– Думаю, кому-то надо расстаться с плохими привычками. Ты никогда прежде так со мной не разговаривал.
И это верно, потому что Дэниэл был святым. Единственная его ошибка – то, что он взял да пропал. И во мне снова закипает гнев.
– Прошу прощения за мое несовершенство. – И усмотрев на лице Калеба виноватое выражение, начинаю развивать эту тему: – Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Каждый день оставляешь меня наедине с самим собой.
Теперь его глаза полны печали.
– Мне так жаль, что ты очень одинок, сын. Правда жаль.
Двадцать семь
Я все делаю правильно. Держу себя в руках, и отчаянно притворяюсь, и читаю книги Дэниэла – но ничего не меняется.
Каждый день я ковыляю по комнате, таща за собой цепь. Я перерыл все содержимое коробок Дэниэла. Разобрал фотографии Дэниэла, разложив их по возрасту. Дэниэл новорожденный на руках темноволосой женщины, должно быть, его матери. Дэниэл, в первый раз пришедший в детский сад. Дэниэл, задувающий десять свечей на торте. Я разложил фотографии по темам. Праздники: Дэниэл держит корзинку, полную пластмассовых пасхальных яиц. Дэниэл, одетый тираннозавром на Хэллоуин. Спорт: Дэниэл играет в тибол, в баскетбол, в футбол.
Я дремлю, весь день чувствую себя сонным, а иногда впадаю в панику и боюсь, что Калеб не вернется. Но он всегда возвращается. Он может отсутствовать тысячу часов, но потом обязательно приходит. И мы едим в моей комнате, и это еще хуже, чем одиночество, и в то же время лучше, чем одиночество.
Сегодня Калеб приносит нечто, называющееся пирогом Фрито – еще одно любимое блюдо Дэниэла. И, поглощая его, не могу не признать: он вкуснее, чем кажется на первый взгляд.
– Мм… папа? – говорю я, прожевав очередной кусок. – А где мои спортивные принадлежности? – Я отрепетировал эту реплику, и она звучит достаточно обыденно.
– Хорошая попытка, – хмыкает он. – Но если ты думаешь, что я позволю тебе играть во что-то дома, то очень ошибаешься.
– А можем мы пойти и поиграть на улице?
Лицо Калеба застывает, словно кто-то застукал его в самый неподходящий момент.
– Нет, – наконец произносит он. – Это пока не безопасно. Но я скажу тебе, что…
Он выбегает из комнаты и возвращается с пластиковой корзиной для мусора и небольшим мячом. Улыбаясь, кидает его мне, я выбираюсь из кровати и бросаю в корзину. И довольно сильно промахиваюсь.
И мы начинаем играть.
Калеб попадает в корзину раз за разом, но я почти каждый раз бросаю мяч мимо. Он кажется разочарованным, но это не разочарование, а скорее что-то зловещее. Дэниэл, по всей видимости, кидал мяч в корзину значительно лучше.
– Люди, которые забрали меня, ненавидели спорт, – говорю я. – Они не разрешали мне ни во что играть.
– Правда?
– Да… сэр.
– А чем же вы занимались?
– Э… – Обнаруживаю, что склоняюсь к правдивому ответу. – С мужчиной мы иногда смотрели кино.
– Но спортом не занимались?
– В общем-то, нет.
– Чушь какая-то! – взрывается Калеб и так сильно сжимает мяч, что он почти исчезает у него в кулаке. Понимаю, что прокололся, но не знаю, как исправить положение, потому что понятия не имею, где допустил ошибку. – Почему он не тренировал тебя?
Стараюсь не заикаться и не показать, что напуган.
– Не тренировал меня?
– Да! Они воруют спортивных, способных мальчиков и тренируют их. Вот почему они похитили тебя! Так почему вы не тренировались?
Так вот что думает Калеб? Он считает, что мои родители участвуют в некоем заговоре – крадут спортивных детей? Чего ради? Я так ошеломлен, что просто таращусь на него, но потом спохватываюсь и говорю:
– О. Да я тренировался. Просто я думал, ты имеешь в виду командные виды спорта. Он не допускал меня до них, но у нас был спортивный зал.
– Спортивный зал? – Калеб скептически приподнимает бровь.
– Да, и я каждый день занимался в нем. – В деталях рассказываю о поднятии штанги. – А еще у нас был бассейн – и беговая дорожка. Бегаю я быстро.
– Правда?
– Да, могу показать. Я… я… постоянно занимался спортом. Но в одиночку.
Он барабанит двумя пальцами по заросшему щетиной подбородку.
– В этом есть свой смысл.
Я продолжаю дрожать, но с облегчением выдыхаю.
– Они не хотели, чтобы ты сближался с кем-то, способным помочь тебе. – Он садится на край кровати, усталый и печальный. – Мне жаль тебя, Дэниэл. Эти чудовища не позволяли тебе заводить друзей.
Мозг сигналит мне «Кризис миновал» и «А теперь заткнись», но я понимаю, что должен добиться большего.
– Иногда мне этого не хватает. Я скучаю по детям моего возраста.
Он сочувственно кивает.
– Было бы клево опять стать членом команды. Подружиться с…
– Это не обсуждается. Не сейчас.
– Ну да. – Я не хочу торопить события. Внимательно наблюдая за ним, стараюсь говорить, как мальчик младше меня, лучше меня, без плаксивости, очень вежливо. – Я понимаю.
Двадцать восемь
Чей-то сумрачный голос проникает в мои сновидения и зовет меня: «Дэниэл, Дэниэл, Дэниэл».
Ворочаюсь под одеялом. Ноздри наполняются приятными запахами – пахнет патокой и корицей, – но потом я опять слышу тот же голос. Переворачиваюсь на другой бок и вижу, что дверь в мою комнату широко открыта.
– Дэниэл… – разносится по коридору голос Калеба. – Давай сюда.
Я, озадаченный, сажусь на кровати. Как, черт побери, я сделаю это? Но потом чувствую легкость в лодыжке. Откидываю одеяло – цепи на мне нет. А это может означать только то, что Калеб тихонько проскользнул сюда и снял с меня оковы, пока я спал.
– Дэниэл!
Торопливо ступаю на пол – он такой холодный, что жалит ноги. С нарастающим страхом выхожу в коридор, лодыжки у меня болят. Когда я был здесь в прошлый раз, то попытался сбежать.
– Эй? – зову я.
Нет ответа.
Я осторожно иду дальше по коридору и вспоминаю о домах с привидениями, к которым всегда питал особую любовь. Такой же длинный, узкий коридор, такая же дрожь в теле и готовность к чему-то пугающему.
Калеб выпрыгивает откуда-то и встает у меня на пути. На нем красный спортивный костюм, на подбородке фальшивая белая борода.
– ХО! ХО! ХО!
Я вскрикиваю и хватаюсь за сердце.
Он смеется и тянет бороду вниз.
– Это я!
Массирую грудь кончиками пальцев.
– Знаю… Я просто…
Он отпускает бороду, и она снова оказывается у него на подбородке.
– Иди со мной.
Все еще пошатываясь, следую за ним в обитую деревянными панелями гостиную. У стены стоит искусственная елка, опутанная гирляндой лампочек всех цветов радуги. Под елкой навалены запакованные подарки. Невозможно, чтобы сегодня было Рождество. Это означало бы, что я пробыл здесь вот уже два с половиной месяца, что на хрен невозможно.
Смотрю на Калеба. Могу поспорить, он улыбается под своей фальшивой бородой – ему, похоже, нравится мое шоковое состояние. Мне приходится скрывать охвативший меня ужас. Если бы я действительно был Дэниэлом, то разволновался и обрадовался бы. Я бы сказал: «Можно открыть их?»
Надеюсь, что говорю восторженно, и в то же самое время пугаюсь, что в моем голосе звучит страх.
Калеб криво усмехается.
– Ты всегда просил об этом слишком рано.
Во мне просыпается надежда. Может, сейчас действительно рано для рождественских подарков. И до Рождества еще недель шесть.
– Сегодня сочельник, – говорит он.
Во рту у меня становится кисло. В сочельники мама всегда устраивает роскошные вечеринки. На них собираются мои дедушка и двоюродная бабушка, любимая мамина двоюродная сестра Луанна, люди с маминой работы. А пока отец не ушел от нас, на такие вечеринки приходили гости и с его стороны.
– Ну да ладно, – говорит Калеб. – Можешь открыть один.
– Ч-что?
– Можешь открыть один подарок, – поясняет он и милостиво улыбается.
Подхожу к елке. Под ней лежат с дюжину подарков самого разного размера. Поднимаю глаза на Калеба и вижу, что он пристально наблюдает за мной. Для него важно, какой подарок я выберу. Сделав глубокий вдох, вытягиваю руки и легко ощупываю пакеты, словно в руках у меня счетчик Гейгера. Закрыв глаза, пытаюсь думать, как Дэниэл. Если он жив, то я прочитаю его мысли. Если он мертв, я вызову его дух. Скажи мне, Дэниэл, какой подарок ты хочешь?
Большой.
Это слово так отчетливо звучит у меня в голове, что я вздрагиваю.
Останавливаюсь на самом большом подарке.
– Можно открыть вот этот?
Калеб улыбается:
– Думаю, да.
Сажусь на колени и собираюсь разорвать оберточную бумагу, словно нетерпеливый мальчик восьми лет, но что-то останавливает меня. Вспоминаю ровный почерк Дэниэла, прямые линии под его подписью. Дэниэл не похож на обычного ребенка. Он аккуратен. Значит, я должен быть таким же.
Ногтями сдираю клейкую ленту. Это совсем не сложно. Клей превращается в труху, когда я провожу рукой по шву. Калеб одобрительно качает головой, и я вздыхаю с облегчением. Я все делаю правильно.
Бумага падает на пол, и я вижу картонную коробку, на которой нарисована туристическая палатка цвета хаки.
– Мы пойдем в поход? – На этот раз мое волнение совершенно искренне.
Калеб не отвечает, и я начинаю бояться, что разволновался слишком уж сильно. Наконец он кивает.
– Пойдем. Как только станет тепло.
– Как тепло?
– Вопросы из тебя сегодня так и сыпятся. – Счастливое выражение исчезает с его лица.
Я опускаю глаза, но он по-прежнему внимательно смотрит на меня. Я чувствую это.
– Я… просто мне ужасно нравится моя палатка. Не могу дождаться, когда буду пользоваться ею.
– Знаешь что… – Его голос спокоен, и я отваживаюсь снова взглянуть на него. – Как насчет того, чтобы поставить ее в гостиной?
– Урааа! – кричу я.
Дети кричат ура? А Дэниэл кричал?
Калеб улыбается, и я решаю, что кричал.
Он достает что-то из кармана красных спортивных штанов. Это перочинный нож. Когда Калеб разрезает коробку, мои глаза прикованы к лезвию, я представляю все то, что можно сделать с его помощью. Калеб достает палатку, приводит в действие механизм, и она раскрывается.