Я медленно опускаю кулак.
– Окно.
– Окно?
– Это как окно. – Подношу стереоскоп к ее глазам.
– Видишь?
– Да.
– Через него можно увидеть красивые места.
– Это… красиво.
– Дэниэл? – Папа просовывает голову в дверь. – Пора спать.
– О’кей. – Подхожу к кровати и стаскиваю покрывало. – Ты можешь лечь с этой стороны, Пенни.
– Нет, – зло выпаливает папа. – Она не может остаться здесь.
– Почему? В подвале мы…
– Хватит спорить со мной, молодой человек, и перестань корчить недовольную физиономию.
Я перестаю хмуриться.
– Пожелай ей спокойной ночи, Дэниэл.
Грудь Пенни начинает быстро подниматься и опускаться, но я делаю так, как он велит мне. Говорю:
– Спокойной ночи, Пенни.
И смотрю, как она выходит с ним из комнаты.
Вернувшись, папа пододвигает свое кресло к моей кровати.
– Значит, здесь у нас девушка. Она тебе нравится?
– Да, сэр, – осторожно отвечаю я.
– Это хорошо. Я привез ее для тебя.
– Спасибо. Где она?
– Внизу.
У меня отвисает челюсть.
– Она сделала что-то неправильное?
– Просто у меня пока что нет подходящего для нее места.
В этом нет смысла: здесь стоят диван и моя кровать, да и одной Пенни в подвале страшно. Но папа не похож сам на себя, и я боюсь спорить с ним.
– Папа… что-то случилось?
– Ты о чем?
– Ну, тебя ведь не было.
Его взгляд становится пустым:
– Умер мой отец.
– О нет. – Совсем как отец Пенни. – Мне очень жаль. – Это так ужасно, что отец может умереть. Не знаю, что я буду делать, если что-то случится с моим папой.
– Ты последний, – говорит папа.
– Последний?
– Последний, в ком течет моя кровь.
Просыпаюсь с мыслью о Пенни; войдя в гостиную, нахожу ее там. Она сидит за столом, волосы у нее мокрые, на ней моя одежда. Я подбегаю к ней и сажусь как можно ближе, чтобы чувствовать запах мыла на ее коже.
– Привет, Пенни, – говорю я, но она не отвечает мне.
К нам присоединяется папа, и я ем вафли с большим количеством сиропа, он пьет кофе, но Пенни, похоже, не голодна – она не притрагивается к еде.
Когда я приканчиваю все, что лежит у меня на тарелке, папа встает и берет свой термос.
– Ты помнишь, что я тебе сказал?
– Сэр? – Но потом слежу за его взглядом и обнаруживаю, что он смотрит на Пенни, которая медленно кивает ему.
Папа тоже кивает ей, а затем треплет меня по голове.
– Веди себя хорошо сегодня.
– Я всегда веду себя хорошо.
Он с легкой улыбкой хмыкает и уходит, закрыв за собой сейфовую дверь. Я вскакиваю на ноги.
– Чем мы будем заниматься, Пенни?
Но она по-прежнему молчит. Наверное, устала. Цепь на ее лодыжке слишком коротка, чтобы она могла сесть на диван, и потому я тащу диван к ней. Одна его деревянная ножка шатается, и мне приходится двигать его осторожно, дюйм за дюймом. Пододвинув его достаточно близко к Пенни, говорю ей:
– Ты можешь лечь на него.
Она поднимается со стула и падает на диван. Как только ее голова касается диванной подушки, ее веки смыкаются. Да, она очень устала. Укрываю ее и слушаю целых два фильма, прежде чем она наконец просыпается.
– Хочешь есть? – спрашиваю я.
Она, медленно моргнув, кивает.
Папа оставил нам бутерброды с колбасой и сыром и пакет «Фритос». Выкладываю все это на тарелку и сажусь на диван рядом с ней. Пенни крестится, я тоже, а затем она начинает есть, медленно отдирая от хлеба корку.
– Раз тебе стало лучше, Пенни, мы можем чем-нибудь вместе заняться. – Показываю на стопку настольных игр и на мелки, на акварель и бумагу. – Нам с тобой будет весело, обещаю тебе.
– О’кей, – тихо говорит она, и я чувствую себя счастливее, чем когда-либо.
Это просто прекрасно, это просто блаженство, это просто мы.
– Ты двигал диван? – спрашивает папа, едва войдя в гостиную.
– Да, сэр. Чтобы Пенни могла сидеть рядом со мной.
Он вряд ли доволен этим, но снимает с ее ног цепь и разрешает нам читать книжки в моей комнате, пока он готовит ужин. Поев, мы усаживаемся на диване перед телевизором – я сижу посередине, расслабленный и счастливый, и не знаю, к кому из них мне лучше прислониться.
Когда фильм заканчивается, папа говорит, что пора спать.
По лицу Пенни видно, что ей становится очень страшно, и у меня скручивает желудок.
– Папа?
– Хм-м?
– Мне кажется, Пенни лучше не спускаться вниз.
– Так будет правильно? – хмурится он.
– Э… да, сэр.
Он, поднявшись с кресла, нависает надо мной.
– Это тебе решать?
Перевожу взгляд с папы на Пенни и обратно.
– Нет, сэр. Я думаю, нет.
– Ты думаешь? – Он буравит меня взглядом до тех пор, пока я не опускаю глаза.
– То есть, конечно, нет.
Папа, стоя надо мной, вздыхает.
– Она может спать на диване.
– Правда? Спасибо! – Я обнимаю его за талию.
Он кивает и начинает надевать ей на ноги цепь, а я бегу в свою комнату, хватаю любимые одеяло и подушку и возвращаюсь в гостиную.
– Держи, Пенни.
Она берет все это у меня, и я широко развожу руками, но папа хватает меня за плечо.
– И что, скажи на милость, ты делаешь?
– Просто хочу обнять ее…
– Не надо, – рявкает он и сжимает мою руку еще сильнее.
Смотрю на Пенни. Она смотрит на происходящее большими глазами. Как только папа отпускает меня, я бегу в свою комнату и ложусь в постель. Секундой спустя он врывается ко мне – такой сердитый, что я вжимаю голову в подголовник.
– Так теперь и будет продолжаться? Ты будешь перечить мне из-за этой девицы?
Мой большой палец тянется ко рту.
– Дэниэл… – смягчается он и проводит рукой по лицу. – Я просто не хочу, чтобы ты привязывался к ней, вот и все.
– Почему не хочешь?
– Потому что ее не должно быть здесь, когда все пойдет вспять.
– А я думал, это уже произошло.
– Нет… еще нет.
– А что тогда будет с Пенни?
– Это не важно. Имеем значение только мы с тобой.
Пенни по-прежнему много молчит, так что, пока папа на работе, я стараюсь чем-то занять ее. Показываю ей мой стереоскоп и «Лего». Роюсь в книгах на полках.
– Видишь? Это моя любимая. «Языки мира». Я учу сразу все. А ты говоришь на каком-нибудь?
– Я… я говорю по-испански.
– ¿De verdad? – взволнованно улыбаюсь я ей. – ¡Yo también hablo espanol! – Листаю тонкие страницы. – Слова – это код. Если ты выучишь эту книгу наизусть, то сможешь понимать кого угодно.
– Ты учился говорить по-испански по этой книге?
– Да. А ты?
– Мой отец родом из Гватемалы. Ты говоришь с акцентом… правильному произношению трудно научиться по книге. – Пенни медленно исследует комнату, цепь тянется за ней, потом она останавливается и кладет ладонь на глобус.
– Ты путешествовал?
– Где?
– Ну где-нибудь.
– Не знаю.
Она крутит глобус и останавливает его кончиком пальца.
– Ты был в Аргентине?
– Не уверен.
Она снова крутит его.
– А во Франции?
– Э…
– В Италии?
Перед глазами мелькает миллион картинок, словно я смотрю в стереоскоп на дикой скорости.
– Да.
– Ну и как там?
– Я был там не в реальности. А в воображении.
Она с задумчивым видом изучает меня, а затем снова принимается крутить глобус.
– А в Исландии ты был – в воображении?
Покрываюсь гусиной кожей.
– Не люблю холодные места.
– Там не так чтобы холодно.
– Ты там была?
– Только в воображении. – Вид у нее печальный. – Нам показывали фотографии на уроке географии. Я думала, она похожа на Антарктику, но на самом деле там очень красиво и много зелени. Если у нас будут деньги, мы поедем туда.
– Ты и я?
– Ну, я имела в виду маму, Никеля и себя, но ты тоже можешь поехать.
– Тогда мне нужно подучиться! На каком языке говорят в Исландии?
– На исландском.
Я смеюсь. Она подшучивает надо мной.
– Нет, правда, – стоит на своем она, и я листаю любимую книгу.
– О! Какие интересные буквы.
– У них есть одно приветствие, – говорит Пенни. – Не знаю, как сказать это по-исландски, но в переводе получается «спасибо тебе за прошлый раз».
Просматриваю страницы, но не могу найти такую фразу.
– Это то же самое, что «здравствуй»?
– Вроде того. Ты говоришь это друзьям при встрече. Типа… ты помнишь, как хорошо вам было в вашу последнюю встречу. – Она ласково улыбается мне: – Хорошо, правда?
Я улыбаюсь ей в ответ:
– Да.
Мы с Пенни сидим за столом, перед нами мелки и бумага. Она рисует маленького мальчика с темно-русыми волосами и карими глазами. А я рисую парусник.
– Дэниэл? – окликает она меня, не поднимая головы.
– Что?
– У тебя есть ключ?
– Ключ?
– Вот от этого. – Она вытягивает ногу, гремит цепью, и меня пронимает дрожь. Я почти забыл, что на ней цепь, и мне хочется сделать вид, что мы с ней совершенно свободны, как дети из книжки.
– Нет.
– А ты знаешь, где он?
– У папы. А это Никель?
Она кивает и рисует дальше. Бассейн, окруженный пальмами, и розовые фламинго.
– Николай любит воду. – Ее губы трогает легкая, как отблеск свечи, улыбка. – Ему пока что нужны надувные нарукавники, но он… скоро научится прыгать с вышки. Он настраивает себя на это, понимаешь? – На ее глаза наворачиваются слезы.
– Пенни, в чем дело?
– Мне нужно к нему.
– Но папа сказал, что это невозможно.
Она вытирает слезу на щеке.
– Пожалуйста, не грусти. – Руки у меня подергиваются: мне так хочется обнять ее. – Может, папа передумает. И отпустит тебя ненадолго, если только ты уйдешь недалеко. Где твой дом?
– Лорел.
– Лорел? Но такого места в действительности нет.
– Есть. Я помню тебя. Мы ходили в одну школу.
– Что? Нет, мы…
– Пожалуйста, выслушай меня. Этот человек похитил тебя, и если мы…