[2], а из числа работ последних десятилетий — Ф. Лоримера «Культура и рождаемость. Исследование отношений культурных условий и рождаемости в непромышленных и переходных обществах»[3] и Мони Нага «Факторы, влияющие на рождаемость в непромышленных обществах: Сравнительно-культурное исследование»[4].
Демографическая история (включая и процесс естественного воспроизводства населения) раннеклассовых формаций, частично уже обеспеченных и статистическими данными в связи с начавшимся массовым учетом населения, в целом освещена несколько лучше, хотя обобщающих работ и по этим эпохам не так много. Чаще всего такие обобщения делаются в трудах, посвященных демографической истории крупных регионов — например, в работе Б.Ц. Урланиса «Рост населения в Европе»[5], или всего мира — например, в работе французских ученых М. Рейнара и А. Арманго «Общая история населения мира»[6]. Из числа монографий, посвященных специально этим эпохам, можно отметить работу Д. Рассела «Древнее и средневековое население»[7].
Время происхождения человекообразных существ, от которых можно вести генезис современного человека, по последним данным, измеряется уже несколькими миллионами лет, однако о большинстве этапов предыстории человеческого общества приходится лишь гадать. Не вполне выяснены все основные звенья биологической эволюции этих человекообразных существ; по существу достаточно четкое представление имеется лишь о физическом облике неандертальцев, относящихся к последним этапам этой предыстории, но об особенностях их естественного воспроизводства или, проще говоря, размножения также известно мало. Есть основания предполагать, что репродуктивные параметры неандертальцев, прежде всего, — возраст наступления половой зрелости, длительность беременности и т. п., были близки кроманьонским, а, следовательно, и параметрам современных людей; судя по костным остаткам, полагают также, что средняя продолжительность жизни неандертальцев составляла около 20 лет. Процесс размножения управлялся биологическими инстинктами, которые, возможно, со временем стали все более корректироваться какими-то элементами социальных установок; считают, в частности, что растущее и как-то осознаваемое чувство коллективизма уже на этой стадии должно было привести к взаимной терпимости взрослых самцов, отразившейся в системе неупорядоченных половых отношений или промискуитета. Можно предполагать, однако, что в первобытном стаде неандертальцев преобладали, хотя и в ослабленной форме, так называемые гаремные семьи (несколько самок с детьми при одном сильном самце), типичные для большинства современных обезьян — павианов, шимпанзе, горилл и др.[8] Такие семьи, исключившие из полового общения молодых самцов, несомненно, нарушали стадный коллективизм. Возможно, что именно это обстоятельство сыграло немаловажную роль в том, что неандертальцы были вытеснены физически менее сильными, но социально более сплоченными кроманьонцами.
Численность кроманьонцев, давших начало виду Homo sapiens, в начальный период их появления (около 50 тыс. лет назад) установить трудно. Можно предположить, однако, что она измерялась несколькими тысячами, так как меньшая численность вряд ли могла обеспечить нормальный ход процесса естественного отбора и генетического закрепления черт «человека разумного». В последующие тысячелетия люди постепенно расселялись из области своего формирования (находящейся, вероятно, на Ближнем Востоке) в другие пригодные для жизни регионы земного шара; считают, что примерно 30–35 тыс. лет назад люди, заселив Северо-Восточную Азию, проникли через Берингов пролив в Северную Америку и двинулись на юг, распространяясь по огромным просторам этого континента, а 20–25 тыс. лет назад — через Юго-Восточную Азию и острова Малайского архипелага начали заселение Австралии, а позже — и Океании.
Численность первобытных людей росла крайне медленно. Полагают, что к началу мезолита, т. е. около 15 тыс. лет назад, первобытные люди, расселившиеся по всем обитаемым ныне материкам, насчитывали лишь несколько миллионов человек, а к началу неолита (7 тыс. лет до н. э.) — около 10 миллионов[9]. Подавляющая масса населения сосредоточивалась в Южной и Восточной Азии, Африке и Южной Европе; огромные пространства северной половины Евразии оставались почти безлюдными. Слабо были заселены и другие континенты: численность жителей Австралии, освоение которой началось сравнительно поздно, в то время, возможно, не превышала нескольких тысяч человек, а население Северной и Южной Америки насчитывало примерно 100–200 тыс. человек.
По вопросу об основных особенностях процесса воспроизводства населения в первобытную эпоху в советской научной литературе имеются две довольно сильно различающиеся концепции. По одной из них, сформулированной М.С. Авербухом, как «закон народонаселения первобытнообщинного строя», воспроизводство населения в ту эпоху характеризовалось, якобы, низкой и даже «весьма низкой» рождаемостью и высокой смертностью; первое объясняется, в частности, «притуплением полового чувства» и «практикой искусственного предупреждения и прекращения беременности», второе — практикой убийства всех детей «сверх известной нормы» (в гавайских семьях, например, убивали, якобы, всех детей, если их было более 2–3), а также высокой детской смертностью из-за «отсутствия надлежащего ухода» и «недостаточного питания»[10].
Очень близка к этому и концепция, не так давно предложенная демографом А.Г. Вишневским. В основе ее лежит идея демографического равновесия или «демографического гомеостаза», поддерживаемого отчасти какими-то биологическими факторами, но главным образом особым «механизмом», который «через посредство культурных норм, содержащих в себе необходимую информацию об условиях размножения людей и взаимодействия человеческих коллективов со средой, диктует такое поведение каждого индивидуума, которое (в среднем и на протяжении достаточно длительных отрезков времени) обеспечивает поддержание объективно необходимого равновесия»[11]. Архетип воспроизводства населения в первобытную эпоху характеризовался, по А.Г. Вишневскому, таким механизмом поддержания демографического равновесия, который был направлен на повышение смертности, прежде всего, путем распространения детоубийств (в качестве основного примера такого поведения приводятся бушмены), а также абортов и различных половых табу. «Социально-культурный механизм, — пишет он, — приводил численность населения в соответствие с границами, которые предписывала природа, — таков главный отличительный признак того типа воспроизводства населения, который пришел непосредственно на смену размножению животных»[12]. Забегая несколько вперед, отметим, что сущность первой, по терминологии А.Г. Вишневского, «демографической революции», сводится к тому, что в период неолита, с развитием хозяйства общество утрачивает потребность в детоубийствах. «В новых условиях женщина может уже не убивать каждого второго из родившихся у нее детей, но может и убивать (!?), повинуясь древнему обычаю»[13].
В нашу задачу не входят подробный критический анализ идеи «демографического гомеостаза», каким-то образом перерастающего в «демографическую революцию», и других методологических погрешностей работы А.Г. Вишневского, а также напрашивающееся сопоставление его высказываний с некоторыми положениями Т. Мальтуса, Г. Спенсера и других, прямо сказать, не лучших западных авторов. Поэтому перейдем сразу же к изложению иной, подтверждаемой фактическим материалом концепции воспроизводства населения в первобытнообщинной формации, останавливаясь по ходу изложения и на приведенных выше высказываниях М.С. Авербуха и А.Г. Вишневского.
По данным палеоантропологии, средняя продолжительность жизни кроманьонцев была примерно такой же, как и неандертальцев, т. е. составляла около 20 лет, а если учесть слабую сохранность младенческих скелетов, то могла быть и еще меньше. При очень медленно возраставшем в численности, почти стабильном населении это соответствует показателю смертности более 50 %, не зарегистрированному демографами нашего столетия ни в одной из стран мира как стойко бытующему. Такому высокому показателю смертности должна была соответствовать не менее высокая рождаемость, в противном случае наши предки должны были вымереть.
Высокая смертность первобытных людей объясняется, прежде всего, тяжелыми условиями их существования. Основу их жизни составляло собирательство съедобных растений, личинок насекомых и т. п., рыбная ловля и охота — способы использования природной среды, характерные и для животного мира, но производившиеся с применением постепенно улучшавшихся орудий и обычно в коллективе. Однако эффективность трудовых усилий первобытных людей была невелика и часто не приносила избыточного продукта. Борьба за удовлетворение элементарных потребностей, главным образом потребностей в пище, заполняла всю жизнь первобытного человека, начиная с самого раннего детства. Наибольший эффект могла дать охота на крупных животных (оленей, диких быков и т. п.), но охотничьи трофеи были нерегулярными; к тому же мясо, особенно в жарком поясе или в теплое время года, не могло долго храниться. Поэтому за удачной охотой обычно следовало кратковременное пиршество, сменявшееся новым длительным периодом полуголодного существования. Очень тяжелой была жизнь людей в областях умеренного и холодного пояса, где зимние голодовки, вероятно, ежегодно уносили многие жизни.