ПОЛОЖЕНИЕ XXXVI
Кто вспоминает о вещи, которой он наслаждался однажды, тот желает обладать ей при тех же обстоятельствах, при которых наслаждался в первый раз.
Все, что человек видит вместе с вещью, доставившей ему наслаждение, будет (по пол. 15 этой части) случайно причиной радости; поэтому (по пол. 28 этой части) он будет желать владеть всем этим вместе с вещью, которая ему доставила удовольствие, другими словами – вещью со всеми теми обстоятельствами, при каких он наслаждался ею в первый раз, – что и требовалось доказать.
Если, таким образом, любящий заметит, что недостает одного из этих обстоятельств, то он будет печалиться.
Ибо поскольку он замечает отсутствие какого-нибудь обстоятельства, постольку воображает нечто, что исключает существование той вещи. Но так как он желает этой вещи или обстоятельства (по пред. пол.) из любви, то (по пол. 19 этой части) он и будет печалиться, насколько представляет себе ее отсутствие, – что и требовалось доказать.
Эта печаль, поскольку она относится к отсутствию того, что мы любим, называется тоской.
ПОЛОЖЕНИЕ XXXVII
Желание, происходящее из печали или радости, из ненависти или любви, бывает тем больше, чем больше аффект.
Печаль (по схол. пол. 11 этой части) уменьшает или стесняет способность человека к деятельности, т. е. (по пол. 7 этой части) уменьшает или стесняет стремление, по которому человек стремится сохранить свое существование, поэтому (по пол. 5 этой части) она противоположна этому стремлению; и все стремление человека, удрученного печалью, состоит в том, чтобы устранить печаль. Но чем больше (по опред. печали) печаль, тем большей части человеческой способности к деятельности она необходимо противодействует. Следовательно, чем больше печаль, тем с большей способностью к деятельности человек будет стараться устранить ее, т. е. (по схол. пол. 9 этой части) тем с большим желанием или позывом будет стремиться к ее устранению. Далее, так как радость (по той же схол. пол. 11 этой части) усиливает или поддерживает способность человека к деятельности, то легко доказать тем же способом, что человек, испытывающий радость, ничего так не желает, как того, чтобы сохранить ее, и притом тем с большим желанием, чем больше будет радость. Наконец, так как ненависть и любовь сами суть аффекты радости или печали, то из этого также следует, что стремление, позыв или желание, порождаемое ненавистью или любовью, будет больше (или меньше) по мере ненависти и любви, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXXVIII
Если кто-либо начнет ненавидеть любимую вещь так, что любовь совершенно исчезнет, то он при одинаковой причине будет преследовать ее большей ненавистью, чем если бы он никогда не любил ее, и тем большей, чем больше была прежде любовь.
Ибо если кто-либо начинает ненавидеть вещь, которую любит, то у него стесняется больше позывов, чем как если бы он не любил ее. Действительно, любовь есть радость (по схол. пол. 13 этой части), которую человек стремится, насколько может (по пол. 28 этой части), сохранить; и притом тем (по той же схол.), что он представляет любимую вещь присутствующей и (по пол. 21 этой части) насколько может доставляет ей радость; такое стремление (по предыд. пол.) бывает тем больше, чем больше была любовь, так же как и стремление сделать так, чтобы и любимая вещь любила его взаимно (см. пол. 33 этой части). Но эти стремления сдерживаются ненавистью к любимой вещи (по королл. пол. 13 и по пол. 23 этой части). Следовательно, любящий (по схол. пол. 11 этой части) по этой самой причине будет удручен печалью, и тем большей, чем больше была любовь; т. е. кроме печали, которая была причиной ненависти, является еще другая, вследствие того, что он любил вещь, и, следовательно, он будет созерцать любимую вещь с большим аффектом печали, т. е. (по схол. пол. 13 этой части) будет преследовать ее большей ненавистью, чем в том случае, если бы раньше он не любил ее, и тем большей, чем больше любовь, – что и требовалось доказать.
ПОЛОЖЕНИЕ XXXIX
Если кто-либо ненавидит кого-нибудь, то будет стремиться делать ему зло, если только не будет бояться, что от этого произойдет для него большее зло; и напротив, кто любит кого-нибудь, тот по тому же закону будет стремиться делать ему добро.
Ненавидеть кого-нибудь – значит (по схол. пол. 13 этой части) воображать его причиной печали; поэтому (по пол. 28 этой части) тот, кто ненавидит кого-нибудь, будет стремиться устранить его или уничтожить. Но если он боится от этого большей печали, или (что то же) еще большего зла для себя и думает, что он может избежать его, не делая тому, кого ненавидит, задуманного зла, то он пожелает воздержаться от причинения зла и пожелает (по пол. 37 этой части) с большим стремлением, чем было то, которое побуждало его причинить зло, и поэтому оно одержит перевес, как мы предполагали. Доказательство второй части идет таким же способом. Следовательно, если кто ненавидит кого-нибудь, и проч., – что и требовалось доказать.
Под добром я разумею всякого рода радость и потом все, что ведет к ней, и в особенности то, что удовлетворяет всякому желанию, каково бы оно ни было. Под злом же я понимаю всякого рода печаль и в особенности то, что обманывает наши желания. Ибо выше (в схолии пол. 9 этой части) мы показали, что мы желаем чего-нибудь не потому, что считаем его добром, но, напротив, называем добром то, чего желаем, и, следовательно, то, к чему чувствуем отвращение, называем злом. Поэтому каждый по собственному аффекту судит или оценивает, что хорошо, что плохо, что лучше, что хуже и что, наконец, всего лучше или что всего хуже. Так, скупой считает самым лучшим обилие денег, а неимение их считает самым худшим. Честолюбец же ничего так не желает, как славы, и, напротив, ничего так не боится, как стыда. Для завистливого ничего не может быть приятнее несчастья других и ничего невыносимее их счастья. И таким образом, каждый по своему аффекту считает какую-нибудь вещь хорошей или плохой, полезной или бесполезной. Затем, тот аффект, который настраивает человека так, что он не желает того, чего ему хочется, или желает того, чего ему не хочется, называется опасением, которое есть не что иное, как страх, побуждающий человека избегать зла, которое он считает будущим, посредством меньшего зла (см. пол. 28 этой части). Но если зло, которого он опасается, есть стыд, то опасение называется стыдливостью. Наконец, если желание избежать будущего зла сдерживается опасением другого зла, так что человек не знает, чего ему лучше желать, то страх называется смущением, особенно если зло, которого опасаются, является наибольшим.
ПОЛОЖЕНИЕ XL
Кто вообразит, что другой ненавидит его, и не думает, чтобы он сам подал ему какую-нибудь причину для ненависти, тот будет взаимно ненавидеть его.
Кто вообразит, что другой чувствует ненависть, тот на этом основании и сам будет чувствовать ненависть (по пол. 21 этой части), т. е. (по схол. пол. 13 этой части) печаль, сопровождаемую идеей внешней причины. Но он (по предположению) не воображает никакой другой причины этой печали, кроме того лица, которое его ненавидит. Следовательно, потому, что он воображает себя ненавидимым кем-нибудь, он будет удручаться печалью, сопровождаемой идеей того, кто его ненавидит или (по той же схол.) будет его ненавидеть, – что и требовалось доказать.
Если кто-либо вообразит, что он дал основание для ненависти, то он (по пол. 30 этой части и его схол.) будет чувствовать стыд. Но это (по пол. 25 этой части) случается редко. Кроме того, эта взаимность ненависти может возникнуть оттого, что за ненавистью следует стремление делать зло тому, кого ненавидят (по пол. 39 этой части). Итак, кто воображает, что он ненавидим кем-нибудь, тот будет воображать его причиной какого-нибудь зла или печали; и поэтому он будет удручен печалью или страхом, сопровождаемыми идеей того, кто его ненавидит, как причиной, т. е. будет его ненавидеть, как было сказано выше.
Если кто-либо вообразит, что тот, кого он любит, испытывает к нему ненависть, то он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь. Ибо поскольку он воображает, что он ненавидим любимым человеком, постольку он определяет (по пред. пол.) иметь к нему взаимную ненависть. Но (по предположению) он тем не менее любит его. Следовательно, он будет чувствовать одновременно и ненависть, и любовь.
Если кто-либо вообразит, что кто-нибудь, к кому он относился без всякого аффекта, причинил ему из ненависти какое-нибудь зло, то он тотчас же станет стремиться отплатить ему тем же злом.
Кто вообразит, что кто-нибудь питает к нему ненависть, тот также (по пред. пол.) возненавидит его и (по пол. 26 этой части) будет стремиться припомнить все то, что может причинить ему печаль, и будет стараться (по пол. 39 этой части) сделать ему это. Но (по предположению)