уже получил наказание в соответствии со своим метафизическим статусом?
В то же время представим себе ситуацию, когда порочный, или бессильный субъект сумеет преодолеть ограниченность своей природы и станет лучше, добродетельнее или сильнее. Или наоборот – добрый человек в силу разных обстоятельств своей жизни утратит часть присущей ему добродетели (способности к существованию) и станет бессильным. Можно ли будет в этих случаях говорить о том, что каждый из них совершил свой моральный выбор или, другими словами, реализовал свою экзистенциальную возможность – стал другим? Аристотель, который начинает отсчет моральных свершений индивидуума с наличного состояния его природы, определил бы его как субъекта соответствующего морального выбора, способного в той или иной мере отделять себя от сложившегося в нем склада души (heksis) и совершать избирательные действия (prohairesis) в соответствии с его желанием стать тем или иным. Природа (склад души) здесь играет свою определяющую роль, но кроме нее есть еще фактор избирающей индивидуальной воли, которая так или иначе участвует в поступке, будучи частью самого субъекта и в то же время внося в сложившуюся душевную конструкцию субъекта необходимую для моральной свободы неопределенность. Одновременно Аристотель в своей оценке человеческих возможностей старается не удаляться от самого субъекта, словно страшась заблудиться в лабиринте многообразных внешних обстоятельств его жизни, влияющих на становление его морального характера (качеств его души).
Спиноза оценивает любые проявления активности природы, в том числе и поступки людей, в соответствии с канонами натурализма. Поступки каждого человеческого индивидуума рассматриваются им преимущественно в каузальном и логическом контекстах, точнее, с приложением детерминистского или логического оператора. В первом случае практические действия понимаются как следствия, вытекающие из природы данного индивидуума, во втором — их можно рассматривать как результат аналитической процедуры или как выводы, следующие из понятия об этом человеке. Добродетель и порок входят в саму природу человека как единичного модуса субстанции, или в его определение. В этом смысле никто не может превзойти свою природу. Порочный человек осуждается не потому, что он упустил свой шанс стать добродетельным и не совершил правильный моральный выбор, ведь присущий ему способ существования – это единственно возможный. И осуждается он не за моральную вину Определяющим является соответствие его деяний тому природному (метафизическому) статусу, которым этот человек обладает (I 36). Его природная матрица задает ему амплуа злодея. Осуждение неотделимо от его природы, подобно цвету его кожи и физической конституции. В этом плане rerum natura в его существовании означает больше, чем хорошее или плохое.
В то же время, как мы видим, отрицание Спинозой значимости виртуальных смыслов в этической жизни, нереализованных возможностей или альтернативных версий нравственного поступка, составляющих основание моральной автономии субъекта и входящих в аксиоматический базис делиберативной этики, не исключает существования моральных определений в его практической философии.
5.14. Мудрец как свободный человек
Спиноза представляет нам познавательный процесс отдельного человеческого ума как бы в двойной перспективе. Несколько забегая вперед, можно сказать, что в моральном учении Спинозы эти две позиции обозначают свойства, присущие двум типам личности, – мудрецу («человеку, твердому духом», или «свободному человеку») и ординарному, профаническому субъекту (невежде). Первая представляет мысль Бога о мире, правда, не с точки зрения бесконечности божественной природы, но в соответствии с масштабами человеческого ума. На основании общности человеческой и Божественной природ она способна преодолевать все звенья причинной цепи, завершением которой является данный отдельный человеческий ум. Вторая, квазисекулярная, установка ума, как бы ограничивающая бесконечную природу Бога, смотрит на реальность с позиций частного человеческого субъекта, выступающего в качестве «отдельной вещи» в окружении других вещей. Поскольку все идеи, которые относятся к Богу, истинны (II 32), то первая, божественная, установка ума всегда будет сопровождаться адекватными представлениями человеческого разума о познаваемых им объектах. Во второй, частной диспозиции, когда Бог начинает составлять вместе с человеческим умом многие другие идеи, человеческий ум оказывается одним из многих умов наряду с другими и обладает ограниченным познанием.
Образцом моральной добродетели, связанной с познанием и выражающей активное состояние человеческого ума, у Спинозы является «человек мужественный», или «твердый духом» (vir fortis) (III 59 схол.). Он наделен твердостью духа (Fortitudo), разновидностями которой являются две другие важные добродетели ума (активные аффекты) – мужество (Animositas) и великодушие (Generositas). Как полагает Спиноза, именно подобный человек имеет возможность познавать вещи такими, какими они являются сами по себе (in se), а не такими, какими они кажутся большинству людей, не обладающих истинным (адекватным) познанием и живущих в соответствии с «обычным» порядком природы.
В схолии к теореме 49, завершающей вторую часть «Этики», Спиноза говорит об одном из преимуществ, которые дает человеку его моральная философия – она позволяет нам правильно относиться к делам судьбы (res fortunae), т. е. к тому, что нам неподвластно. Порядок вещей, установленный Богом, неизменен, поэтому, куда бы ни обернулось счастье, надо ожидать и переносить это со спокойной душой (aequo animo), не поддаваясь аффектам, которые влекут нас в разные стороны и представляют собой волнения души (perturbatio animi). Счастливы разумные люди, ибо они это понимают28. А что же остается делать в этом мире человеку, лишенному разумного понимания и живущему в соответствии с «обычным порядком» вещей? Спиноза отвечает: радоваться или печалиться, любить или ненавидеть, плакать или смеяться, т. е. быть рабом своих аффектов (servus) (IV 66 схол.). И наоборот, человек, которого Спиноза называет свободным, руководствуется разумом, поэтому он не будет осмеивать человеческие поступки, испытывать от них огорчение или проклинать их, – он попытается их понять (Политический трактат, I 4). Понимание – это знание причин, вызывающих те или иные аффекты. Оно доступно человеческому разуму в той же мере, в какой он может познавать природные явления, свойства геометрических фигур или законы движения тел.
Душевное спокойствие, о котором говорит Спиноза, есть признак человеческой мудрости, являющейся, по словам стоиков, знанием вещей божественных и человеческих, свидетельством доверия разумного существа к устройству Вселенной, частью которой он является, и ее интеллектуального признания. Можно видеть здесь и проявление благоговения теоретического разума перед законосообразной картиной мира, перед совершенной механикой и геометрической строгостью порядка универсума. В теологии Спинозы это еще и знак высшей добродетели – благочестия (Religio) (IV 37 схол. 1).
Однако отношение человека к миру, в котором он живет, не может ограничиваться только спокойствием души. Такое расположение духа в определенной мере могло бы свидетельствовать об эмоциональной сдержанности или жизненной пассивности живого существа, своеобразном квиетизме морального сознания, отчужденного от законов геометрической Вселенной. В нем также можно было бы обнаружить защитную реакцию нравственного человека на раздражающие его факторы внешней среды (как мы знаем, обычный порядок природы, о котором говорит Спиноза, дает человеку определенные основания для такого отношения). Здесь, как и во многом другом, Спиноза ближе к стоикам, которые видели в спокойствии духа или трезвости ума залог беспристрастного отношения мудреца к многообразию жизненных феноменов, каждый из которых опирается на определенные разумные основания и имеет онтологические корреляты. Спиноза сказал бы, что все они обладают свойственной им добродетелью (virtus).
Как показывает весь текст «Этики», именно в интеллектуальной деятельности видит Спиноза выражение высшей активности человеческой природы, или добродетель ума, сопровождаемую соответствующим аффектом. Спокойствие души наводит на мысль о подавленных аффектах, в то время как высшие состояния человеческого ума, доставляющие ему интеллектуальное блаженство от познания Бога, рассматриваются Спинозой как аффективные переживания высокого порядка, по своему воздействию превосходящие и вытесняющие все другие аффекты. Да и в целом Спиноза не мыслит явления добродетели без участия аффекта радости. Нарисованный им образ мудреца представляет жизнь достойного человека как праздник (IV 45 схол. 2).
5.15. Аффект радости и образ мудреца
Какой образ жизни видится Спинозе наиболее достойным? Ответ на этот вопрос содержится в схолии 2 к теореме 45 ч. IV. Целью человеческих стремлений является уподобление божественной природе, а этому соответствует более высокая, чем обычно, степень совершенства человека: «Чем большую радость мы испытываем, тем к большему совершенству мы переходим» – «все, что приносит радость, – хорошо» (IV Прибавл. 30). Показателем перехода человека от меньшего совершенства к большему является состояние, или аффект, радости, или удовольствия (laetitia) (III 11 схол.). Одновременно, как мы знаем, аффект радости утверждает большую, чем прежде, силу существования нашего тела, а следовательно, увеличивает и способность ума к мышлению (Общ. определ. афф. III). Таким образом, радость, испытываемая человеком, является свидетельством его благой жизни, когда его тело обладает большими возможностями для действия, а ум расширяет пространство своего познания, то есть в данном случае эти два качества усиливают в человеке его стремление к сохранению своего существования (бытия) и одновременно являются свидетельствами (знаками) усиления в нем такого стремления. А оно и составляет