познания и одновременно связано с познавательным аффектом любви (amor Dei intellectualis) человеческого ума к Богу (V 42).
Чтобы полностью преодолеть аффекты и лишить их власти над человеческим умом, необходимо вырвать человека из существующего (обычного и привычного) порядка природы, часть которого он составляет. А это в полной мере возможно только после преодоления смертности тела, т. е. представления человеческим умом своего тела в форме вечности (V 30).
3. Отделение аффекта от представления внешней причины. Поскольку важнейшие аффекты – радость и печаль – сопровождаются идеей некоторой внешней причины, то для преодоления какого-либо волнующего нас аффекта необходимо отделить это душевное движение от имеющегося у нас представления о внешней причине и соединить его с другим представлением (V 2). Автор «Этики» не оставил нам подробного описания того, как заместить одно представление о внешней причине аффекта другой причиной, не совпадающей с первой. Предлагаемый им в данном случае рецепт излечения от аффектов представляется недостаточно эффективным, поскольку даже если мы заменим одно, связанное с аффектом, представление о внешней причине другим представлением, то сам по себе имеющийся аффект полностью не исчезнет, а только изменит свои свойства. Ведь и в этом, и в других случаях в качестве причины аффекта будет оставаться некий внешний для нашего восприятия феномен. А это значит, что основанием для того или иного состояния ума, т. е. его представления, или идеи, будет все еще не сам ум, а нечто внешнее ему, и потому наш ум не сможет рассматриваться как адекватная причина этой идеи, она окажется искаженной и смутной и будет наделять наш ум аффективной природой. Преодолеть аффект в полном смысле слова человеческий разум смог бы только в том случае, если бы сам стал адекватной причиной имеющихся у него идей, т. е. если бы они вытекали из одной только его природы. А это для отдельного человеческого разума невозможно.
Продолжая мысль о том, что для преодоления аффекта необходимо заменить одну внешнюю причину другой, истинной, в схолии к теореме 4 ч. V Спиноза предлагает связывать тот или иной аффект не с представлением о внешней причине, а с иными, истинными представлениями (veris cogitationibus). Ведь аффекты так или иначе выражают состояние нашего тела, а о любом состоянии тела всегда можно составить ясное и отчетливое, т. е. истинное представление. Поэтому и любой аффект также может быть представлен ясно и отчетливо. Правда, Спиноза ограничивает возможности человеческого ума, находящегося в ординарных условиях существования, утверждая, что ясно и отчетливо постигать характер собственных аффектов человек может не в абсолютном выражении, а только отчасти (ex parte), т. е. именно в пределах границ своей частной природы. Но даже такое ограниченное познание способно, по его мнению, уменьшить страдания, вызванные аффектом. Далее в схолии говорится, что замещение внешней причины истинными представлениями позволит преодолеть (уничтожить – destruantur) все виды аффектов, в том числе аффекты любви и ненависти. Как мы видим, даже аффект любви, при всей его видимой позитивности, у Спинозы особого восторга не вызывает. О сущности аффекта любви говорится в схолии к теореме 13 и в Определении аффектов (ч. III «Этики»). Любовь обладает позитивными свойствами в той мере, в какой она представляет один из первичных аффектов – радость (laetitia). В то же время неотъемлемым свойством обычной человеческой любви остается ее аффективная природа (вряд ли мы станем здесь спорить со Спинозой), ведь в понимании Спинозы этот род ординарной любви, радикально отличной от любви высшего рода, являет собой радость, сопровождаемую представлением о внешней причине (III 13 схол.). Поэтому, когда будет упразднена та или иная внешняя причина этой обычной, аффективной человеческой любви, ее саму заменит иной аффект любви – интеллектуальная любовь к Богу.
Возможность правильно постигать природу того или иного аффекта основана на том, что наш ум способен не только составлять идеи о состояниях тела (это и есть аффекты), которые всегда смутны и не могут быть адекватными, но и идеи об аффектах (идеи идей), которые отделены от представления тела. Именно такие идеи второго уровня, представляющие собой способ рефлексии ума над его аффективными состояниями, позволяют нам составлять адекватные представления об аффектах и тем самым управлять ими. В этом случае аффект становится объектом целенаправленного воздействия разума (IV 23).
Спиноза также замечает, что при правильном познании влечения и желания, связанные с аффектами, не будут становиться чрезмерными. Можно вспомнить, что одно и то же влечение, или желание, которым мы определяемся к какому-либо действию, способно сделать человека и активным (если оно возникает из адекватных идей), и пассивным (если оно возникает из идей неадекватных). Спиноза понимает под любовью желание (волю) к соединению с любимой вещью, но при этом саму эту волю определяет как удовлетворение (acquiescentia), возникающее у любящего вследствие присутствия любимой вещи. Оно способствует усилению аффекта радости и потому все равно остается связанным с внешней причиной. Как оказывается, для Спинозы совершенство нашего желания (воли) в аффекте любви, отличающее его от ординарной радости, связанной с представлением о внешнем объекте, определяется его истинностной мотивацией. Но последняя предполагает изменения также в характере самого предмета нашего стремления (желания), ведь в этом случае частный объект человеческой привязанности, пробуждающий аффективную страсть низшего порядка, замещается универсальным и бесконечным началом – Богом, – вызывающим в нас разумное стремление к себе. Но и в этом экстраординарном случае идеальная любовь-познание все же остается аффектом, поскольку возникает в человеческом уме под воздействием некоторой абсолютной и тем не менее внешней причины.
Исчезновение идеи внешней причины, способствующей формированию аффектов, имеет своим следствием упразднение оснований для формирования двух основных аффектов – радости и печали. Но вместе с ними исчезают и такие значимые для человеческой жизни переживания (аффекты), как ненависть и любовь, являющиеся пассивными состояниями человеческой природы, причиняющими людям наибольшие страдания (V4 схол.).
7.10. Познание как аффект
Истинное познание добра и зла само может представлять собой аффект, который способен по силе превосходить другие, смутные аффекты. Это познание добра и зла соединено с аффектами радости или печали, будучи формой их осознания, и является понятием, которое мы составляем об этих аффектах (IV 8, IV 14). Однако даже желание (способность к действию), возникающее из истинного познания добра и зла, определяется единственно человеческой способностью, а оно может быть подавлено могуществом внешних причин. Поэтому даже истинное познание не может породить желание, которое превосходило бы аффекты, порожденные порядком внешних причин (IV15).
Но, оказывается, есть особая форма истинного познания, которая превосходит обычный порядок вещей. Она описана Спинозой в теореме 29 ч. V «Этики», где говорится о том, что ум способен представлять вещи не только во времени, как это характерно для обычного порядка вещей, но и под формой вечности. В королларии к теореме 38 ч. II говорится, что человеческий ум может ясно и отчетливо (адекватно) постигать в вещах то, что является общим для них, а речь идет об атрибутах вещей, представляющих вечную и бесконечную сущность Бога. Таким образом, каждая отдельная вещь несет в себе частицу вечной божественной (атрибутивной) сущности, и именно на ее основе она может быть постигаема в вечности. В уме существует особый модус мышления, составляющий саму природу ума и причастный к вечности. Одновременно этот вечный модус мышления представляет сущность тела под формой вечности (V 23 схол.). Таким образом, оба главных атрибута субстанции – протяжение и мышление, – выражающие природу вещей, непосредственно и необходимым образом присутствуют в каждой отдельной вещи и могут быть постигаемы в акте интуитивного познания. Об этом удивительном даре человеческого ума – возможности непосредственного постижения самой сущности Бога – Спиноза говорит очень простыми словами: «Бесконечная сущность Бога и его вечность всем известны» (II47 схол.).
Что может изменить устоявшийся характер представлений нашего ума, препятствующий нам постигать сущность Бога? Новый аффект, превосходящий по силе обычные аффекты. Он возникает на основании третьего рода познания. Высшая добродетель ума состоит в познании Бога, а такой род познания придает человеческому уму свойственное его природе совершенство и сопровождается радостью — одним из главных и даже приоритетных аффектов ума и тела. Познание Бога под формой вечности определяется Спинозой как интеллектуальная любовь к Богу (amor Dei intellectualis). Интеллектуальная форма такого рода познания не лишает его аффективной природы – аффект радости от адекватного познания Бога сопровождается идеей о Боге как его причине. То есть познание Бога все равно остается для человека действием пассивным и несвободным, поскольку сам человек не может стать для самого себя причиной этой любви (Amor), радости (Leetitia) или блаженства (Beatitude), а во всем этом зависит от Бога как от своей причины. Не случайно Спиноза замечает, что такая любовь человека к Богу называется в Священных книгах славой, и в действительности не отличается от любви к славе, т. е. гордости (Gloria) (V 36 схол.). Это означает, что для человеческого ума его любовь к Богу представляет собой только часть той любви, которой Бог любит самого себя. В этом случае, как и во всех иных, за человеческим умом все равно сохраняется его частная, модальная природа, пусть даже под формой вечности17.