дурную бесконечность, поскольку при этом никакой отдельный (единичный) субъект не в состоянии обозреть всю совокупность причин, ведущих к их первичному основанию в самой субстанции, вернее, к соответствующему ее атрибуту. Интеллектуальное созерцание, способное одновременно охватить все многообразие каузальных взаимосвязей в едином целом (единство во множестве), требует бесконечного ума, которым обладает только Бог.
Как ни парадоксально, но именно такого рода каузальная архитектоника универсума, обеспечивающая ему устойчивую структуру и внутреннюю связность всех элементов, заключает в себе опасность диффузии онтологического тождества и суверенности каждого отдельного элемента субстанциального целого. Это следует из того, что подчиненная идее детерминизма мысль всегда будет рассматривать каждый обнаруживаемый ею единичный объект как некую конфигурацию, складывающуюся из более простых компонентов причинно-следственного ряда. Спиноза предлагает видеть в идее каждой отдельной вещи, существующей в человеческом уме, только частное явление бесконечного божественного ума, который дает начало именно этой отдельной идее. Все эти конечные по своей природе части (модусы) субстанции бесконечно мультиплицируют бесконечную природу Бога посредством ее дробления на конечные формы, из которых она складывается. Таким образом, при всем конструктивном характере идеи причинности, представленной в концепции Спинозы, господствующий в ней детерминизм, будучи проявлением обычного порядка природы23, становится носителем принципа отчуждения (индивидуальной обособленности вещей), ведущего к неадекватному, т. е. частному восприятию и познанию отдельным человеческим умом тотальности субстанциального бытия.
Человек, выступающий как конгломерат протяженных и мыслящих индивидуумов, во-первых, одновременно включается в два порядка – в порядок вещей и в порядок идей, существующие независимо друг от друга (II 7). Во-вторых, в силу универсальности порядка причин и следствий каждая компонента человеческого существа – и духовная, и телесная – всегда будет выступать в двух ипостасях: в качестве следствия предшествующей причины и как причина какого-то вытекающего из него следствия. Это создает умозрительную возможность редукции субстанциального ядра любого модуса к соответствующим релевантным элементам каузальной системы – к причине, порождающей этот модус, и к следствию, которое из него вытекает, что может привести к распаду его целостного образа и расщеплению его индивидуальности в соответствии со столь разнонаправленными векторами его частного и конечного бытия. Современные исследователи отмечают своеобразную онтологическую уязвимость, или метафизическую ущербность всякого единичного модуса субстанции, в том числе и человеческой индивидуальности, в универсуме Спинозы24.
Важно определить не просто различие между действующей причиной и целевой причиной (в аристотелевской классификации), а своеобразный антагонизм этих во многих отношениях равных оснований всего сущего. Применительно к моральной практике, как правило, речь идет об онтологических основаниях, или объективных мотивациях человеческих действий. Метафизический базис нравственного поступка рассматривается прежде всего или даже исключительно как его действующая причина. В универсуме Спинозы действующая причина всякого события включена в цепь таких же действующих причин, уходящих в бесконечность, непостижимую для обычного человеческого ума, хотя, несомненно, завершающихся в субстанциальной первооснове. Если для Аристотеля действующая, целевая и формальная причина составляли одно целое, то Спиноза решительно разводит действующую и целевую причины. Всякий раз, когда возникает необходимость постижения смысла (адекватного содержания) отдельных человеческих деяний, он подчеркивает неспособность нашего интеллектуального взора пройти весь путь вверх до самого последнего их основания или, другими словами, найти их первую причину – субстанцию. Она выступает как бы генератором всех последующих действующих причин, завершением и следствием которых оказывается любое моральное решение отдельного человеческого субъекта. Согласно Спинозе этот путь ведет в бесконечность. Мы никогда не сможем таким способом, последовательно переходя от одной причины к другой, достичь адекватного понимания какого-либо события в нашей жизни, поскольку неспособны будем увидеть всю каузальную панораму во всей ее полноте, в нисходящей последовательности действующих причин. Как говорит Спиноза, идея каждого состояния человеческого существа будет представлять собой идею смутную, т. е. «как бы заключение без посылок» (II 28). Заключение, о котором идет речь, – это сама наша решимость что-то совершить и само совершаемое действие, при этом полный набор посылок, из которых они следуют, нам остается неведомым. Это составляет одну из серьезных проблем при обосновании Спинозой характера моральных действий субъекта.
В то же время целевой вектор смыслового постижения, ведущий наш ум вверх, к основаниям вещей, с точки зрения Спинозы, не дает нам никаких шансов постичь причинные основания всяких наших деяний. Ведь тело наше по самой своей природе непричастно к познанию, а наш познающий ум теряется в бесконечности идей, выступающих в качестве действующих причин той или иной частной идеи, мотивирующей каждый наш поступок. Именно практика обычной жизни, или «обычного порядка природы», при котором мы становимся рабами аффектов, и порождает сами целевые установки нашего ума, которые Спиноза рассматривает как продукты иллюзорного сознания, создающего вымышленные понятия порядка и беспорядка, добра и зла, прекрасного и безобразного (I Прибавл.).
Очевидная абсолютизация каузального принципа заключает в себе серьезную угрозу онтологической цельности – модус не только лишается моральной суверенности, становясь полностью зависимым от порождающих его и предшествующих ему причин, но утрачивает и сами основания своего бытия. Как ни парадоксально, именно каузальная структура универсума, обеспечивающая всякому единичному сущему (модусу) несомненную метафизическую опору, подрывает его целостность, превращая его всего лишь в некую производную от иного модуса субстанции, который, в свою очередь, зависит и является производным от третьего и так далее до бесконечности.
Нам кажется, что бросающаяся в глаза, в некотором смысле даже избыточная каузальная регламентация жизни универсума, опирающейся на порядок действующих причин, не исчерпывает для Спинозы всей полноты метафизических оснований существования каждого отдельного явления бытия и тем более человеческого индивидуума. Декларируемая им необходимость адекватного постижения причин вещей, или идея тотальности нашего познания, требует, чтобы такого рода односторонняя определенность человеческого ума была дополнена еще одним, важнейшим качеством, особенно значимым для моральной практики субъекта, – способностью к целесообразным действиям, или, как говорил Кант, к действиям в соответствии с некоторым понятием. Как мы полагаем, вопреки утверждениям самого автора «Этики» о том, что «природа не предназначает для себя никаких целей и все конечные причины составляют только человеческие вымыслы» (I Прибавл.), метафизика и особенно этика Спинозы необходимым образом включает в себя определенную телеологию. Важно и то, что целевая причина соответствует вводимому самим Спинозой критерию рациональности (объяснимости) всякого явления – «знание действия зависит от знания причины и заключает в себе последнее» (I акс. 4). В этом смысле полнота наших знаний о природе каждого морального деяния предполагает учет еще одного порядка причин, обусловливающих всякий моральный поступок, – целевой причинности. Именно поэтому, возможно, моральная телеология и является важнейшим связующим звеном между метафизикой и этикой в доктрине Спинозы.
Вместе с тем – и это особенно важно при актуализации этических тем в метафизике Спинозы – есть убедительные свидетельства того, что всеобщий детерминизм, который пронизывает всю структуру универсума Спинозы, заключает в себе существенные телеологические коннотации, заложенные в самой ткани его метафизической доктрины. Они и обеспечивают, на наш взгляд, внутреннюю цельность каузальной системы, дополняя нисходящий порядок (механических) причин встречным движением, заключенным в целесообразном моральном действии человека.
Как мы уже отмечали, в своем общем виде каузальная схематика универсума Спинозы предполагает наличие нисходящего порядка причин25, при котором каждое звено в цепи детерминаций (единичный модус субстанции) выступает всегда в качестве следствия (действия) некоей предшествующей ему причины, которая является его началом, основанием и порождающей сущностью. Это означает, что в силу своего онтологического и генетического превосходства всякая причина наделяется более высоким ценностным статусом по
сравнению с тем, что из нее следует, т. е. оказывается всегда выше, лучше и предпочтительней, чем ее следствие. В соответствии с проводимым Спинозой различением между natura naturans (природой производящей, к которой относится природа Бога, или атрибуты субстанции) и natura naturata (природой произведенной, к которой принадлежат все модусы атрибутов Бога) сам Бог, или субстанция, выступает как Верховное Начало – первая причина и основание всех производимых им вещей (модусов) (I 29 схол.). Никакие модусы не могут существовать и быть представляемы вне субстанции (I 15). Цепь детерминаций выстраивается в иерархию причин и следствий, действий и претерпеваний, активных и пассивных состояний ума и тела. Тем самым в массиве субстанциального универсума обнаруживается своего рода иерархический каркас, составляющий основание системы каузальных отношений.
3.4. Аксиология и телеология метафизической системы
Метафизическое пространство у Спинозы обнаруживает существенные аксиологические измерения и предстает как ценностно маркированное смысловое поле, обладающее совершенно определенной избирательностью и известными приоритетами в различении своих объектов. В нем все сущие реальности выступают в меру своей необходимости и законосообразности, но, как выясняется, не все они оказываются равными друг другу по своей онтологической мощи. В самих аксиоматических основаниях «Этики» (I Определ. 3–5) уже заложено различение всех элементов такой субстанциальной системы в соответствии со степенью их значимости в порядке природы и с необходимостью их существования. Так, субстанция, как мы знаем, с присущими ей атрибутами суверенна в своем бытии, ее существование с необходимостью заключено в ее сущности и следует из нее (I 11), в то время как существование каждого единичного модуса не содержится в его сущности и опирается на иные основания. Это сразу же понижает онтологическую значимость единичного модуса и наделяет его более низким местом в иерархии сущих. Не вызывает сомнений, что для Спинозы субстанция обладает фундаментальным метафизическим, а вместе с тем – логическим и аксиологическим превосходством над своими модусами.