Эти перемены хорошо известны, и мы лишь кратко о них напомним. 3 июля 1941 года в первом после нападения на СССР фашистской Германии публичном выступлении вождя по радио прозвучало необычное для коммунистического лидера обращение «братья и сестры». В ноябре 1941 года Сталин с мавзолея призвал советских людей вдохновляться не только личностью Ленина, но и «мужественным образом наших великих предков» (терминология как в нынешней российской Конституции); в 1943‐м воинствующий атеист восстановил Московскую патриархию и для участия в избрании патриарха из лагерей освободили многих иерархов церкви. В мае 1945‐го Сталин произнес знаменитый тост «Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Довольно скоро диктатор показал, чего в действительности стоит его показное русофильство, инициировав в 1949 году «Ленинградское дело» всего лишь за идею ленинградских партийцев создать в РСФСР такие же республиканские органы ВКП(б), какие уже были в других республиках.
В годы войны сугубо популистское возвеличивание «государствообразующего народа» (этот термин сегодня появился в российской Конституции) было воспринято партийной номенклатурой как сигнал для очередной этнической чистки кадров. 17 августа 1942 года начальник Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б) Г. Ф. Александров направил записку в секретариат ЦК, в которой критиковал «еврейское преобладание» в некоторых учреждениях культуры, требовал провести «обширную чистку». Он писал:
В течение ряда лет во всех отраслях искусства извращалась национальная политика партии. В управлениях Комитета по делам искусств и во главе многих учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи). <…> Не случайно, что в консерваториях учащимся не прививается любовь к русской музыке, русской народной песне и большинство наших известных музыкантов и вокалистов (Ойстрах, Э. Гилельс, Флиэр, Л. Гилельс, Гинзбург, Фихтенгольц, Пантофель-Нечецкая) имеют в своем репертуаре главным образом произведения западноевропейских композиторов[308].
Александров предлагал «разработать мероприятия по подготовке и выдвижению русских кадров» и «провести уже сейчас частичное обновление руководящих кадров в ряде учреждений искусства»[309]. Правда, Гилельса с Ойстрахом и прочих упомянутых начальником Агитпропа музыкантов так и не удалось заменить, но кадры руководителей творческих организаций основательно почистили, несмотря на военное время. Но не только их. Секретарь ЦК партии по организационным и кадровым вопросам Г. Маленков осенью 1944 года направил партийным организациям страны директивное письмо, которое тогда в партийных кругах называли «маленковским циркуляром». В нем перечислялись должности, на которые назначение людей еврейской национальности было нежелательным[310]. Одновременно вводились ограничения и на прием евреев в вузы[311].
Впрочем, в годы войны антисемитизм служил лишь одним из многих инструментов в политике могущественного политического комбинатора. Это было секретное оружие (для «служебного пользования» партийных кадровиков и специальных служб), тогда как публично и демонстративно провозглашалась ведущая роль Страны Советов в поддержке евреев, подвергавшихся геноциду со стороны нацистов. Это пропагандистское направление использовалось для укрепления коалиции СССР со своими западными союзниками.
В июне 1941‐го М. Литвинова возвращают в Наркомат иностранных дел СССР в качестве заместителя наркома и одновременно посла в США. В обязанность ему вменяют дипломатическое обеспечение налаживания взаимоотношений с союзниками. Сталин и на этом направлении радикально меняет свою риторику — он перестает использовать слово «демократия» в сугубо презрительной коннотации («демократия эксплуататоров») и подчеркивает необходимость сотрудничества с демократическими государствами Запада. В обращении 3 июля 1941 года Сталин говорит: «Война Советского Союза за свободу нашего отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы»[312]. Готовность советского руководства опереться на всемирную еврейскую солидарность вступала в противоречие с фундаментальной догмой «великого учителя» о том, что евреи не являются единой этнонацией — единой этнической общностью, и у них отсутствует этническая солидарность. В своей главной теоретической работе «Марксизм и национальный вопрос» Сталин, споря с известным австрийским теоретиком нации Отто Бауэром, писал:
Бауэр говорит об евреях, как о нации, хотя и «вовсе не имеют они общего языка», но о какой общности судьбы и национальной связности может быть речь, например, у грузинских, дагестанских, русских и американских евреев, совершенно оторванных друг от друга, живущих на разных территориях и говорящих на разных языках?[313]
Но обстоятельства потребовали от вождя отступления от этого тезиса, и он легко отступил, как и во многих других случаях.
24 августа 1941 года в Москве был проведен митинг видных представителей советского еврейства, который транслировался по радио. Деятели науки и культуры обратились к «братьям-евреям во всем мире» с призывом поддержать Советский Союз в борьбе с фашизмом. Это послание было услышано, на него откликнулись видные представители еврейских организаций Америки, Великобритании и Палестины. Летом 1941 года было принято решение создать Еврейский антифашистский комитет (ЕАК) под эгидой Совинформбюро, один из руководителей которого, С. Лозовский, курировал ЕАК. С сентября 1941‐го его председателем и публичным лицом стал Михоэлс.
Комитет был создан для оказания информационного воздействия на общественное мнение западных стран в целях политической и материальной поддержки СССР в войне с Германией. В феврале 1943 года было организовано пропагандистское турне представителей ЕАК — Михоэлса и Фефера по США, Мексике, Канаде и Великобритании. Их восторженно встретили в этих странах, и эта поездка, помимо идеологических дивидендов, позволила собрать 32,8 миллиона долларов на нужды фронта.
Время Великой Отечественной войны стало еще одним периодом высокой активизации и социальной мобильности советских евреев, разумеется, той их части, которая не оказалась на оккупированной территории и в лагерях смерти. «Маленковский циркуляр» и другие секретные распоряжения партийной власти работали, очищали от евреев кадры дипломатического корпуса и спецслужб (кроме внешней разведки), но в военное время почти не затронули армию и оборонку. Наркомом боеприпасов был еврей Ванников, наркомом танковой промышленности — еврей Зальцман. Евреи были директорами крупнейших военных заводов, главными конструкторами в производстве новых вооружений — самолетов, танков, реактивных минометов, занимали ведущие позиции в «атомном проекте». На фронте представительство евреев в действующей армии было существенно выше их доли в населении страны — 501 тысяча военнослужащих примерно на 3 миллиона человек (имеются данные только по переписи 1939 года, без учета множества изменений, которые произошли к 1941‐му). В годы войны десятки евреев-офицеров стали генералами. К 1945 году в Советской армии на 501 тысячу военнослужащих еврейской национальности насчитывалось 305 евреев в звании генералов и адмиралов[314]. Для сравнения отмечу, что в армии США на 556 тысяч солдат-евреев приходилось 23 генерала и адмирала этой же национальности[315].
После окончания войны ситуация в Советской армии стала быстро меняться. Вот один из примеров. Генерал-лейтенант Арон Карпоносов с 1942 по 1946 год занимал должность заместителя начальника Генерального штаба, и его коллега, генерал Штеменко, так о нем писал:
Это был настоящий генштабист — умный, очень трудолюбивый и исполнительный, вежливый, но твердый.<…> Но вот Верховный его очень не любил. Мы не раз с А. И. Антоновым слышали от Сталина нелестные отзывы о Карпоносове, хотя ему было известно, что дело свое тот ведет безукоризненно[316].
Во время войны Сталин не любя терпел генерала Карпоносова, но сразу после окончания военных действий на Дальнем Востоке приказал убрать его не только из Генштаба, но и из Москвы — перевести в Поволжский округ. В угоду политической целесообразности Сталин умел сдерживать свои негативные эмоции, однако, когда обстоятельства позволяли, он с удовольствием удовлетворял свои прихоти. Вот и от Еврейского антифашистского комитета, изначально чуждого ему, и от его председателя С. Михоэлса диктатор с удовольствием избавился после войны как от отработанного материала. Михоэлса в 1948 году устранили с помощью секретной операции, представив убийство как бытовой инцидент — наезд неизвестной «тяжелой грузовой автомашины» (ныне информация об этой операции МГБ доступна всем), а ЕАК ликвидировали в 1949 году демонстративно, показательно.
Великая Отечественная война закончилась, и почти сразу началась холодная война — вчерашние союзники быстро превратились во врагов. В таких условиях еврейские организации стали не просто ненужными, но и приобрели статус «пособников врага». 1946–1952 годы стали временем наиболее полного проявления в СССР политики государственного антисемитизма — дискриминации евреев в различных сферах жизни, репрессий против еврейских организаций и людей, являвшихся культурными символами советского еврея, а также формирование в массовом сознании негативного образа евреев как коллективного врага народа для запугивания им населения страны. Вместе с тем и в новых условиях политика государственного антисемитизма развивалась весьма своеобразно, то нарастая, то затухая. Она продвигалась какими-то зигзагами, галсами, подобно паруснику, приспосабливающемуся к перемене ветра.