
Каждый этап свидания мы готовили с Джеммой и в итоге пришли к компромиссу. Я не вправе раскрыть Морган свою истинную сущность, зато могу показать ей место, где максимально остро чувствую магическую силу. На миг кажется, что затея неудачная. Охотник знает, кто я такая, и мог проследовать сюда, в лесную чащу, где никто не услышит мои крики. Нет, не буду думать о плохом! Я же обещала: сегодня никаких Охотников. Тем более, крадись за нами другой человек, воздушная стихия предупредила бы меня. Я почувствовала бы ее дыхание.
Когда я возвращаюсь к Морган, она терпеливо ждет, закрыв лицо ладонями.
– Я здесь, – шепчу я, чтобы не напугать ее. Морган улыбается, ее радость греет меня, как солнце. – Не открывай глаза, я сама тебя поведу.
Морган протягивает руку, другой закрывая себе лицо.
– Только не дай мне упасть.
– Ни за что, – обещаю я и через купу веду ее на поляну. В паре шагов от одеяла я останавливаюсь. – Теперь мы пришли.
Морган открывает глаза и осматривает скромное место для пикника с колышущейся на ветру свечой.
– Ханна… – Морган умолкает: что-то мешает ей договорить.
Она продолжает молчать, и я не понимаю, в чем дело. Паника накрывает меня с головой. Ей не нравится. Господи, ей не нравится! Зря я все затеяла. Надо было…
Вдруг Морган берет меня за руку и притягивает к себе, одним прикосновением разгоняя черные мысли.
– Как прекрасно! – Она наклоняется и легонько целует меня в губы. – Как ты нашла такую красоту?
Тревог и сомнений как не бывало. Сажусь на одеяло и протягиваю Морган бутылку с водой.
– Моя бабушка живет в другой части леса, и я много гуляла по тропам. А полянку обнаружила в прошлом году.
– Ты часто здесь бываешь? – Морган тянется за треугольным бутербродиком, который я принесла, откусывает кусочек и с удивлением на меня смотрит. – Он с зефирным кремом и арахисовым маслом?
Я чуть розовею от смущения.
– Ну что сказать? Я кондитер, а не шеф-повар. – Я показываю на другое блюдо. – Если хочешь, вон те с «Нутеллой». Я еще и фрукты принесла. – Беру по одному бутербродику каждого вида, а Морган отправляет в рот виноградинку. – Зимой я редко тут бываю, но летом стараюсь приходить почаще. Люблю уединяться.
Морган отрывает взгляд от бутерброда.
– А я первая, кого ты сюда привела?
Я киваю и тоже беру виноградину. Кожица идеально упругая, мякоть – взрыв яркого вкуса.
– Большинство местных жителей даже по тропам не гуляют, не говоря о чаще, где их нет. Туристов я поблизости никогда не видела. Мне хотелось показать тебе место, не известное больше никому. Я надеялась, что тогда Салем станет тебе роднее. – Вытираю руки о джинсы и, подняв голову, перехватываю взгляд Морган. – Что?..
Она улыбается и качает головой.
– Ты хоть понимаешь, как это мило?
Не дав ответить, Морган придвигается ближе, кончиком носа задевая мой. На губах у нее улыбка, в глазах озорной блеск – это последнее, что я вижу, прежде чем она меня целует.
Первый поцелуй робкий и осторожный: мы словно вспоминаем, как говорить на забытом языке. Губы у Морган – мягкие и теплые, от нежных прикосновений по спине бегут мурашки. Но вот ее пальцы путаются в волосах у меня на затылке, и все меняется. Просыпается лютый голод. Появляется он в самом низу живота и поднимается к груди по мере того, когда поцелуи Морган углубляются, а язычок проскальзывает в мой рот.
Ее губ и рук не хватает, нужны другие точки притяжения, и я тянусь к Морган. Когда она приподнимает меня на колени, мои пальцы скользят по мягкому хлопку ее безрукавки. Мои руки обвивают ей талию и обжигаются, коснувшись обнаженной кожи. Морган трепещет от ласки, а я оторваться от нее не могу. Не могу насытиться ее поцелуями и ее теплом. Тем, как рядом с ней поет мое тело. Тем, что она, первая на всем белом свете, видит мою самость.
Сильный ветер треплет нам одежду и волосы. Ветер нещадно хлещет нас, только мне это не интересно. Не интересны ни Вероника, ни Совет, ни даже Охотник. Сейчас мне интересна лишь девушка в моих объятиях. Интересно то, как она притягивает меня все ближе, будто чувствует ту же отчаянную потребность, что кипит у меня в крови.
Руки Морган гладят мои плечи, скользят вниз к подолу футболки, ладони прижимаются к спине. Мне становится жарко, так жарко, словно… Я обрываю поцелуй, отстраняюсь и гашу, гашу, гашу все бурлящие внутри чувства. Теперь, когда нас разделяет расстояние, можно разобраться с магической силой, которая лавой течет по венам, – я обуздываю ее, запираю в самый темный закоулок. Ветер стихает, а с ним и жар за моей спиной. Я решаюсь оглянуться: свеча превратилась в огарочек.
– Все в порядке? – Раскрасневшаяся Морган проводит большим пальцем по нижней губе.
– Более чем. – Я улыбаюсь, хотя дышу с огромным трудом, тянусь к ее руке, и мы переплетаем пальцы. Сердце сильно колотится, и его стук наверняка слышен и Морган. – Получилось так… – Я подыскиваю нужное слово, но все мысли у меня о том, как бы обуздать магическую энергию. «Поверить не могу, что она настолько из-под контроля вырвалась».
– Ага. – Морган вздыхает, тихонько посмеиваясь. Уголки рта изгибаются: она отчаянно сдерживает улыбку. – Все получилось. – Она откашливается и садится на одеяле. – А сейчас десерт?
Я сажусь рядом с Морган и целомудренно целую ее в щеку, безмолвно благодаря за смену темы.
– Это часть вторая нашего свидания.
– Вторая? Сколько же еще частей?
На губах у меня появляется озорная улыбка.
– Поживем – увидим.
21
Мы доедаем ланч и лежим на одеяле и, глядя на плывущие облака, потчуем друг друга байками и секретами. Мы обе – единственные дети в семье, обеим не на кого спихнуть вину, если дома случайно что-то сломаешь. Морган признается, что десятилетней совершила роковую ошибку, сунув металлическое блюдо в микроволновку, а я копирую выражение лица папы, когда он попробовал мое первое печенье. Я перепутала столовые и чайные ложки, а избыток соли, как выяснилось, губит любой рецепт.
Потом мы возвращаемся к машине и едем обратно в город.
– Раскроешь мне свой блестящий план? – спрашивает Морган, накрывая ладонью мою руку, лежащую на рычаге переключения передач.
Я сбавляю скорость, когда на светофоре загорается желтый, и останавливаюсь, когда загорается красный.
– Если ты не против, мы поедем ко мне домой и займем кухню. У меня есть новый рецепт блонди, который хочется опробовать.
– Блонди?
– Они как брауни, но с акцентом на ваниль.
На светофоре загорается зеленый, и я понемногу двигаюсь вперед, чтобы свернуть налево, как только подойдет моя очередь.
– Звучит здорово.
– Этот вариант я еще не пекла, поэтому ничего не обещаю, но должно получиться.
Теперь я еду по жилой улице. Вдали раздается вой сирены, с каждой секундой он все ближе. Увидев в зеркале заднего обзора мигалки, я торможу.
Громко сигналя, мимо пролетают пожарные машины. Сердце уходит в пятки, и ни малейших сомнений не остается. Значит, Охотник на ведьм снова нанес удар. На газ я жму, пожалуй, резче, чем следует, шины аж скрипят по асфальту.
– Что ты делаешь? – спрашивает Морган высоким, испуганным голосом.
Я не отвечаю, полностью сосредоточившись на машинах впереди. Они скрываются за углом, но вой сирен все равно слышен. Я сворачиваю следом за ними, чувствуя, как сосет под ложечкой: маршрут знаком мне до боли. А затем мне открывается жуткое зрелище.
К небу поднимаются клубы серого дыма.
Пламя пожирает чей-то дом.
Минуту спустя, почувствовав на языке пепел, я наконец прерываю тишину.
– Там мой дом, – шепчу я.
Ладонь Морган соскальзывает с моей руки: я судорожно стискиваю руль. «Пожалуйста, пусть это будет не мой дом!» То