Люк. Его светлые волосы аккуратно причесаны, на нем вместо майки со «Звездными войнами» простая белая рубашка поло. На меня большой волной накатывают воспоминания.
Люк: ему то ли пять, то ли шесть лет, улыбается как безумный, у него не хватает передних зубов.
Я и Люк: семь или восемь, в костюмах штурмовиков на Хэллоуин.
Снова я и Люк: девять или десять, мы в моем кинотеатре смотрим на экран, полный звезд.
Пенни была права: Люк реален.
Эти воспоминания не стерты из памяти, они – здесь. Все они здесь.
Мое зрение проясняется.
Губы Люка крепко сжаты, он оглядывает кафе, его глаза встречаются с моими – и его руки падают вдоль тела, словно ему вручили пару тяжеленных камней.
Целую минуту Люк стоит неподвижно, и я начинаю гадать, очухается ли он. Потом он пересекает зал и пододвигает к столику стул. Одни ребята здороваются с ним, других явно впечатляет его появление, и я не понимаю, в чем тут дело. Такое впечатление, что он тоже куда-то пропадал на год.
Он ничего мне не говорит.
– Люк? – наконец обращаюсь к нему я.
– О. Привет. – Голос у него удивленный, словно он сел рядом со мной случайно, словно он только что заметил мое присутствие. Его взгляд скользит по мне, а потом он снова отводит его.
Обиженный и сконфуженный, сажусь на свое место. Начинаются малопонятные разговоры.
– Твои волосы… – говорит одна из девушек. – Они никогда не были такими длинными.
Я понятия не имею, хорошо это или плохо, и потому не могу сообразить, что лучше: поблагодарить или промолчать. Я подумываю, а не сказать ли ей, что мне долгое время не было позволено брать в руки ножницы и что даже сейчас, когда запрет уже не действует, я по-прежнему не способен на это.
Кто-то с интересом спрашивает:
– И что ты собираешься теперь делать, когда вернулся?
Теперь, когда я вернулся? Я привык фантазировать об избавлении. Прокручивал в голове фильмы, в которых людей похищают, потом освобождают, но на этом все и заканчивается. После этого ничего нет.
Все смотрят на меня, ждут, что я отвечу.
– Он поедет в Диснейленд, – говорит Люк, и сарказм в его голосе сбивает меня с толку.
Напряженное молчание длится до тех пор, пока какой-то парень, которого я не узнаю, не нарушает его.
– Ты расскажешь нам, что произошло? В интернете…
– Заткнись, Брэкстон, – обрывает его Люк. – Он не обязан нам ничего рассказывать.
– Да я просто спросил. Остынь.
– Сайе действительно не обязан что-то рассказывать, – соглашается Бриа. – Если только он не хочет этого…
– Ага, потому что мы приехали из-за тебя. Чтобы тебя выслушать.
Теперь все смотрят на меня блестящими жадными глазами.
У меня болят лодыжки. Ботинки жмут. Кто-нибудь заметит, если я их сниму? И что будет, если заметит? Наклоняюсь, чтобы развязать шнурки, и тут кто-то хватает меня сзади, и утробный голос гремит мне в ухо:
– Срань господня, ты действительно вернулся.
Стараюсь выровнять дыхание, а тем временем огромный парень с густыми черными бровями выдергивает из-под меня стул.
– А все думали, тот паршивый лузер убил тебя.
– О боже, Гаррет прав, – говорит Бриа. – Полиция считала, что Диллон Блэр и его друг…
– Эван Замара, – подсказывает кто-то.
– Эван стал таким сексуальным, – говорит какая-то девушка, но, когда ее соседка произносит тихое «Фу, Марисса», быстро поправляет себя: – То есть был бы, не будь он Эваном Замарой.
– Полицейские пришли к выводу, что Эван тут ни при чем – у него вроде как алиби.
– Но что касается того рыжего парня, Блэра, все говорят, его родители типа обанкротились, расплачиваясь с адвокатами.
– Так ему и надо, – фыркает Бриа. – Он угрожал убить тебя.
И я вспоминаю.
Блэр выталкивает меня на середину коридора.
Блэр кричит: «Богом клянусь, ты заплатишь за это!»
– Не сомневаюсь, этот парень ненавидит тебя, – хихикает кто-то. – На твоем месте я боялся бы повстречаться с ним в темном переулке.
Все опять молчат, а я слежу за направлением их взглядов, устремленных на… как там его зовут?
– Брэкстон, – рычит Люк.
Верно. Брэкстон.
Сидящие за столом хмуро смотрят на него, пока Гаррет не произносит:
– О чем, твою мать, вы все толкуете? – Он бьет меня в плечо, привлекая к себе мое внимание.
– В конце-то концов, чувак, тебя похитил серийный убийца!
Серийный убийца.
Никто прежде не называл так Калеба – по крайней мере, в моем присутствии.
Мне кажется, это неправда. Он не такой. Он… я не знаю.
Гаррет смотрит на меня прямо-таки с обожанием.
– Я не сомневался, твою мать, что ты удерешь от него. – И он вещает что-то о том, что выживают только сильнейшие, окружающие поддакивают ему на разные голоса, клянутся, что они тоже знали, что я обязательно спасусь, что, наверное, все это время я вынашивал хитрый план побега. Вскоре все голоса сливаются в одну сплошную какофонию, но я вычленяю из нее такую вот фразу:
«Никто не способен покончить с Сайерсом Уэйтом».
Шестьдесят девять
Когда я возвращаюсь в школу, все смотрят на меня иначе. Не с неловкостью и жалостью, а с неприкрытым восхищением, словно я совершил нечто немыслимое. Я единственный выживший среди многих жертв. И я не только не сломлен – но возвысился над собой.
Я должен быть благодарен моим старым друзьям за такое отношение, потому что, когда вчера вечером я впервые после своего возвращения открыл интернет, моя фотография, которую сделал тот мальчик, была повсюду.
Я снова и снова натыкался на худое, бледное лицо, состоящее почти из одних глаз. Я не узнавал их. В большинстве постов эта фотография соседствовала с моей фотографией, сделанной в десятом классе, и хотя я знаю, что сильно изменился с тех пор, но два этих снимка, оказавшись рядом, производили неизгладимое впечатление.
А комментарии…
«Бедный мальчик, наверное, этот монстр истязал его».
«Теперь он может начать выздоравливать».
«Рад, что он в безопасности».
«Он никогда не станет прежним».
– Что это на тебе? – смеется Бриа, найдя меня в коридоре после четвертого урока.
Я не понимаю, в чем дело, пока она не проводит пальцем по моему свитеру в красно-серую полоску.
– Это твой новый лук? – спрашивает она, словно считает, что отлично пошутила, но мне этот свитер нравится. Он мягкий, уютный, пахнет дождем. Мисс Уэллс выудила его из коробки с забытыми вещами, увидев, что я дрожу от холода. Я ничего не отвечаю Брие, и она опять смеется: – Вперед, мы едем обедать.
– Не думаю, что мне можно покидать территорию школы.
– Да ладно. – Бриа с игривой улыбкой округляет глаза. – Разве кто-то способен остановить тебя? – Она берет меня за руку и ведет на стоянку. – Где твоя машина?
– Меня привезла сюда мама.
Уголки ее губ опускаются, словно от разочарования, но она говорит:
– Все нормально. Поедем на моей. – И скоро мы подъезжаем к ресторанчику фастфуда. Бриа глушит двигатель и поворачивается ко мне, взгляд у нее сосредоточенный, настойчивый.
– Ч-что такое? – спрашиваю я.
– Я действительно скучала по тебе… – Она отводит волосы от моего лица, словно хочет, чтобы они лежали, как прежде. – Пока тебя не было, я все время вспоминала нашу последнюю встречу. И жалела, что не осталась. Я хотела бы, чтобы мы наконец… ну, ты понимаешь… – Она наклоняется ближе ко мне. – И до сих пор хочу.
Повисает напряженная тишина.
А потом она целует меня.
Я пытаюсь выровнять дыхание, а она просовывает язык мне между губ, и сердце у меня начинает бешено колотиться. Мне кажется, я испугался.
Бриа отстраняется от меня.
– Что не так?
– Все так.
– Усе? – хихикает она. – Боже, у тебя появился акцент.
– Правда? – А я и понятия не имел, что говорю теперь не как прежде.
– Ага. – Она достает из сумочки блестящий черный тюбик. – Надо немного подвести глаза. – Но она медлит, и я понимаю, что ей хочется накрасить глаза мне.
– О, – наконец выдаю я.
– Ты не против?
– Если хочешь.
Она проводит щеточкой по кончику своего мизинца и просит:
– Посмотри вверх.
Я смотрю вверх.
Она прижимает палец к коже у моего глаза и начинает размазывать тушь.
И улыбается:
– Так гораздо лучше.
Но я вовсе не чувствую себя лучше. Обвожу взглядом переполненный ресторанчик, где меня приветствуют те же посетители, что и в «Джава шайн». Мы заказываем бургеры и садимся за столик. Я потягиваю кока-колу, давясь углекислым газом и чувствуя, как ударная доза сахара – сказывается на сердцебиении.
– А, приветствую вас, госпожа президент, – обращается кто-то к направляющейся к нам девушке. Она высокая и красивая, у нее вьющиеся русалочьи волосы и серьезный взгляд. Лекс.
Она смотрит на меня, и ее рот приоткрывается, но она не произносит ни звука.
– Сайе, – наконец выговаривает она. – Как дела?
– Я… все хорошо.
– Ты хорошо выглядишь. – Такое обычно говорят людям после выписки из больницы, но мне кажется, она искренна.
– Спасибо. А ты теперь президент?
Между ее бровями обозначается озадаченная морщинка.
– Ну… школьного совета.
– Это хорошо. Прими мои поздравления. А Люк тоже здесь?
Брэкстон громко фыркает:
– Биуокер, наверное, заучивает где-то отрывки из «Библии».
Биуокер? Ах да. Я и забыл, что Люка так называют.
Лекс смотрит на Брэкстона, а Бриа печально качает головой:
– Люк практически неразлучен с Эбби Уайтли. Такие вот странные у нас дела.
– И в самом деле, – встревает в разговор еще один мальчик. – Церковь основательно промыла ему мозги.
И опять много голосов звучат одновременно. Раньше я тоже так разговаривал, но долгое время слышал всего один голос и теперь не понимаю, как это возможно – следить сразу за всеми репликами.