Она продолжает рассказывать мне о семье и говорит, что надеется, что я когда-нибудь встречусь с ними.
– Я бы хотел этого. Когда это будет безопасно.
– Да, – соглашается она. – Когда будет безопасно.
Мы снова проголодались. Она передает мне упаковку круглых крекеров, но сначала мы должны сказать спасибо. Пенни говорит, что это очень важно. Ее молекулы движутся в каком-то непонятном мне направлении.
– Что ты делаешь?
– Крещусь.
– Как это?
Она берет мою кисть и двигает ею, а потом я жую крекеры, а она ест что-то мягкое, пахнущее яблочным пюре. Мы запиваем еду теплым апельсиновым соком с мякотью, а потом она расстилает одеяла и ложится.
Я кладу голову на подушку рядом с ее головой.
Она делает выдох.
Я делаю вдох.
– Пенни?
– Да?
– А Иисус правда Божий сын?
– Правда.
– И Бог распял его?
– Люди, – сонно вздыхает она. – Его распяли люди.
– Но Бог позволил им?
– Да… ради нас.
– Но я не хочу, чтобы он делал это.
– Что делал?
– Страдал.
– Но он страдал. Ради нас.
– А Бог действительно отправил Люцифера в ад, потому что тот спорил с ним?
– Люцифер восстал… – Она зевает. – Против Бога.
– Почему?
– Он считал себя равным Богу. Он был одержим гордыней.
– А почему они не помирились?
– Не думаю, что они могли это сделать.
– Но Люцифер мог извиниться. Или Бог мог простить его. Почему они не поступили так?
– Не знаю.
– А что, если бы Иисус сделал что-нибудь действительно плохое? Прогнал ли бы его Бог и стал ли бы он Сатаной в его собственном аду? Что, если бы он сговорился с Люцифером и они выступили бы вдвоем против одного?
– Давай немного отдохнем. Думаю, уже поздно.
– А может, рано. Может, солнце сейчас не светит.
– Да… может быть.
Но я чувствую, что она устала, и потому говорю:
– Нужно поспать.
Она тяжело вздыхает:
– Спокойной ночи, Дэниэл.
– Спокойной ночи, Пенни.
Придвигаю голову к ее голове, но боюсь погрузиться в сон.
Что, если Сын сделает нечто такое, чего не сможет простить ему Отец?
Она говорит, что ее полное имя Пенелопа, но брат зовет ее Пенни, а имя ее брата Николай, но она зовет его Никелем. Она говорит, это получилось случайно.
– У тебя есть отец? – спрашиваю я.
– Да. Но…
– Что?
– Он умер.
Сжимаю ее мягкую ладонь.
– Мне очень жаль.
– Дэниэл, я нужна своей маме. Действительно нужна.
Сжимаю ее руку сильнее, и Пенни делится со мной одним своим воспоминанием. О том, как она в первый раз пошла в среднюю школу, как ее мама заплела ей волосы в длинную французскую косу. Она говорит, ее мама умеет делать очень красивые прически.
Я улыбаюсь.
– Моя мама тоже любила причесывать меня. Отводила к большой специалистке в этом деле. К женщине… но я не помню, как ее зовут.
– Твоя мама? Но ты же сказал?..
– Что?
– Просто… Это не важно.
Любимая погода Пенни – дождь. Любимое время года – весна. Она любит бывать на улице.
– А мне нельзя выходить на улицу, – говорю я.
– Никогда?
– Никогда.
– Но, Дэниэл… это неправильно.
– Он должен прятать меня.
– Почему?
Теперь мне холодно, холодно, холодно. Я дрожу. Она тянется ко мне.
– Неправильно с его стороны держать тебя в подвале.
Она не понимает. Она плохо думает о моем отце, а это неверно.
– Нужно рассказать кому-нибудь об этом.
У меня начинают стучать зубы.
– Дэниэл, мне нужно, чтобы ты выслушал меня. – Она гладит меня по голове, и мне от этого так хорошо, что тело обмякает. – Твой отец… он пришел в ресторан, где я работаю.
– А что ты делаешь в ресторане, в котором работаешь?
– Обслуживаю столики. Слушай дальше. Твой папа пришел и…
– Какую еду он заказал?
– Дэниэл, выслушай меня.
Я сержусь. Хочу знать, что он ел.
– Я принимала у него заказ, и он спросил меня, не знаю ли я кого-нибудь, кто мог бы присмотреть за его сыном.
– За мной.
– Да. Я сказала ему о Ники, о том, как хорошо умею обращаться с детьми, и, когда моя смена закончилась, мы с ним вместе пошли на стоянку.
Мой желудок завязывается узлом. Я вою. Пенни продолжает гладить мне волосы.
– Я диктовала ему свой номер телефона, и… – Ее дыхание прерывается. – Он схватил меня. Он… он вколол мне что-то.
Я мотаю головой. Нет. Нет. Нет. Он не плохой человек.
– Дэниэл, он похитил меня, и он держит тебя здесь взаперти. Нам нужно выбраться отсюда.
– Но мы не можем.
– Можем. Когда он вернется, мы что-нибудь с тобой предпримем.
– Что-нибудь?
– Мы должны одержать над ним верх.
– Как?
– Мы будем ждать под дверью, и когда он откроет ее…
– Мы ударим его?
– Нам нужно выбраться отсюда.
Я начинаю плакать:
– Ты хочешь, чтобы я сделал больно своему отцу?
– Я просто хочу оказаться дома!
Оторвав руки от ее рук, ухожу в темноту.
– Дэниэл, послушай меня…
– Нет! Ты чудовище.
– Дэниэл, пожалуйста.
– НЕТ!
Надеваю на голову свой шлем.
Никаких мыслей. Никаких звуков.
Ничего.
Ничего.
Ничего.
Спустя вечность или один миг слышу, как шуршат пакеты. Слышу благодарственную молитву, слышу, как Пенни ест и глотает, а потом спрашивает:
– Ты проголодался?
Я не отвечаю. Я все еще зол на нее, но в то же время хочу быть рядом с ней, хочу, чтобы моя голова лежала у нее на коленях, а ее рука дотрагивалась до моих волос. Я ползу к ней, а потом отползаю от нее.
– Дэниэл…
Мое тело разворачивается к ней.
– Прости меня, – говорит она.
Подползаю ближе.
– Я больше не буду говорить об этом. Хорошо, Дэниэл? – Касаюсь ее руки, и Пенни позволяет положить голову ей на бедро. Гладит меня по голове, снимает волосы со лба и заправляет за ухо.
– И ты меня прости. – Протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев ее лица. Щеки у нее мокрые. – Прости меня, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты плакала.
– Все хорошо, мы в порядке. Мы помирились?
– Да. Помирились.
– Хорошо. Хочешь есть?
Она кладет мне в ладонь печенье. Откусываю от него и корчу гримасу. Это овсяное печенье. Я его не люблю, но я голоден и потому съедаю одну штучку. Пенни продолжает гладить меня по голове, пока я жую, но ее пальцы замирают, потому что над нашими головами раздается какой-то скрип.
– Дэниэл? – Ее голос дрожит.
– Нет, – говорю ей, быстро принимая сидячее положение. – Это хороший звук!
С лестницы слышны тяжелые шаги.
Дверь распахивается, давая место ослепляющему треугольнику света.
– Идите сюда, – слышу я голос своего отца.
Помогаю Пенни встать, и мы вместе поднимаемся по лестнице. Мои глаза вспоминают, как воспринимать свет, я узнаю силуэт отца и бросаюсь в его объятия.
– Я скучал по тебе! Я скучал по тебе! Я скучал по тебе, – бормочу я в его плечо.
Он тихо вздыхает:
– Я тоже скучал по тебе.
Поворачиваюсь к Пенни. Мы моргаем и впервые видим друг друга. У нее длинные темные волосы, карие глаза и круглые щеки.
Она такая красивая.
Пенни вытирает влажные щеки, и внезапно ее глаза широко распахиваются, она выдыхает:
– Сайерс.
Пятьдесят
Я сижу за столом с отцом и с Пенни, но не помню, как мы садились за него. Помню, как мы стояли наверху лестницы и она сказала что-то – что-то плохое, – а затем я сразу оказался здесь.
Мы с папой сидим на своих обычных местах, а Пенни – на кресле на колесиках. Мы молча едим. Горячая еда, а не печенье; это очень вкусно, вот только мой желудок отвык от такого количества пищи. У меня по-прежнему все расплывается перед глазами, но я не могу не наблюдать за Пенни. В подвале я видел ее только в своем воображении, а теперь она реальна.
– Ешь, Дэниэл, – приказывает папа, и его голос звучит резче, чем обычно, потому что я отвлекаюсь от еды.
Отправляю в рот ложку с супом, и тут Пенни говорит:
– Ну… – Ее голос кажется выше, чем в подвале. – Теперь, когда вы вернулись, думаю, я могу поехать домой.
Я сажусь прямее:
– Ты покидаешь нас?
– Нет, – говорит отец. – Она не уезжает.
Я с облегчением вздыхаю:
– Хорошо.
Пенни, изучая свою тарелку, шевелит губами, словно молится. Затем поднимает на нас свой решительный, но дружелюбный взгляд.
– Я могу приезжать и присматривать за Дэниэлом, когда будет нужно. Я не против.
Папа смотрит на нее, взгляд у него тяжелый:
– Мой сын говорил тебе, почему он не выходит из дома?
– Нет.
– Главное для меня – его безопасность.
– Понимаю, – отвечает Пенни. – И согласна с вами. Я не сделаю ничего, что может…
– Может что?
– Что может навлечь на меня опасность, – заканчиваю я мысль Пенни.
– Верно, – улыбается мне папа, а затем твердо смотрит на Пенни. – А твой отъезд опасен для него.
– Но я не…
– Мой ответ «нет»!
После ужина я спрашиваю папу:
– Можно я покажу Пенни мою комнату?
Его глаза сужаются, будто он хочет ответить отрицательно, но потом медленно кивает:
– Думаю, можно.
– Ура-а-а! Пошли, Пенни.
Она идет за мной в мою спальню, и я направляюсь прямо к городу из «Лего», который построил перед папиным отъездом, но тут меня настигает то самое слово:
– Сайерс.
Я разворачиваюсь и смотрю ей в лицо.
– Сайерс…Сайе… Не могу поверить, что это ты… Не верю своим глазам.
У меня мороз по коже.
– Н-нет. Меня зовут…
– Твоих родителей показывали в новостях, и твой друг Люк…
– Нет.
Падаю с вершины горы. Тру кулаком висок, сильнее, еще сильнее.
У Пенни широко распахиваются глаза.
– Прости. Только не надо так, ладно? – Она оборачивается на дверь, ее голос звучит испуганно: – Я… Я хочу увидеть твои вещи. Просто покажи мне свои вещи. – Она хватает что-то с моей полки. – Вот это! Что это такое?